«Под облаками» (Rien à foutre)
Бортпроводница лоукостера Кассандра (Адель Экзаркопулос) скитается по миру, сжавшись рядом с напарницей в брюхе самолета. Если она и выходит из своего метрового укрытия, — две сидушки да металлический шкафчик (напротив), в который больно упираются колени — то только чтобы предложить пассажирам чай, кофе, воду, снэки и заодно втюхать парфюмерию (со скидкой!) за 50 евро. Неловкие паузы между рейсами приходится заполнять, скроля Tinder (скучно), встречаясь с мужчинами на one night stand (грустно) и пританцовывая на вечеринках (пусто). Кассандра много пьет, но безучастные головы гидры корпоративного руководства склонны осуждать (дистанционно, отзваниваясь) за человечность, а не пренебрежение этикой. Хорошие продажи — иммунитет от увольнений. Девушка набирает смены сверх плана, чтобы небеспричинно отмахиваться от настойчивых весточек из дома. В аэропорту Кассандра засматривается на стюардесс Emirates и мечтает оказаться среди них — и даже это не амбиция, просто хочется начать все сначала и летать в интересные места.
«Попасть туда трудно», — отговаривает она себя и продолжает плыть по течению. На высоте нет ни прошлого, ни будущего, только облака, белогривые лошадки и небесная матрица. Удушающий фирменный желтый шарфик униформы унифицирует Кассандру. Бортпроводникам платят за улыбки, бесконфликтность и прощальные пожелания «хорошего дня». Приветливость дается героине с трудом — начинает сводить мышцы лица. Цензурный перевод Rien à foutre — «мне плевать», но этот вариант, конечно, не передает и половины эмоциональных красок манифестно-равнодушного I don’t give a fuck. «За облаками» — двухчасовой тяжелый вздох, обреченная реакция на приступ ноющего одиночества и меланхолии. Курсы повышения квалификации? Ладно. Обязательная для старших бортпроводниц аттестация экипажа? Окей. Бóльшая ответственность? Не хотелось, но что поделать. Кассандра упрямо готова терпеть карьерный рост и бюрократические нотации, лишь бы поскорее вновь укрыться ватным одеялом на высоте девять километров над землей.
Счастливые посты в соцсетях, сделанные с десятой попытки (и нескольких грохочущих падений телефона на пол) нюдсы — такие же социальные обязательства, как и профессиональная улыбка Кассандры. Она, конечно, неумеха… как и все мы. Во время длительных перелетов предпочитает мешать шкалики водки с апельсиновым соком. Поддавшись лени, забывает брить ноги, даже под угрозой выговора. Всегда делает, что положено, но никогда больше. Обыденность Кассандры — воплощение эскапизма, именно французского выражения un fuite en avant (в переводе — «бегство вперед», в одном из значений fuite также — «полет». — Прим. SRSLY). Первый час фильма — cinéma vérité: окруженная непрофессиональными актерами Адель Экзаркопулос и бровью не ведет, убираясь в салоне, разнося напитки, поправляя свой дешевый костюм и споря с начальством. Затем Кассандру беспокоит сотовый оператор, предлагая сменить тариф и невольно напоминает о том, что держатель счета героини — ее погибшая мать. По лицу Экзаркопулос катятся слезы — ей уже не плевать.
Второй час — проза, возвращение домой в городок Юи, где все повторяется: быт, обязательства, пьянки, задушевные семейные посиделки. Окна спальни — иллюминаторы. Сигаретные огоньки, взмывающие в морозной темноте, — несущиеся в ночи самолеты. Разве что небо всегда желтоватого цвета. Кассандра галопом несется по своей юности, вспоминая и горе, и безразличие, и турбулентность. От печали устаешь, тогда она и уходит. Отсутствие возможно, только если о нас все еще кто-то помнит. Кассандра начинает существовать, наводя на себя объектив фотокамеры. Актриса Экзаркопулос с лицом вечно расстроенного подростка, утирает слезы джинсовым рукавом, кусает заусенцы, смотрит исподлобья, втирает в кожу тональный крем и каждый свой жест наделяет такой же телесной искренностью, как и у Кешиша. В своем дебюте режиссерский дуэт Лекустр и Марре занимают ласковую наблюдательную позицию французского классика Мориса Пиала. Они как бы стоят за камерой, в любой момент готовые обнять и Кассандру, и Адель, ведь нет лекарства надежнее, чем человеческое тепло. Облака сегодня с синим отливом, и это, конечно же, самый теплый цвет.
После смерти великого имама Аль-Азхара грядут выборы нового духовного лидера, которым, по мнению политических элит, непременно должен стать их ставленник. Помощник одного из кандидатов Зизо (Мехди Дехби) берет Адама под свое крыло, угощая того не только халяльным энергетиком, но и радостями ночного Каира — сопровождает в ночные клубы и светские кафе. Спонтанной дружбы хватает на пару дней. С Зизо (экс-кротом) расправляются на университетской площади, но перед этим он успевает порекомендовать Адама своему начальству. Теперь кроткий сын рыбака регулярно выезжает на полуночные встречи со своим инструктором Ибрагимом (Фарес Фарес) — шантажом студента принуждают повлиять на ход предвыборной гонки.
Дети авторитарных родителей внушаемы к приказам с рождения. Политика неотличима от институтской дедовщины. Большой брат стоит в паре метров от тебя и тяжело дышит, напоминая о себе. Немногочисленные «острые» сентенции (и то не великого ума) — на два часа хронометража «Каира». «Власть — меч обоюдоострый, легко порезаться самому», — поучительно звучит с экрана ближе к финалу, но социальная критика фильма Салеха настолько «тупа», что этим лезвием невозможно было бы разрезать даже буханку хлеба. Следуя терминологии Ибрагима, Адам — «ангел», и судя по подковерной работе (клевета, провокации), очевидно, падший. Юноша безропотно сносит истерики начальства, побуждающего разоблачать как радикалов, так и неугодных претендентов. Салех держит своего героя на дистанции, для него он и заматеревший (опытным путем) апологет священного учения, и очередной агнец на закланье, окидывающий жалостливым, непонимающим взглядом своего равнодушного палача.
«Добро пожаловать на темную сторону силы», — шутит сосед по двухъярусной койке главного героя. На благородном расстоянии не так уж и заметно, что доносительством занимается не сбитый с толку молодой мудрец, а очередная сменная деталь комбайна обобщенной «системы». За ненадобностью винтик-Адам отправится обратно на деревенскую свалку. Не жили богато, нечего и начинать. Салех фокусируется на представлении карательной механики откуда-то из коллективных кошмаров, не желая задуматься о причинах и последствиях — излишне аккуратная позиция для человека, которому запрещен въезд в Египет (режиссер попал в черный список после премьеры «Случая в отеле “Нил Хилтон”». — Прим. SRSLY). Намерение показать, что происходит «за закрытыми дверьми совета старейшин Аль-Азхара», — маркетинговая уловка, которой Салех, очевидно, научился за годы голливудской стажировки.
Каннский приз за сценарий — снисходительное поощрение за поднятую тему. Это не большая шпионская литература уровня Джона Гришэма или Джона ле Карре, не бойкое кинематографическое высказывание в стиле Коста-Гавраса или, наконец, напряженная история про «своего среди чужих» («Отступники», «Пророк»). Салех работает на манер творчества Пола Гринграсса («Капитан Филлипс», «Кровавое воскресенье»). Ручная камера. Напряженные мужские спины. Немножечко популизма. Высокопоставленный муж, претендент на пост великого имама, тайком просит купить ему обед в McDonald’s. Уровень откровений, которые обещает Салех, обескураживает. Университетские стены скрывают заурядный политический поп-триллер.
