Когда речь заходит о поэзии, в лучшем случае мы вспоминаем о концептуализме в лице Дмитрия Александровича Пригова или метареализме, сведенного к Александру Еременко, Ивану Жданову и Алексею Парщикову; в худшем — наш культурный горизонт ограничен Иосифом Бродским, а то и вовсе не простирается дальше так называемого «серебряного века русской поэзии». Тем не менее на этом поэзия в России не только не заканчивается, а активно развивается, предлагая новые способы разговора о проблемных зонах человеческого опыта.
Согласно французскому философу Мишелю Фуко, любые речевые практики стремятся преобразить дискурсивность, или совокупность (формальных или смысловых) механизмов и способов формулирования речевых суждений (Фуко М. Что такое автор? // Современная литературная теория. Антология / Сост. И. В. Кабанова. — М., 2004. — С. 69–91. — Прим. SRSLY). Происходит это через трансформацию языковых шаблонов, которые навязывают не только определенные значения, но и отношения к тем или иным элементам в рамках актуальных сценариев (Здесь сценарий продуктивно рассматривать как словесную модель человеческого опыта, которая конструирует проблемную ситуацию и предлагает варианты ее разрешения. — Прим. SRSLY).
Поэтическое высказывание — не бытовой разговор, направленный на преодоление насущных проблем окружающей действительности, но текст, затрагивающий онтологические проблемы сферы значений и ценностных ориентиров. По выражению Мартина Хайдеггера, поэтический текст явление не просто «невиннейшее», но и «опаснейшее» (Хайдеггер М. Гельдерлин и сущность поэзии // Логос. Философско-литературный журнал. 1991. № 1. С. 37–47. — Прим. SRSLY); не исключительно инструмент рефлексии, но и инструмент трансформации Другого, направленный на него и предлагающий «новую реальность».
Дмитрий Кузьмин, поэт, литературный критик и редактор поэтического журнала «Воздух», считает, что русскоязычное поэтическое пространство приближается «к новому поколенческому слому». Несмотря на кажущуюся близость, мы не можем в точности определить природу грядущих изменений. Тем не менее «дебютанты» самого последнего времени пока вроде бы распадаются без остатка на две группы: одни прыгают в последний вагон уходящего «транслитовского» поколения, другие (из уже заявивших о себе — участники проектов «За стеной» и «Флаги») пытаются опереться на метафизическую и мифотворческую традицию, которая двум последним поколениям виделась «боковой и иссякающей» (из личной переписки с Дмитрием Кузьминым. — Прим. SRSLY).
Помимо консолидации вокруг журналов, важную роль выполняют культурные площадки («Порядок слов» и ДК «Розы» в Санкт-Петербурге; Центр Андрея Вознесенского в Москве) и онлайн-платформы (VK-паблики: «Актуальная поэзия в мемах», «Маргиналии»; платформы «Ф-Письмо», «Новая карта русской литературы», «Полутона»). Значимым мероприятием остается Премия им. Аркадия Драгомощенко, которая фокусируется на поэтических практиках, затрагивающих проблемы языка, гендера, сексуальности, постколониальную повестку.
Кажущееся распадение автор_ок на два крыла действительно позволяет говорить о двух аспектах поэтического письма, у которых, тем не менее, немало общего. Чувство непрекращающейся утраты, несводимость опыта к кажущимся когда-то стабильными основаниям приводят к поиску новой материальности, способной устоять перед «спадом текстур» (из стихотворения Яна Любимова «Взрыв тела находит себе подходящую импровизацию», опубликованного на «Новой карте русской литературы». — Прим. SRSLY).
Любовь Баркова
Родилась в 2000 году в Москве, где и проживает. Учится в НИУ ВШЭ, факультет гуманитарных наук, образовательная программа «Фундаментальная и компьютерная лингвистика». Публиковалась на платформе «Новая карта русской литературы».
Я учусь на лингвиста и в будущем хочу заниматься наукой. Поэзия для меня — основное увлечение: я каждый день хотя бы час читаю новые стихи авторов, за которыми слежу. Сама я пишу редко, раз в несколько месяцев. Чаще всего, когда я пишу, «инициатива» исходит от самого стихотворения: сначала образ или строчки приходят сами, и я просто записываю и параллельно пытаюсь понять, какие концепты и чувства у меня выстраиваются. Мне интересно работать с переживаниями, которые воспринимаются как слишком привычные или даже дискредитированные.
Например, где-то год назад я решила написать стихотворение о Почетном карауле у Вечного огня, но при этом так, чтобы оно учитывало критику милитаризма как идеологии и благодаря этой критике возвращало Почетному караулу образ персонифицированной скорби о прошлом.
Большинство своих стихов я выкладываю в соцсетях ( фейсбуке* и diary.ru) — это возможность посмотреть на то, как каждый мой текст выглядят со стороны: я вижу, кому именно мой текст оказался интересен. А публикация подборки стихотворений в журнале или на сайте для меня скорее способ подвести небольшой итог и посмотреть, какой сюжет можно построить из нескольких моих текстов.
Мне интересны совершенно разные стратегии письма. Это и экспериментальная поэзия, которая стремится выйти за тот способ восприятия мира, который «прописан» в языке, с помощью самого языка. Таким способам письма посвящен, например, портал «Греза», так пишет Ника Скандиака. Это и документальная поэзия, где поэт минимально изменяет чужую речь (например, Лида Юсупова берет тексты реальных приговоров и располагает их на странице как верлибры). Это и более традиционный способ взаимодействия человека и языка, когда стихотворение появляется через их сотворчество. На этой основе могут строиться очень разные поэтики: например, Михаил Гронас как будто фиксирует бормотание, зарождающееся помимо воли поэта, но через это бормотание проступает постоянная гибель мира. Или Елена Милайлик, у которой из соединения образов и сюжетов всей мировой культуры появляется надежда на жизнь вопреки и хаосу мира, и человеческой неосторожности.
Мне сложно представить, какое стихотворение я бы назвала идеальным. Стихотворение может показать мне новый способ восприятия мира, а может дать точные слова для уже знакомого чувства. Для меня важно одно: чтобы читатель после столкновения со стихотворением хоть немного, но изменился.
Подборку стихотворений Любови Барковой можно найти на портале «Новая карта русской литературы».
Родился в 1998 году в Челябинске, работал в театре, с 2017 года — студент Литературного института. Один из основателей и составителей самиздат-журнала «За Стеной». Публиковался на порталах «Новая карта русской литературы», «Полутона», в журнале «Плавучий мост».
Хорошее стихотворение стоит одной ногой в опасности; хорошее стихотворение — как замершая рука, занесенная для удара; хорошее стихотворение больше тех слов, которыми написано (их совокупности и каждого в отдельности). Но это, в конечном счете, ничего не значит, потому что хорошее стихотворение — это все что угодно, происходящее «не почему-то». Я не знаю, что такое «идеальный поэтический текст», но по собственному опыту знаю, что плохое стихотворение, как правило, всегда длинно́, скучно́ и безответственно. А хорошие стихи помогает писать только презрительное отвращение к себе и вещам вокруг; все, что проходит сквозь отвращение неизменным, — не безнадежно.
Среди поэтов и текстов, на меня повлиявших, могу выделить Алексея Парщикова, Андрея Таврова; царей и ангелов Рильке, прикладную эсхатологию «Слизней Гарроты» Марианны Гейде. Бориса Пастернака. Бориса Поплавского — каждая строка его романов освобождает меня. Стихотворения моих друзей — Владимира Кошелева, например. Но с тем же успехом я мог бы упомянуть втрое больше имен или не упоминать ни одного. Не представляю, кому, кроме пары близких людей, вообще интересно, что я там такого читаю и что там такое интересное на меня повлияло. Но я думаю, что каждый, кто вдруг натыкался в какой-нибудь книжке на странные слова, заставляющие вскочить со стула, знает, что такое «значимый автор», и понимает меня; а конкретные имена, в таком случае, уже не так существенны.
Подборки стихотворений Михаила Бордуновского можно найти на портале «Новая карта русской литературы» и опубликованную специально для SRSLY на платформе syg.ma.
Влад Гагин
Родился в 1992 году в Уфе, живет в Санкт-Петербурге, окончил филфак СПбГУ. Стихотворения публиковались в журналах «Новое литературное обозрение», L5, «Цирк "Олимп"», «Двоеточие», «Артикуляция», «Сноб» и др. Один из редакторов проекта Stenograme. Входил в лонг- (2016) и шорт-лист (2019) Премии им. Аркадия Драгомощенко. Участник семинара «Красное знание», посвященного забытым, но реактуализируемым авторам, современным гуманитарным теориям и осмыслению положения прекарного поэта и исследователя сегодня.
Я часто думаю о чтении поэтических текстов и самом письме, как о том, что меня (может, непоправимо) изменило. Спекулятивно пытаюсь вообразить свою жизнь без этого опыта. Наверное, есть ряд вопросов, стоявших передо мной достаточно давно, и если даже не получилось на них ответить, то получилось, по крайней мере, их детализировать и одновременно расширить. Тупиковые коридоры мышления превратились в интересные просторные комнаты, по которым можно гулять, иногда заглядывать за угол, отлучаться. Так немного легче.
Возможность выкладывать тексты в фейсбук* содержит в себе как плюсы, так и минусы. Из плюсов — эгалитарность: кто угодно может подключаться к чтению и обсуждению каких угодно практик. У начинающего автора есть все шансы сразу стать видимым для широко понимаемого поэтического сообщества. Из минусов: сравнительная экономика лайков; тревожит также непрозрачный статус поэтического текста, появляющегося между сводками новостей и жалобами пользователей.
Не раз сталкивался с тем, что мои стихи воспринимаются тоже как своего рода заметки о жизни, а это не так или не совсем так. Для меня важна определенная диалектика между выражением себя в стихотворении и использованием повседневного опыта как материала для исследования, разыгрывания различных концептуальных сцен. Впрочем, об этом не стоит слишком сильно переживать, но, наверное, стоит воображать совершенно иные платформы и языки, совершенно иные форматы вещания.
Как сказал мой товарищ поэт Кузьма Коблов, чтобы быть поэтом, нужно просто быть сообразительным человеком и много читать поэзии. Я отношу эту максиму к тому, как следует работать с литературным каноном. С одной стороны, хочется знать, что представляет собой классическая русская поэзия, но это знание нужно только для того, чтобы подорвать традицию изнутри, что-то в ней изменить. Культурная индустрия — это серьезная муштра, заставляющая тебя играть по правилам. Штука в том, чтобы выучить правила, чтобы понимать, в какую сторону двигаться, нарушая их. Поэтому для меня важна двоякая работа с традицией: мне дороги многие признанные авторы, но поиск часто заходит на разного рода границы. Я люблю странную, маргинальную литературу, люблю тех, кто смешивает жанры, смешивает прозу с поэзией, литературу с теорией. Если нужно кого-то выделить, пускай будут Кэти Акер и Антуан Володин. Также на меня сильно повлияли новые философские теории, связанные с так называемым онтологическим поворотом. Они перекодировали меня в отношении того, как можно думать о социальном. Кроме того, мне важна политическая теория, рассматривающая сюжеты альтернативного устройства общества (в основном авторы, придерживающиеся анархистских и либертарно-коммунистических взглядов).
Подборки стихотворений Влада Гагина можно найти на сайте журнала «Сноб» и на сайте «Солонеба».
Дмитрий Герчиков
Родился в 1996 году в Смоленске. Учился в Санкт-Петербурге в РГПУ им. Герцена на математическом факультете, в Литературном институте им. А. М. Горького (семинар поэзии Г. И. Седых). В настоящее время живет в Москве. Публиковался в журнале [«Транслит»], на сетевых ресурсах Sigma, «Полутона». Автор поэтического сборника Make Poetry Great Again. Лонг-лист Премии им. Аркадия Драгомощенко (2016).
Я начал писать стихи в шестнадцать лет. Наверное, толчком послужило тотальное одиночество, в котором я тогда находился. Поэзия — это ведь в первую очередь разговор, притом, с кем ты общаешься, вряд ли удастся когда-нибудь узнать, но можно бесконечно к этому адресату обращаться. Почему я не занимаюсь чем-то более коммерческим или институциализированным, например, совриском? Вряд ли отвечу. Занимаюсь текстом, потому что хочу. Говоря о читательском сознании, о восприятии моего текста, подчеркну, что мне интереснее всего вызвать аффект, а свой текст я воспринимаю как аффективную машину. Секс, травма, смех и т. д. — мы живем в мире аффектов, они виртуализированы, их инструменты запускают механизмы политического и личного, все мы желающие машины, состоящие из других желающих машин. И я бы хотел это вскрыть, создать стихотворение — сенсорный театр.
Из современных авторов мне близки Эдуард Лукоянов, Леонид Шваб, Екатерина Захаркив, Кирилл Медведев, Никита Сунгатов, Лида Юсупова. Мне интересны их практики, работа с дискурсом. Конкретизировать это мне будет сложно, тут нужно говорить о каждом в отдельности. Самое важное, что я считаю нужным сделать с другой поэтикой, — это апроприировать ее, поэтому я стараюсь внимательно все это читать, чтобы потом все украсть.
Подборки стихотворений Дмитрия Герчикова можно найти на платформе журнала «Транслит» и на сайте Премии им. Аркадия Драгомощенко.
Павел Заруцкий
Поэт, переводчик, музыкант и исследователь авангарда. В 2015 году перевел, составил и издал книгу ранних текстов Мины Лой «Футуризм и феминизм». Перевел с греческого языка и подготовил комментированные издания поэмы Андреаса Пагулатоса «Перама» («Свое издательство», 2018) и книги графики Костиса Триандафиллу «Онейродром» («Подписные издания», 2019); также выступил составителем и одним из переводчиков на греческий язык «Антологии молодой русской поэзии» (Афины, изд-во Vakxikon, 2018). Отрывки из его книги визуальных стихотворений «Единица» публиковались в журнале «Носорог».
Мне кажется, я перестал бы писать стихи только в одном случае — если бы за них начали платить деньги. Я пишу каждое стихотворение как последнее. Кто знает, когда я смогу написать еще — через неделю, месяц, год? Как-то я замолчал на три года. Мне казалось, что любой написанный мной текст будет вымученным и фальшивым. То время я проиграл в нескольких группах на бас-гитаре. Ее звук стал для меня речью. Только в самом кошмарном сне я могу представить, что пишу по какому-то внешнему, а не внутреннему требованию.
Я всегда с некоторой завистью относился к тем, для кого поэзия — это непрерывный процесс письма. У меня никогда не получалось быть многословным. Вместо потока поэзии у меня получается создавать автономные, самозамкнутые («самоберегущие», как сказал бы Айги) визуальные стихотворения. Я могу говорить о них как их «архитектор», но в том, что касается интерпретации, я остаюсь для них таким же гостем, как и любой другой их читатель. Отчасти из-за этой дискретности я и не публикую их в фейсбуке* и других соцсетях (исключение — шуточные тексты или те, которые я бы хотел сохранить, но не хотел бы видеть опубликованными в журнале).
Лента соцсети — это бесконечный поток, и даже отдельно взятое стихотворение все равно воспринимается как часть некоей общей деятельности, а его связь с автором (или с профилем автора) невероятно сильна. Скроллинг будто бы превращает этот стремительный поток текстов в нити в руках Урд, Верданди и Скульд, и читатель, захваченный движением, отдает себя в его власть.
От своих текстов я жду обратного. Мне хочется, чтобы хоть на секунду, хоть одной строчкой-пощечиной они смогли бы «выбить» читателя из этого уже, возможно, инерциального движения. Поэтому я и сам кажусь себе аутсайдером в поэтической среде, но меня нисколько не огорчает этот статус. Наоборот, я счастлив видеть все многообразие поэзии. Видеть что-то, что я никогда в жизни не создал бы сам. Может ли вообще искусство развиваться в условиях полного единогласия сообщества? Возможно, именно разногласия могут вести нас вперед, а само сообщество — это в первую очередь пространство, в котором возможен диалог.
Обмен идеями и дискуссия с современными русскоязычными поэтами для меня всегда праздник. Поскольку я занимаюсь визуальной поэзией, которая по своей природе интернациональна, а также перевожу стихи с английского и греческого, сообщество, частью которого, как мне кажется, я являюсь, не ограничивается для меня исключительно русскоязычными авторами. По моему мнению, поэзия еще только вступает в XXI век. И некоторые поэты, такие как Сия Ринне или Василис Аманатидис, нащупывают возможные пути ее метаморфоз. Я своим творчеством скорее просто задаю вопрос: чем может и чем не может быть поэзия XXI века? В конце концов, одним из качеств искусства и является не столько способность предложить ответ, сколько само умение задавать вопросы.
София Камилл
Родилась в 2003 году в Санкт-Петербурге. Жила в Австрии, на Украине, в Швеции, Казахстане, Азербайджане, России. Студентка факультета свободных искусств и наук СПбГУ. Публиковалась в литературных журналах «Контекст», «Носорог» и Ponton (Швеция), на литературных сайтах adebiportal.kz, Sygma, «Артикуляция», «Двоеточие». Пишет стихи и прозу на русском и шведском языках. Занимается художественным переводом. В данный момент работает над переводом книги Карла Йохана де Геера «Исчезающая точка» (2008). С 2018 года живет в Санкт-Петербурге.
Хочу, чтобы текст компенсировал мои недостатки. И чтобы он мог заменить меня, оправдать и исправить. Текст плохой, если я — его оправдываю, а не он меня. Любой текст — попытка адаптации Другого под себя. Читатель в позиции сабмиссив, pöt в позиции доминанты. Идеальный поэтический текст — это этико-психо-социо-ироническо-художественное высказывание. Не чувственнее, чем надо, и с идеей. Чтобы каждый читатель, поглощающий текст, становился под его воздействием идеальным читателем. Определенно, фейсбук* в этой ситуации играет роль фильтра. После публикации у меня есть пространство для рефлексии.
Питаю я свои ресурсы в основном шведской кастальской влагой, начиная с Бельмана и заканчивая Элисом Бюррау. Из промежуточных могу выделить особенно Бруно К. Ойера с его «недосказанным», Иду Линде (и проза и поэзия), ну и, конечно, Гуннара Экелефа, с которым я соседствовала полгода в Сигтуне. Из русских авторов я люблю своих друзей и современников, но не скажу, что я нахожусь под репрессивным влиянием русской поэтической традиции.
Солидарность, выраженная в терпимости, неимоверно важна. Общий взгляд — тоже, но наоборот. Чем радикальнее различия между предпочтениями, тем лучше. Русской поэзии важна полярность. Что же касается поэтических дискуссий, то здесь не используются ни вето, ни голосование, а разногласия, по-видимому, оказываются здесь более продуктивными, чем всеобщее согласие.
В диахронии я себя так должным образом и не контекстуализировала, поэтому, наверное, не удастся контекстуализировать и в синхронии. Среди автор_ок могу выделить Дарью Суховей, Павла Банникова, Ануара Дуйсенбинова, Каната Омара, Ивана Полторацкого, Александра Скидана, Станиславу Могилеву, Андрея Филатова, Павла Заруцкого, Дмитрия Кузьмина и многих других.
Близость появляется с личным знакомством, но эта близость скорее обоснована просто тем, что все — совершенно прекрасные люди. Общность взглядов играет здесь не первостепенную роль — чем радикальнее различия между предпочтениями, тем лучше. Русской поэзии важна полярность.
Подборку стихотворений Софии Камилл можно найти на сайте Премии им. Аркадия Драгомощенко, на сайте литературно-художественного альманаха «Артикуляция»; написанных на шведском языке — на сайте «Двоеточие».
Владимир Кошелев
Родился в 2000 году в Воронеже. По окончании гимназии и художественной школы поступил в Литературный институт им. А. М. Горького (семинар Е. Б. Рейна). Состоит в арт-группировке «За Стеной». Публиковался на портале «Новая карта русской литературы», в журнале «Флаги». Живет в Москве.
Так вышло, что я, студент Литературного института, пишу стихи на русском языке, ничего больше не умею и очень это люблю. Совсем недавно я заходил на довольно-таки известный портал с современной русской поэзией, полистал, выбрал стишок — и стал просто сокращать его. Вырезать куски. Потому что неприлично писать так много и одновременно с этим ничего не писать. Получилось, на мой взгляд, лучше. Вот так обстоят дела: писать долго и длинно — легче, чем коротко и... да просто коротко.
Кроме того, я ушел от надрывной образности. Кричать — естественно, от сердца крик или от ума. Но такой облик говорения мне не подходит. Почему? Потому что крик — это волна, которой надо уметь управлять. Тотальная энергия, с которой я не справлюсь, закроет читателю настоящий вход в стихотворение. Меня же волнуют такие единичные «болевые» точки, как бы известные всем. И все дело в этом «как бы». Цели доказать, что все знают, о чем я говорю, — у меня нет.
На данный момент я вряд ли вписываюсь в какое-то оформленное течение. На презентации нашего с друзьями и коллегами самиздат-журнала «За Стеной» (ноябрь 2019) Миша Бордуновский сказал, что мы опираемся на наследие метареализма. Это была правда, и правдой это останется. Сегодня моих друзей (Юлия Хороших, Васю Савельева, Софью Дубровскую) можно найти на онлайн-страницах другого нашего проекта — «Флаги». Видно, что каждый из нас развивается, кто-то стремительнее, кто-то осторожнее, но у каждого свой свет. Это точно.
Журнал «За Стеной», «Флаги», другие проекты — во всем я стараюсь быть честным человеком, которому не нужно прятать под маской литератора свою покрасневшую от неловкости физиономию или глаза, увидевшие нечто прекрасное.
Подборки стихотворений Владимира Кошелева можно найти на сайте журнала «Флаги» и на портале «Новая карта русской литературы».
Георгий Мартиросян
Вырос в п. Уразово Белгородской области, в двух сотнях метров от российско-украинской границы. Окончил Инженерный юношеский лицей-интернат в Белгороде. В 2015 году поступил в Институт русского языка им. А. С. Пушкина и переехал в Москву. В 2019 году получил диплом бакалавра филологии, вошел в лонг-лист Премии им. Аркадия Драгомощенко. Работает в R.I.M. Communications Agency, в практике отношений с органами власти и регуляторами. Стихи публиковались в журнале «Воздух», в интернет-изданиях «Полутона», «Стенограмма», «Маргиналии», «Новая литературная карта России», WordPress (Resistance Writing / «Письмо Сопротивления»), в газете Айовского университета.
Я начал заниматься поэзией в пятнадцать лет, когда познакомился с Андреем Самохоткиным, узнал о существовании Поля Элюара, Геннадия Айги, Рене Шара, издательстве Kolonna Publications и почувствовал себя тупым. Мне хотелось знать о культуре все и прожить жизнь Тони Дювера, потому что это поэзия и делает — заставляет одновременно быть насильником и сопротивляться насилию. В этом смысле в настоящее время, спустя семь лет, для меня важны практики Джереми Рида, Еганы Джаббаровой и даже Руперта Клерво, переводы которого мы с Екатериной Захаркив и Иваном Курбаковым сейчас готовим к выходу. Я воспитываю в себе храбрость ненасилия, потому что Тони Дювер должен умирать одиноким.
Подборки стихотворений Георгия Мартиросяна можно найти на сайте Премии им. Аркадия Драгомощенко и на портале «Новая карта русской литературы».
Василий Савельев
Родился в 1999 году в селе Ивановское Ставропольского края. Поступил в Литературный институт, был отчислен и поступил вновь — на заочное отделение. Один из организаторов самиздатского журнала «За Стеной». Живет в Москве.
Никаких предпосылок для того, чтобы я начал заниматься поэзией, не было. Я стал читать книжки только в 10-м классе. Примерно в это же время влюбился и написал первые стихи. В большей степени я воспринимал их создание как сеанс психотерапии, но с другой стороны — чувствовал что-то мистическое, сопричастность к классикам или что-то в таком духе. Сложно объяснить. Не помню, как вышло, но к 11-му классу я уделял изучению поэзии и написанию стихов все свободное время и собрался поступать в литинститут.
Для меня идеальный текст (не уверен, что идеальный) — это текст, который написан методом, непонятным для автора; методом, который автору сложно осознать или он не осознаваем в процессе письма. При написании текстов, которые я считаю идеальными, у меня лично возникало ощущение, что я превзошел свои языковые возможности, потому что не понимаю, как его написал.
Это ощущение появляется, когда я нахожусь в кураже, меня переполняют эмоция и речь, которые сложно заключить в форму, но если удается — получается идеальный текст. Кроме того, я считаю, что между автором и читателем всегда огромная пропасть, читатель не имеет никакого отношения к автору, а автор к читателю. У меня есть паблик со стихами, еще я выкладываю стихи в фб, а печать в редактируемые изданиях — это скорее дань традиции.
В разные периоды моей жизни на меня влияли разные авторы, но есть один, который всегда занимает отдельное место, — это Геннадий Айги, его влияние я стал испытывать после первого прочтения и по сей день. Но я на него совсем не похож. Также я ощущаю близость журналу «Воздух». Также я состою в арт-группировке «За Стеной», мы выпускаем журнал, хоть все мы и очень разные.
Подборку стихотворений Василия Савельева можно найти на портале «Новая карта русской литературы».
Ян Любимов
Родился в 1998 году в Еманжелинске. В 2017 году стал участником серии мастер-классов для молодых писателей и поэтов в штате Айова по программе Between The Lines. Стихи публиковались на портале «Мегалит», на сайте «Полутона» и в американском интернет-журнале Academy of the Heart and Mind. Полгода провел в Словакии. Позже прошел обучение в мастерской «Танец» на проекте «Летняя Школа». В 2019 году вместе с «ТЕАТРОМ НА ВЫНОС» принял участие в создании спектакля-променада под названием «Опыт включения». В 2019 году создал сетевой сборник современной поэзии «СРЕЗ». Живет в Челябинске, учится на историко-филологическом факультете ЧелГУ, занимается танцами и театром.
К сожалению (или к счастью?), я не отношу себя к каким-нибудь институциям и, наверное, не занимаюсь исключительно поэтическим. Навык обращения с текстом размывается и находит себя — иногда неожиданно — в записях дневника, сновидений, регистрации каких-то повседневных опытов. Или когда я пишу на прощание понравившейся девушке — когда мне нужно, чтобы мои слова звучали убедительно, были в каком-то плане законченны и отчуждаемы.
Текст — средство для метакогниции и в стандартном, конвенциональном плане я сейчас не пишу — «стихи», «тексты», «что угодно еще». Идеальный поэтический текст (как я думаю) — текст в идеальных для него обстоятельствах; текст, идеальный для обстоятельств, suitable. Именно поэтому так важен контекст и необходимость настройки пространств, в какой-то степени определяющих существования поэтических текстов. В чем сейчас существовать текстам? Я не знаю и пока не совсем чувствую, где им, ими или через них можно помочь.
Подборки стихотворений Яна Любимова можно найти на сайте «Полутона» и на портале «Новая карта русской литературы».
Рамиль Ниязов
Родился в 2001 году в Алматы. Выпускник Открытой литературной школы (семинар поэзии Павла Банникова) 2017–2018. Лонг-лист Премии им. Аркадия Драгомощенко (2019). Студент-бакалавр факультета свободных искусств и наук СПбГУ. Публиковался в сборнике квир-поэзии «Под одной обложкой», журналах TextOnly, «Дактиль», «Незнание», «Лиterraтура» на сайте «Полутона» и в поэтической антологии «Рассаженный огонь». Автор выставочного проекта «Этот город запомнит тебя». Живет в Санкт-Петербурге.
Я не знаю, почему я занимаюсь поэзией. Хочется рассказать историю, но при знакомстве (особенно в питерском контексте) для меня это всегда самое сложное: то ли говорить о том, что я хипстер по алматинским меркам, то ли о родителях в разводе, ненависти к родителям первые восемнадцать лет своей жизни, об отце военном, о Come Together в тринадцать лет и Лермонтове в пятнадцать лет, которые тогда (часто до сих пор) казались божественным откровением, которому я хочу посвятить жизнь. Сейчас кажется, что я бы по-любому с «этим» (то есть с современной поэзией) столкнулся бы, но тогда это совсем не думалось: тогда (по тому, как мы вообще можем нас, старых, воспроизводить) было ощущение мальчика в богом забытом дагестанском селе (аналогия для лучшего понимания ощущения пространства и похожести контекста — это не риторический прием), которому ниспослана благодать в лице хиппи 60-х и панков 70-х. «Исторически» я понимаю, почему я этим занимаюсь, но в каждый происходящий момент времени непонятно ничего. Обычно это что-то вроде ежедневного выбора: писать или не писать.
Когда я говорю о своих любимых поэт_ках и пытаюсь, соответственно, выстраивать генеалогию (возводить кого-то в наставники, но, с другой стороны, наставн_иц у меня только 3: Паша Банников, Маша Вильковиская и Руфь Дженрбекова, а дальше скорее разговор об источниках вдохновения), то я делаю условный междискурсный срез в лице Лермонтова, Сатуновского и Васякиной, но сейчас я бы выделил две башни моих нынешних интересов: «Стихи о первой чеченской кампании» Михаила Сухотина и «Гимн чуме» Александра Сергеевича (да не к ночи будет упомянута). Я не то чтобы занимаюсь «деколониальным письмом», но занимаюсь той частью бессознательного «западной» культуры (уж не знаю, насколько это все неиллюзорно), что скрыта (даже от меня) от нас «хиджабом». Только я еще и это самое «бессознательное», что находится в нем и пытается смотреть на солнце.
Подборки стихотворений Рамиля Ниязова можно найти на портале «Новая карта русской литературы» и на сайте Премии им. Аркадия Драгомощенко.
