Новый фильм Ренаты Литвиновой «Северный ветер» вышел в прокат в российских кинотеатрах 6 февраля. Подробнее о посвящении Кире Муратовой, референсах и сказочной морфологии картины — в рецензии Анны Стрельчук.
Умереть из-за любви или любить из-за смерти — все одно. Главное — делать и то и другое торжественно и красиво, с бокалом шампанского и неугасающей папироской в руках. Продолжая линию благотворного абсурдизма Киры Муратовой, Литвинова создает свой собственный мир, который, подобно снегу, «как вуаль на лице женщины», преобразует все изъяны и недостатки в таинственно-притягательные особенности и преимущества. Ведь по большому счету сколько ни обвиняй Литвинову в лукизме, «чрезмерно» длинный нос и неконвенциональное тело выступают в «Северном ветре» такими же равноправными элементами киноэстетики, как и все другие. Грань между красотой и уродством, как и добром и злом, здесь становится неразличимой: истлевающие, полузаброшенные интерьеры соседствуют с новейшими платьями Демны Гвасалии, а благие намерения — с адскими действиями. Автор плетет сюжет как погребальное кружево, которое одновременно — и фата умершей невесты. Неслучайно уже не первый раз на экране у нее умирает молодая девушка, незадолго до свадьбы. То же самое происходило в фильме «Последняя сказка Риты» — экранизации и расширении монолога героини Литвиновой из «Увлечений». Призраки никуда не уходят. Они остаются и живут среди нас. Вот и призрак Киры Муратовой проглядывается в каждой новой работе ее главной музы прежде всего в посвящении, но еще и в деталях: в вечном возвращении, которое правит в жизни и создает магию на экране в гротескных диалогах и даже в имени главной героини —Маргарита. Маргарита по фамилии Готье — изначально героиня романа Дюма «Дама с камелиями» и закадровая тех же «Увлечений» — обретает плоть и кровь в «Последней сказке», чтобы умереть и возродиться в «Северном ветре» в качестве одной из главнейших представительниц древнейшего клана, правящего Северными полями. Здесь царит матриархат и вечный Новый год, который продолжается до полного обнищания, «обнуления». Поля гниют, а вместе с ними и зарытые деньги и драгоценности, а часть из них превращается в черную кровь земли и утекают прочь.
Если дебютная картина Литвиновой была целиком посвящена снам, смерти и любви, а во второй речь шла скорее о смертном сне, то в «Северном ветре» реальность — это сон, сон — реальность, а любовь побеждает смерть благодаря лишнему 13-му или 25-му часу, которым чудесным образом обладают представители клана: вечная Алиса (Татьяна Пилецкая), Лотта (Галина Тюнина) и ее дочь Ада (Манана Тотибадзе), Маргарита (Рената Литвинова) и ее сын Бенедикт (Антон Шагин), а также кузен Борис (Максим Суханов). Кстати, образ последнего — оммаж любимому Литвиновой «Зеркалу» Тарковского.
В один из предновогодних вечеров Бенедикт приводит в родительский дом свою невесту Фанни, которую играет дочь Литвиновой Ульяна Добровская. Она, как и сама актриса когда-то (к примеру, в фильме «Небо. Самолет. Девушка»), стюардесса и больше жизни обожает летать. Именно появление и исчезновение этой девушки предрешает судьбу могущественного клана.
Нескончаемая, выматывающая череда торжественных застолий напоминает одновременно о самых сюрреалистических картинах Бунюэля — «Ангел-истребитель» и «Скромное обаяние буржуазии» и, конечно, о празднике жизни Феллини. Сладкая жизнь здесь с горечью жженой бумаги в бокале шампанского, а вместо средиземноморского бриза дует северный ветер.
Ангелом возмездия же выступает не безликая сюрреалистическая сущность, как у Бунюэля, но невеста Бенедикта Фанни. Помимо этого, «Северный ветер» отличает германовская эстетика безобразия и проработка деталей, которую можно сравнить в особенности с последней из его картин «Трудно быть богом». Длинный железный указательный палец, маленькое колечко для сигареты, каретка для крысы, настоящий олень и ручной ворон, Кремль в вековых соснах, ретро-самолет и, конечно, атмосфера торжественного разложения и гниения — все это конституирует сказочный мир Литвиновой, который существует как бы в безвременье, или во всех эпохах сразу, иными словами, замер в нескончаемом 13-м часу на курантах главной башни Северных полей. Мистичность ее работ — в повторах, повторах, повторах (опять же наследство Муратовой и Бунюэля): Литвинова повторяет фразы, темы, жесты и целые линии диалога от фильма к фильму. Не менее шаманским здесь предстает саундтрек Земфиры** , которая не первый раз уже работает с Литвиновой в тандеме. Двухминутная сцена проезда на машине в метели, где звучит песня «Злой человек», состоящая всего из четырех фраз, производит по-настоящему гипнотический эффект.
Москва в фильме предстает в крайне необычном для себя амплуа. Она почти булгаковская, темная, даже трагичная из мифического времени. Еще более мрачной и безжалостной эта же Москва явилась ввиду недавних событий вне какого-либо режиссерского замысла. Однако хочется думать, что мир небинарен — кажется, именно этому учит страшная сказка Ренаты, у которой все же есть неотъемлемые элементы жанра: ожидание и исполнение чуда, преодоление смерти силой любви и зла добром. Даже если и то и другое — абсолютно относительно.
