У вас наверняка был момент, когда вы думали: выпускать альбом сейчас или нет. Как приняли решение, что издавать его все-таки нужно?
Наша группа существует давно, мы не привязаны к творчеству финансово, у нас нет задачи выпустить альбом, чтобы зарабатывать со стримов, поехать с ним в тур и продавать билеты. В свое время я поставила перед собой задачу полностью отвязать творчество от бизнеса. Мы писали треки, когда они писались, и выпустили, когда они были готовы. Наши песни не противоречат никаким обстоятельствам в мире. Наоборот, все сплетается в единый поток.
Ваш альбом посвящен судьбе убыхов — народа, который в XIX веке был вынужден покинуть Кавказ и целиком мигрировал в Турцию. Как вы вообще узнали о судьбе убыхов?
На протяжении пяти лет я много времени проводила в Сочи, в горах. Год назад начала строить дом над Хостой. Это достаточно высоко, такие пустынные места. И кто-то из подписчиков написал мне в инстаграме* , что, раз я поселилась в этих местах, то должна знать о народе, который жил здесь раньше. Этот народ был изгнан, язык утрачен, но очень многие названия на убыхском до сих пор существуют. Я заинтересовалась и прочитала книгу Баграта Шинкуба «Последний из ушедших». Со мной как будто заговорили горы. Эта книга написана как интервью с последним живущим убыхом, которое берет советский лингвист, нашедший его в Турции. Герой рассказывает, как жил его народ в тяжелое время, как было принято решение всем убыхам уплыть в Турцию, стать турецкими подданными. Он говорит о гордом народе, о тоске по дому, о том, как выжженная турецкая пустошь не могла заменить убыхам свежих прекрасных гор. В итоге они утратили свою идентичность, новые поколения смешались с турками, молодежь не хотела ассоциироваться с «приезжими». Это история о том, как народ потерял свой дом и себя. Когда ты приезжаешь, скажем, в Красную Поляну, для тебя это просто красивое место. А когда погружаешься в этот контекст, то понимаешь, что живешь в природном мемориале. У этой радости общения с природой есть темная сторона. Горечь, сожаление, сопереживание. Этим людям не вернуть дом. Но мы можем сохранить его в своей памяти.
Вы сейчас в Ереване?
Да. Мы с Филиппом Хмыровым снимали здесь клип. Нам нужна была сцена в клубе, поэтому подумали: почему бы не устроить здесь презентацию альбома? У моего парня Вадима в Питере был легендарный бар «Виновница». Теперь он открыл бар в Ереване (за месяц), а также перевез сюда гитарный магазин. И предложил в своем баре снять клип.
На протяжении всей своей истории Alai Oli были независимой группой. Как получилось, что с этим альбомом вы пришли на большой поп-лейбл Velvet Music?
Мы много лет дружим с Лизой Елкой. Со стороны кажется, что Velvet Music — большой влиятельный поп-лейбл, но для меня это прежде всего небольшая компания, которую правильнее всего назвать семьей. Лиана Меладзе, Алена Михайлова — люди, которых я в первую очередь знаю как друзей Лизы. Я всегда восхищалась их работой и решила попросить PR-отдел лейбла несколько месяцев поработать с нами над альбомом «Последний из ушедших». По части дистрибьюции мы сотрудничаем с нашим американским другом, который переехал в Россию и занимается здесь независимым лейблом Seven One (там же издаются Шура Кузнецова, «Обе Две»). У него все строится на поддержке артиста, все подчинено тому, чтобы релиз состоялся.
Для меня «Последний из ушедших» — это все же в первую очередь не историческая ретроспектива, а история взаимоотношения двух творческих единиц. Как вы познакомились с Филиппом?
На квартирнике Алекса Дубаса. Я послушала, как Филипп выступает вживую, и предложила ему сыграть в сентябре 2021 года в нашем «Секта-лофте». Филипп рассказал, что хотел поработать с Сашей Гагариным из «Сансары», но не сложилось, и я предложила ему попробовать сделать что-то с нами. В октябре прислала ему набросок трека «Что само», который в итоге стал первым треком на альбоме «Последний из ушедших». Филипп быстро прислал свой куплет с аранжировкой. Это человек невероятной трудоспособности. В отличие от меня. Я могу что-то начать, но дописывать, доводить до ума мне уже тяжело.
Вы и Филипп Хмыров — что вас связывает?
В «Последнем из ушедших» очень сильна тема любви, это очевидно. В моих текстах много реальных эмоций. Важно: с Филиппом у нас роман исключительно творческий. Каждый из нас писал о своих историях. Я ничего не придумала специально, это было мое состояние на тот момент, из которого я никак не могла выбраться. Начала плести из него нити, которые стали стихами. Филипп словно тоже вошел в мой контекст и писал свои части, как будто глядя на мир из моей ситуации. Раньше в случаях такого сотворчества мои партнеры придумывали что-то, что никак не пересекалось со мной, и слушателям предлагалось додумать, почему эти люди здесь вместе.
Вы упомянули, что имеете возможность не ставить творчество в зависимость от бизнеса, не находиться в повторяющемся круге «альбом — тур — альбом — тур». Мне всегда казалось, что это расхолаживает артиста. Если у него нет дедлайна, нет необходимости делать альбом в координатах бизнеса, он может годами доводить его до ума. Ваша #SEKTA позволяет вам так жить. Но, к счастью, альбомы у вас выходят довольно часто.
Десять лет назад я делала «Секту» на волне выгорания от творчества. Я никогда не чувствовала и не чувствую себя музыкантом на 100%. Когда мы проводили презентацию альбома в Ереване, я вдруг погрузилась в это свое «детство»: пою в микрофон, у меня нет ушного мониторинга, я себя не слышу и, мне кажется, ужасно лажаю, а все это видят. Это чувство стыда и неуместности: почему вообще эти люди пришли меня слушать? В период создания «Секты» творчество меня не столько питало, сколько разрушало. Казалось, в мире есть вещи, которые я могу делать гораздо лучше, чем петь. Когда мы стали постоянно ездить в туры, я почувствовала нехватку пространства для жизни. Мне не о чем было писать. Когда появилась #SEKTA, я словно отдыхала от творчества. На него уже не было энергии. Но постепенно, лет через пять, эта энергия стала возвращаться. Мы завели Patreon, и он очень хорошо раскачался. Люди ежемесячно перечисляли нам 2–3 тыс. долларов, и это позволяло мне платить музыкантам по 40–50 тыс. в месяц. В период отсутствия регулярных концертов, который наступил во время коронавируса, это была очень хорошая поддержка. Cейчас работа с Филиппом, то есть с новым продюсером, музыкантом, с которым я не работала раньше, — большой прорыв. Я решила отбросить всю боязнь оценки со стороны, неловкость перед «профессионалом» и мысли о том, что ничего не получится. Все это ушло.
Как пересекаются аудитории Alai Oli и #SEKTA?
Аудитория «Секты», конечно, больше. Цель #SEKTA — позаботиться о максимальном количестве людей, адаптироваться к их нуждам. #SEKTA — самообучающийся и растущий организм. А группа остается внутри своей аутентичности. У Alai Oli не было задачи стать суперпопулярными. Да, расширять аудиторию группы все-таки хочется. Так что песнями я, конечно, делюсь. Не в аккаунтах «Секты», а в личном. Когда кому-то это попадает в сердце, люди как-то откликаются, и, в общем, аудитория «Секты» группу слушает. Но, кстати, еще до знакомства с Филиппом мы в «Секта-лагере» вели тренировки под его альбомы или просто танцевали, снимали видео. В «Секте» его знают.
Интересно, что при всех ваших страхах и сомнениях вы — бизнесвумен, владелица нескольких компаний, про которую пишет Forbes. Сам этот факт — какой-то парадокс.
На самом деле все немного не так. У меня просто есть какой-то визионерский орган и четкая картина мира, которая мною руководит. Когда я чувствую, что что-то нужно делать, я это делаю. Эта уверенность гораздо больше, чем страх и сомнения. При этом присутствует, конечно, и критический взгляд. Знаете, я еще в 8-м классе четко понимала, что мне нужно идти на журфак. Пошла и почувствовала там себя на своем месте. Когда появилась группа Alai Oli, возникло ощущение, что вот есть жизнь, и она обрастает мясом.
