Это первая роль в кино, которой ты по-настоящему доволен?
Ну да, 100%. Хотя нет, была еще одна короткометражка в рамках серии «Кошмары музыкантов». Вот там я тоже доволен своей работой. И, кстати говоря, у Серебренникова-то я снялся перед этим проектом (просто «Петровы в гриппе» выходят только сейчас), а приобретенные в «Петровых» навыки уже применил в «Кошмарах».
Я случайно увидел по ТВ-3 старый фильм, где ты играешь...
«Веселые ребята»?
Да. У тебя роль молодого артиста, который со своими друзьями пытается прославиться.
«Веселые ребята» — это такая реинкарнация советского культового кино, которую не получилось сделать культовой. Парам-пам-пам! Все, что я могу сказать.
А сейчас ты играешь писателя, который тоже хочет прославиться.
Мне кажется, все хотят прославиться, какого героя ни возьми.
Как тебе Кирилл объяснял творческую задачу?
Он выпустил меня на площадку и сказал: «Живи! Давай, пробуем, делаем что-то, решаем!» Мы начинаем двигаться, сами в себя вдавливать какие-то мизансцены, а потом Кирилл останавливает и говорит: «Нет! Так он себя не поведет: твой герой А, B и C. У него вот такой нарратив, такой контекст довлеет над всем со стороны, плюс у твоего собеседника ты — вот такой и такой. Давай вот с этим еще раз попробуем». Пробуешь, эти решения уже более понятны, менее чужды твоему герою. То есть Кирилл отталкивался изначально от меня и давал мне свободу, а потом подсказывал, основываясь на нарративе и контексте. В чем прикол настоящих режиссеров? В том, что они сразу же видят глубину, подтексты и многослойность героя, которая выстраивает четкую линию поведения и даже твои мимические черты, повадки, сутулость, уверенность в себе или неуверенность.
Ты сопоставлял этого героя со своим опытом? У тебя был болезненный опыт непризнания?
Конечно, был. Начало моей сольной карьеры — сплошной опыт непризнания. До Запорожья, куда мы приехали выступать, у меня было желание заканчивать с карьерой, потому что никто не приходил. А если и приходили, то скорее просто потому, что привыкли проводить время в клубе в пятницу вечером. А тут мы выступаем — и никакого интереса к нам не проявлялось. В Запорожье же у нас случился первый аншлаг.
Если говорить про другие аспекты, то было непризнание меня как актера — причем мной лично и вообще людьми. Моя поклонница Стефания — она работает со Звягинцевым — говорила мне: «Вань, я смотрела кино твое, не надо тебе сниматься, не надо. Ты артист, хорошо поешь. Вот музыка — это твое». Переживала, наверное, за мою репутацию. Я тоже переживал. Представь: сам на себе поставил крест. Хотя в институте у меня неплохо получалось! Пользуясь случаем, передаю привет Владимиру Давидовичу — моему мастеру, наставнику и, можно сказать, отцу меня как артиста. Он был нашим мастером по телережиссуре, журналистике, актерскому мастерству.
Получается, у тебя есть артистическая квалификация.
Три курса Карпенко-Карого. Я давно этим не занимался, хотя получалось даже в театрах играть. Кстати, Серебренников меня просил «выключать Карпенко-Карого». Видимо, это все слишком гротескно и форсированно.
Он по Станиславскому тебя учил?
Да, а когда Станиславский наслаивается на актерскую эмоцию, получается еще гипертрофированнее.
Знаешь, Серебренников «выключил» целый огромный театр со Станиславским. Был академический театр имени Гоголя — и в какой-то момент Кирилла Серебренникова назначили новым руководителем. Придумали «Гоголь-центр», а всех прежних артистов из театра попросили. Те написали огромное обращение: мол, взяли непрофессионального режиссера без высшего образования, который не признает систему Станиславского, смеется над ней и отвергает ее. Это была главная претензия. Помимо того, что он уволил их.
Вау, я не знал об этом! Прикольно. На те заявления не обратили внимания?
Нет, на них положили болт.
Класс. Ну это, знаешь, произошла такая революция…
Театральная революция. «Гоголь-центр» и сейчас существует, хотя и без Кирилла, но подчиняясь его творческим принципам. Ты книжку прочел уже?
Не.
А собираешься?
Наверное, да. Знаешь, последней мотивацией у меня было видео, где говорилось, что яркий представитель метамодернизма в кино и литературе — это «Петровы в гриппе» и Сальников.
А яркий представитель метамодерна в музыке — это Иван Дорн.
В том числе. Антоха МС — тоже. Да сейчас их много на самом деле.
Ты один из первопроходцев.
Наверное. Мне приятно с этим ассоциироваться. Ценности, которые разделяет метамодерн во всех сферах культуры и искусства, я точно несу.
Ты можешь сформулировать их тезисно?
Искренность. Отсутствие «правильного» и «неправильного». Фундамент и стержень моей осмысленности зависит от глубинных пониманий самого себя и этого мироздания. Плюс это бесконечная коллаборация, интеграция в мою музыку всякого разного — может быть, даже мне не до конца понятного.
У тебя готовится альбом?
Еще не дописали, сейчас будет. Мы сняли дом… Ну как сняли? Взяли у друга. Игорь Мазепа, спасибо тебе за дом, который ты дал мне бесплатно. В октябре опять едем туда, и, надеюсь, этого месяца, где спрятан мой день рождения, будет достаточно, чтобы закончить альбом. Он, к сожалению, не выйдет в этом году, как мы хотели, — в том числе тут и наш провал по планированию.
Сейчас принято быстро выпускать альбомы.
Да, я понимаю: это очень важная часть заработка. Сейчас налаживается пропорция стриминговых выплат артистам, и поэтому все стараются активно писать музыку, релизить ее и получать за это деньги. Но с такой активностью настолько размывается все инфопространство… Вообще, и количество, и плотность музыки так растет, что можно даже большому артисту выпустить альбом и потеряться.
У тебя есть невроз на эту тему?
С одной стороны, да, с другой — нет. Я чувствую, что у нас есть достаточно большая инерция за счет того, кем я уже являюсь.
Заодно у тебя есть вторая специальность: ты играешь мертвых писателей.
Если что, в кино могу отработать. Клипы снять могу, диджей… В крайнем случае буду вести корпоративы. Это все способы, как я могу заработать деньги. Варианты моего реального кайфа, кстати, еще не названы: режиссура! Я давно захотел режиссировать, думал об этом, подсматривая за мэтрами: «Ну а что? В принципе, и я могу».
Ты же сам свои клипы режиссировал?
Какие-то — да, но не все.
Бывают фильмы, которые на самом деле большие клипы.
Ну вот у меня «Номер 23» — это мини-короткометражка.
Сейчас артист должен и визуально свой образ всем преподносить, и быть певцом, исполнителем на сцене, концептуалистом…
…стратегом, сммщиком, маркетологом. Безусловно, артист должен понимать, кто он и что он. Знаешь почему? Потому что это эпоха личности, а личности — они такие, знают, чего хотят. Если они слабые, безынициативные, могут взять и напороть, то здесь, конечно, поможет команда. Но в целом личности знают, чего хотят: какая стратегия, что за чем идет, какой будет фокус-трек, когда это нужно выпускать, с кем лучше зафитовать. Причем делается все настолько органически — время сейчас такое.
Сегодня людям мало просто иметь «качественный саунд», про который все верещали в нулевые. Сейчас у всех «качественный саунд».
Раньше было слово «фирма», сейчас что ни возьми — «фирма». Есть уже толерантность к любому звучанию. Даже слово «качество» исчезает. Скорее «интересно/неинтересно». Дошли до самого примитивного.
До сути дошли. Ты артистов «Мастерской» плотно опекаешь?
Опекаю мировоззренчески, музыкально, если таковое требуется: сейчас я все чаще просто пролетаю со своими советами, как фанера над Парижем. Говорю: «Ребят, вы как хотите — принимайте совет или нет». В ответ: «Спасибо, мы тебя услышали. Мы хотим оставить так, как есть». Ок, выпускаем так, как есть.
«Крем Сода» говорили, что они нашли в твоей «Мастерской» отдушину — тогда больше не было лейбла для сколько-нибудь свежей нестандартной поп-музыки.
Вау! Круто, здорово! Они так отрываются, спасибо им огромное. Мы тоже нашли отдушину в «Крем Соде», когда они к нам пришли. Кстати, я и им советовал что-то менять, а они отказывались. Единственное, что приняли, — фокус-трек. Взяли другой, и это сработало, а остальное не поменяли, и это также сработало. То есть мои советы — тоже как бы не всегда попадание, и я это признаю.
Еще они сказали, что их цель, помимо того, чтобы увековечиться в истории мировой поп-музыки, — это чтобы спустя десятилетия их артисты все делали сами. А «Крем Сода» только по пополнению своего счета понимали бы, что происходит с лейблом.
Это идеальная картина, конечно. Мы к этому тоже стремимся, набирая артистов, которые как минимум уже знают, что хотят. По сути, они приходят к нам уже с какой-то проделанной работой маркетолога — это снижает наш груз дел. Но таких мало. В основном приходят и говорят: «Так, мы хотим вот столько денег, давайте нам сразу директора, вашу команду, мы хотим вот такие цифры». В принципе, было бы круто, если бы мы могли сразу все это предоставить. Но тогда мы были бы мэйджор-лейблом, а «Мастерская» — бутиковый. Не знаю, обречена ли она навсегда остаться таким лейблом, однако среди бутиковых тоже можно выйти в культовость.
У нас есть два варианта: либо быть поглощенными мэйджор-лейблом, но в качестве культового бутикового лейбла, либо же стать мэйджор-лейблом и работать уже немножко по другим принципам, но сохраняя главные критерии нашего поиска артистов. Интересно, насколько это будет возможно. Мне кажется, что вполне, ведь мир сейчас меняется в сторону искренности, самобытности, новаторства, свежести (хотя на самом деле это все тоже относительно: сейчас ты свежий, потом — нет), но когда тебе есть что искренне сказать, как-то ярко, особенно, самобытно, неординарно, — это все про нас. По этим критериям мы как раз и ищем артистов.
Есть такая теория, что все, в том числе культура, развивается циклически. Исходя из этого можно предположить, что — тыдыщ! — и лет через девять опять станет модной стандартизированная попса и понты.
Да-да-да. Я записал сейчас попсовый трек. Ну то есть мы «поиграли в эстраду», в такую шлягерность. Я написал вместе с Константином песню про мозоль, зачатки этого трека можно услышать в подкасте у Сережи Мезенцева, я там напеваю его на диктофон. У нас получился, не побоюсь этого слова, шлягер. Как будто по мне проехались Меладзе и Крутой — через призму меня, естественно. Такая поп-история того времени, но только сейчас. Поэтому я ни в коем случае не буду зарекаться по поводу того, что все действительно поменяется и у нас тоже. Никогда не говори «никогда».
Это тоже метамодернизм?
Это тоже метамодернизм: ничего постоянного, мир пластичен. Сейчас нужно быть пластичным, и это тоже важно понимать. Не потому, что хочу успеть за миром, а скорее потому, что я внутри этого мира вот такой пластичный. Мне хочется и так и сяк, и по-другому еще как-нибудь — слышно по моей музыкальной разножанровости. Это же и есть моя личность! Сегодня я говорю: у нас принципиально андеграунд и ничего больше, никакого намека на панч, никакого намека на хук. А потом: «Так, ребят, нам все-таки хочется быть финансово самодостаточными. Давайте и на хуковость обращать внимание, и на то, чтобы это было сочетание чего-то андеграундного и чего-то массового».
Это работает и дает тебе и твоим коллегам уверенность в завтрашнем дне?
Финансы точно дают уверенность. Но скорее ее дает понимание того, что это работает.
Понимание своей актуальности?
Актуальности и того, что миссия, которую ты выполняешь, нужна кому-то. А то, бывает, придумаешь себе какую-то миссию, а это никому не надо.
Как твоему герою в фильме «Петровы в гриппе»?
Там по большому счету никому — и ему самому, может быть, — это не надо. Легко понять, что миссия необходима: сразу же приходит фидбэк. Когда он есть, когда это резонирует — вот что самое главное и точно дает уверенность в завтрашнем дне.
