Расскажи, как зарождался диджитал-арт в России и Doping Pong в частности.
До арт-группы Doping Pong, в 90-е, в России в этом направлении были какие-то треш-эксперименты, о которых нечего особо сказать. Непрофессиональные и любительские поделки «Новой академии» того времени, выдаваемые за диджитал-арт, без содрогания и неловкости невозможно рассматривать. Да и остальные медиахудожники той эпохи недалеко ушли. Doping Pong, появившись в 1997 году, стали первыми профессионально, на международном уровне работать в цифровом искусстве. Поэтому многие, впервые увидев наши работы, считали нас зарубежной студией и не могли поверить, что это отечественный продукт. Слишком заметная была разница между нашей арт-группой и другими российскими медиахудожниками. Впрочем, со временем пропасть только увеличивалась.
Какие самые значимые работы Doping Pong следует знать историкам искусства?
Историкам искусства надо обратить свое внимание на выбор, который уже сделал народ: «Салют!», «Детская любовь к самолетам», «Олимпийская серия», «Портрет Гагарина», «Линия жизни» — эти образы получили широчайшее распространение в соцсетях, их ставят на обложки разнообразных сообществ, делают из них аватары, самодельные открытки, демотиваторы и так далее. У Doping Pong, как у Битлз, практически каждая картина — хит. Нас даже упрекают эти самые историки искусств в том, что наш дар — это, цитирую, «умение соответствовать всем конъюнктурам одновременно». Теперь они ждут от нас и только от нас «создания совершенного шедевра, удовлетворяющего вкусы всех сразу», и чтобы все это воплощалось в одной работе. Достойная цель — создание универсальной картины, которая понравится всем. Доля правды в этом есть. Но мы, если честно, никогда не думаем о конъюнктуре, когда творим. В первую очередь мы хотим рассказать волнующие нас истории с помощью своих картин. И да, мы хотим быть понятны всем. Рожденным в СССР, хиппи, панкам, битникам, хипстерам, миллениалам и зумерам, патриотам и преданным любителям современного искусства. Но желание это — мечта, а на деле наши картины зачастую не понимают, и содержащиеся за их внешней красотой дополнительные смыслы и послания остаются не считанными и неразгаданными.
Журнальный бум, конечно. «Птюч» и «Ом» — флагманы этого бума. Когда я увидел там комикс студии «Эклектика» и художника Мишу Ухова, то понял, что, возможно, это именно то, чем мне интересно заниматься. И через год Doping Pong уже дебютировал с первыми арт-комиксами в этих журналах. В Москве был глянец, по большому счету скопированный с западной прессы. И он был интересен лишь до поры до времени. Когда я смог покупать свежие номера Dutch с Терри Ричардсоном, Face, ID и Dazed, смысл в «Птюч» и «Ом» отпал сам собой. Я брал информацию из первоисточников, а субкультурная возня, провинциальная богемная суета, сплетни районного значения и региональная светская хроника меня никогда особо не интересовали. Ну а публиковаться в Richardson вместе с Араки и Хармони Корином было гораздо почетнее. (Смеется.)
В Петербурге глянца тогда не было, но была «Новая академия». Мне нравилось все, что они пропагандировали на словах, но на деле это все выглядело престранно: мелко, тускло и вторично. Я видел, к примеру, фильм «Господин оформитель» и слышал музыку Курехина. И понимал, что вот это и есть новая русская классика. Но потом приходил на выставку «Новых академиков» и обескураженно наблюдал какой-то потраченный молью, криво слепленный из говна и шишек самопал. И мне захотелось на более серьезном уровне сделать что-то в духе неоклассических идей.
Меня познакомили в 1999 году с самобытным фотографом Андреем Чежиным, и мы создали фотопроект «Неоакадемизм это садомазохизм». Я хотел показать «новым академикам», как должен выглядеть заявленный ими неоакадемизм. Могу сказать, что задача была перевыполнена. Я показал выставку в Европе, а Тимур Новиков (художник. — Прим. SRSLY) проклял меня, назвав своим личным врагом и врагом современного искусства номер один. Насчет последнего он угадал.
За редким исключением (таких, как Костя Гончаров) от «Новой Академии» ничего интересного не осталось.
Расскажи о своей публицистической деятельности. Каков круг твоих журналистских интересов?
Я начал публиковаться еще в 90-х, а в нулевых вел авторские рубрики в ряде молодежных и модных журналов — от Bravo до «Хулигана». В итоге меня угораздило переехать в Москву, стать креативным директором издательского дома Родионова и вести сразу несколько журналов, где я делал ребрендинг и выполнял редакторским функции. Самым интересным было создавать рубрики для русского FHM. Я пригласил телеведущего Ивана Затевахина вести рубрику о сексе в мире животных и назвал ее «Из жизни самочек», Артемий Троицкий** (признан иноагентом на территории РФ. — Прим. SRSLY) был приглашенным распорядителем ресторанной рубрики «Богатый родственник» и водил по самым дорогим местам бедных родственниц, на роль которых я выбирал девушек типа фотографа Даши Ястребовой или певицы Евгении Борзых. Придумали даже журнальную версию реалити-шоу «В поисках новой Наташи Водяновой»: Денис Симачев со своей свитой отправлялся бродить по рынкам, чтобы отыскать среди продавщиц будущих супермоделей. В первой же рубрике была найдена модельер и дизайнер Настя Пилепчук, ныне известная диджейка из дуэта Mayden Obey и редакторка эротического журнала Areola Mag. Тогда же я понял, что для меня самый интересный в публицистике жанр — интервью, и моя любимая профессия — интервьюер. Моими собеседниками становились самые разнообразные герои: от президента Калмыкии Кирсана Илюмжинова до ресторатора Андрея Деллоса. Но больше всего я обожал разговаривать с людьми из киносреды, (например, с Тадеушем Касьяновым, боцманом из «Пиратов ХХ века», в процессе интервью, посвященного истории создания киношедевра, мы сделали иллюстрированный самоучитель по защите от воинственных хулиганов для мирных горожан). В итоге это увлечение привело меня к работе над книгой — сборником интервью с моими любимыми режиссерами — «Реаниматор культового кино», где любовь к интервью и кино были полностью реализованы.
Все помнят твои провокационные фотопроекты в «Собаке».
«Собака» в середине нулевых годов предложила сотрудничество: сделать серию фотопроектов на любую тему. Я помню, это было очень весело и задорно. Многие мои друзья и знакомые тогда присоединились к проекту и приняли в нем активное участие. Это были такие фотофильмы на стыке репортажной и глянцевой стилистики. Мы отрывались, устраивая настоящее шоу на территории парков, скверов и музеев. Вышел сериал «Они победили». Первая серия повествовала о том, как Санкт-Петербург захватили инопланетяне, а в другом номере вышел эпос о приходе к власти мужчин гомосексуалов, с увлечением угнетающих женщин. То есть визуализировали самые распространенные ксенофобские стигмы и обывательские ханжеские штампы. И показали, что происходит на улицах городов при победе тех или иных «чужаков», маргинализированных общественным мнением. Все это было крайне комично и действительно походило на треш-кино. Андрей Бартенев потом опубликовал эти истории в своей книге «Великолепно!».
Закончилось сотрудничество с журналом на проекте «Новое платье для королевы», когда в продажу поступило 30 000 журналов «Собака» с вручную вырезанными страницами из этой фотосессии. Разразился скандал. Люди распаковывали свежий номер и обнаруживали вырванные страницы на самом интересном месте. ТВ и другие СМИ сочли, что это изощренная пиар-кампания журнала. Но сотрудник Русской службы Би-би-си провел независимое расследование и установил связь представителей королевской семьи Великобритании с издательским домом, которому принадлежал журнал. Так что это оказалась цензура, так как проект восприняли как оскорбление по отношению к британской королевской фамилии. Это было самое яркое проявление цензуры в истории новой России. Можно даже сказать, что с этого и началась эра новой российской цензуры, купирующей все нестандартное, телесное, живое и настоящее. Все кто работал тогда в журнале «Собака», помнят, как ночь напролет сидели и вырезали страницы из тысяч экземпляров. А история эта превратилась в городскую легенду.
Еще ты руководил журналом Moulin Rouge. В чем была его миссия и насколько она реализовалась?
Это был проект ИДР (Издательского дома Родионова. — Прим. SRSLY), в котором я работал креативным директором. Я курировал и этот журнал, концепция которого мне очень импонировала: объединить секс и политику. Казалось, что совместить фото полуобнаженных девушек и насыщенные информацией лонгриды о философии, истории и политике — отличный коммерческий ход. Я придумал слоган: «Для озабоченных судьбой России». Как и первые выпуски «Птюч», Moulin Rouge имел нестандартный для глянца размер — А3. Очень дорого выглядел и выделялся на общем фоне не только внешне, но и ценой. Это был самый дорогой журнал в стране. В принципе, он являлся произведением искусства, а не журналом как таковым. Чтобы было понятно содержание, перечислю пару авторов, обеспечивающих текстовое наполнение журнала: Егор Радов и Гейдар Джемаль... Они представляли мужской пол. А в одном из последних номеров на обложке появилась Светлана Зомбирелла, вокалистка и бас-гитаристка «Мессер Чупс». Она визуализировала женский пол. Журнал под моим руководством должен был превратиться в российскую интеллектуальную альтернативу Playboy в его лучшие годы — во времена 70-х, когда наряду с обнаженными красавицами там получали трибуну такие лидеры мнений, как Джон Леннон, Тимоти Лири, Роман Полански. Но как раз на самом взлете он и закончил свое существование. Произошел финансово-экономический кризис 2008 года, и вместе с ним многие «проекты для души» лишились финансирования.
Почему именно эти три режиссера стали героями твоей книги?
Я пошел в школу в 1979 году, а закончил ее в 1989-м. Я дитя 80-х в самом прямом смысле. Думаю, если бы в школе преподавали кинематограф, то герои моей книги имели все шансы попасть туда в виде портретов молодых классиков, традиционно украшающих стены кабинета. Все трое были самыми важными режиссерами моей юности, оказавшими наиболее серьезное влияние на формирование моего поколения, и творения которых стали ярким явлением 80-х. Я буквально вырос на их фильмах. Поэтому появление именно этих трех кинорежиссеров в одной книге предсказуемо и логично. Также все трое именуются в массмедиа не иначе как культовыми, потому что сняли фильмы, породившие армию фанов, и имеют преданных поклонников уже многие десятилетия, как рок-группы или поп-идолы.
Фантастический фильм «Жидкое небо» Славы Цукермана, фильм-нуар «Игла» Рашида Нугманова и мистическая лента «Господин оформитель» Олега Тепцова — для этих кинолент уже давно не важны такие понятия, как широкая известность и профессиональные награды. Они давно перешли в разряд фундаментального достояния мировой культуры. Я неслучайно делаю во вступлении книги акцент на том, что выбранная мной троица визионеров — истинные пророки: сами того до конца не осознавая, они зафиксировали в своих фильмах предсказания глобальных событий, которые обрушились на человечество и изменили жизнь миллионов. Камерные, казалось бы, проекты, рассказывающие о каких-то глубоко личных перипетиях и переживаниях отдельно взятых индивидуумов (к тому же обитающих в абсолютно разном времени и пространстве), в итоге объединились в одном: они оказались той самой не всегда заметной волной, которая первой достигает берега перед приходом все сметающего цунами. Ведь что мы имеем в «Жидком небе» Цукермана? Маргарита — героиня великолепной панк-дивы Энн Карлайл, модель, нимфоманка, лишенная способности испытывать оргазм. Она — жертва харассмента и мстительница, которая своим орудием мести и сообщником делает инопланетного хищника-наркомана, питающегося гормонами, получаемыми из мозга находящегося под воздействием героина или испытывающего оргазм человека. Безумие? Определенно. Расплата за разврат — альтернативное название ленты. И неизбежное напоминание о времени, когда вышел фильм, — заря эпидемии СПИДа. Пророчество? Несомненно. И Нугманов, и Тепцов в своих фильмах так же, как Цукерман, бросают в универсум камень, а зрителю в следующий момент остается лишь наблюдать приближение циклопических кругов и рефлекторно цепляться за обломки рассыпающейся прежней реальности.
Да, наверное, самое очевидное для большинства читателей моей книги еще и то, что все три режиссера наиболее знамениты созданием одного киношедевра. И именно благодаря одному фильму каждый из них вошел в историю кино и приобрел свой культовый статус. Хотя это обманчивое впечатление и в фильмографии каждого из них есть и другие кино-удачи.
Как они связаны с Doping Pong?
Я подозреваю, что им нравится искусство арт-группы Doping Pong, как и Doping Pong нравятся их фильмы. О том, что фильмы и их создатели оказали сильное влияние на мое поколение, я уже сказал ранее. А о том, как искусство Doping Pong влияет на них, можно рассказать отдельно.
Слава Цукерман, к примеру, написал замечательный текст в своем блоге на «Снобе» в защиту Олимпийской рекламы Doping Pong, вызвавшей международный скандал, и первый связал наше творчество с искусством Александра Дейнеки и кинокартиной «Цирк» Григория Александрова.
Рашид Нугманов первый показал Doping Pong на киноэкране, сделав графические вставки в свой фильм «Игла Remix».
А Олег Тепцов лично представлял «Выставку одной картины» Doping Pong в «ДК Громов». Речь о полотне «Письмо в бутылке из открытого космоса», которое каждые пять минут ассистенты поворачивали по часовой стрелке и демонстрировали в том числе и вверх ногами, отчего смысл реалистического полотна не менялся, оставаясь неизменным.
Ты связан с этими режиссерами совместными проектами?
Во-первых, я связан с ними давними дружескими отношениями. И — да, эта книга — наш новый совместный проект. Книга-интервью. Книга-признание от поклонника. Книга о дружбе. А многие наши совместные проекты можно увидеть и на страницах самой книги, так как она проиллюстрирована. Внимательный читатель найдет там и постеры к неснятым фильмам Славы Цукермана («Свит Сикстин») и Олега Тепцива («Пиковая дама»), и фрагмент комикса к историческому проекту Рашида Нугманова «1», приквелу к графическому роману Фрэнка Миллера «300».
В своей книге ты обсуждаешь с Цукерманом работу над фильмом. Это во что-то вылилось?
Для меня каждая беседа с таким человеком, как Слава, является уже чем-то, по умолчанию выливающимся в творчество. Ведь о ком и о чем мы с ним говорим? К примеру, о том, как он хотел снять историю наполненного невероятными и интригующими событиями путешествия Льюиса Кэрролла в Россию. Или про не менее волнующий визит Маяковского в США. Или о том, что Клаус Кински назвал свою дочь Анастасией в честь героини романа «Идиот» Достоевского Настасьи Филипповны. Мне безумно интересно общаться с ним. Я нашел свой круг общения. Книга и есть результат нашего многолетнего контакта, как и с другими кинорежиссерами. Практически каждый такой разговор можно записывать и выпускать как литературное произведение. Хотя с кем-то из них мы делали и кино, и работали над другими проектами. Но главное всегда — человеческое живое общение. Мне бесконечно интересно с этими людьми говорить о чем угодно и делать что угодно.
Я никогда не чувствовал себя частью петербургской или московской богемы, будучи художником. Мне, если честно, всегда было с ними скучно. Я приходил в гости к кому-то или кто-то из богемной тусовки приходил ко мне, и я не знал, о чем с ними говорить. Это всегда было или фальшиво, или крайне вымученно.
Я не мог, изображая интерес, общаться с художниками, чье искусство оставляло меня совершенно равнодушным. А большинство из них были откровенно бездарны и пусты. Только познакомившись с этими кинорежиссерами, я почувствовал себя в свой тарелке. Понимаешь? Ощутил себя частью мира искусства.
Мне не хватало общения с творческими людьми на равных: посмеяться, расслабиться, поучиться чему-то, безусловно, задуматься... И я благодарен своим старшим друзьям за то, что они подарили мне как раз такое общение, где обитают Кит Харинг и Рэй Манзарек, где продюсеры ищут нового режиссера для продолжения очередной серии «Чужого», где Курехин и Цой пишут музыку для кино, а Авилов и Козаков спешат из столицы на съемки фильма ленинградского дебютанта — мне это все куда интереснее, чем пустое надувание щек и имитация собственной важности на светских вечеринках.
Когда интервью были взяты и почему изданы сейчас?
Интервью проводились в конце нулевых и завершились к концу десятых годов. В книге все довольно гармонично выстроено по времени. 2013 год — это только основной блок книги, посвященный неснятым проектам и давший название всей книге «Реаниматор культового кино». Потом там есть наши поздние интервью о музыке к фильмам, относящиеся уже к 2018 году. А первые и самые ранние интервью датируются вообще 2008–2009 годами. Так что книга охватывает десятилетие нашей дружбы и общения. Можно сказать, что книга появилась тогда, когда она была написана. Как только объем позволил ей оформиться в сборник интервью, так она и родилась.
Расскажи про «Иглу Ремикс».«Игла Remix» — это фильм своего времени. Как оригинальная «Игла» — своего. Со всеми очевидными плюсами и минусами. Это первое, что надо знать об этом киноэксперименте перед его просмотром. Идея же была в том, чтобы дать, наконец, зрителю ответы на оставленные открытыми в «Игле» вопросы. С помощью изменений в монтаже, перестановок, меняющих расставленные когда-то акценты, средствами графики и досъемок — разумеется, это все в совокупности значительно повлияло на зрительское восприятие, так как динамика повествования серьезно отличается от аутентичной «Иглы». Аудиовизуальное сэмплирование стало популярным в массах явлением через некоторое время после выхода «Ремикса» — появился Coub, поклонники которого занялись ровно тем, что было сделано нами — коллажированием и переосмыслением.
Самое главное, что я могу сказать, спустя десять лет, об этом кинопроекте, чтобы резюмировать — выросло поколение людей, которым смотреть «Игла Remix» интереснее, чем оригинальную «Иглу». Для меня, к примеру, такой факт — абсолютно немыслимое явление. «Игла» — это высокохудожественная драма с отсылками к шедеврам французской новой волны и спагетти вестернам — чувственное и медитативное произведение с авангардными аудионаходками. «Ремикс» же — заведомый клип, комикс и треш. Но такова шокирующая правда. Выросло поколение зрителей, для которых рисованный образ Моро стал таким же родным, как его кинопрототип в исполнении Цоя. Недаром новый образ, созданный Doping Pong, растиражирован теперь как и аутентичные фото Цоя. Это поколение не воспринимает саундтрек данной кинокартины без композиций Messer Chups, без дополнительной анимации. Получается, что при всей критике, которой подвергся фильм, и его ограниченном прокате Рашид оказался прав в целом, предсказав, что через пару десятков лет этот киноэксперимент тоже станет культовым.
Ваша работа с Нугмановым стала результатом интервью?
Нет. С Рашидом меня познакомила Наталия Разлогова. Они в свое время были неразлучной троицей друзей вместе с Виктором Цоем и строили множество планов по покорению мира. Все оборвалось в 1990 году после автокатастрофы, унесшей жизнь Виктора. Троица распалась. Рашид уехал во Францию. Наталия — в Америку.
Спустя многие годы они снова встретились в Москве. Рашид решил снять ремикс «Иглы». Наталия познакомила меня с ним как раз по поводу этого киноэксперимента. Буквально с первых встреч мы подружились и стали проводить много времени вместе.
Он знакомил меня со своими друзьями: Сашей Башировым, Петей Мамоновым, Мариной Смирновой, а я Рашида — со своими: Олегом Гитаркиным, Светой Зомбиреллой, Игорем Вдовиным. Некоторые друзья у нас оказались общие — Георгий Гурьянов, к примеру, у которого мы провели не один вечер в гостях: Георгия и Рашида связывали нежные дружеские отношения.
А вот книга точно стала результатом нашей работы с Нугмановым. Рашид всегда делился контактами со мной и вводил в свой круг общения. Помню, однажды мы угодили на ужин с Малькольмом Маклареном, с которым он был знаком, и сняли последнее видео с крестным отцом панк-рока. Куда нас только ни заносило и с кем мы только ни встречались! И с Сельяновым — продюсером «Брата», и с Ливневым — сценаристом «Ассы», и с множеством самого разного кинематографического народа.
Так что когда я спросил у него про Славу Цукермана и про Олега Тепцова, с которыми всегда хотел познакомиться лично, он дал мне контакты, и в результате мы стали общаться. Так что в мир кино меня любезно пригласил Рашид.
Многие обсуждаемые в книге кинопроекты так и не состоялись. Тебе важно было запечатлеть само упоминание о них?
Конечно. Самая ценная часть книги — как раз документация проектов, которые не состоялись. Колоссальный потенциал, заложенный в них, требует, чтобы эти идеи были хотя бы озвучены на страницах книги. Для того, чтобы наделенный фантазией читатель сам представил, что из этих замыслов могло вырасти. Я обожаю такие приемы: набросать компоненты, расставить в красивом порядке, сервировать и пригласить зрителя/читателя к творческому процессу, заставив работать его воображение.
Вот, скажем, до создания фильма «Жидкое небо» кинорежиссер Слава Цукерман работал над фантастическим проектом «Сладкие шестнадцать», в котором в одной из ролей он планировал снять мэтра поп-арта Энди Уорхола. Планировал и даже уже договорился при личной встрече с Уорхолом, какую именно роль он ему даст. Представьте себе этот наполненный рок-музыкой фильм о юной девушке трансгуманистке, где в эпизодической роли продавца в магазине искусственных цветов снимается Уорхол!
Виктор Цой после успеха фильма «Игла» должен был сыграть в новом международном фильме Рашида Нугманова «Цитадель смерти» по сценарию классика киберпанка Уильяма Гибсона (за пять лет до во многом схожей экранизации «Джонни Мнемоника» с Киану Ривзом в главной роли).
А Олег Тепцов, создатель кинокартины «Господин оформитель», задумав мультимедийное представление на киноэкране по мотивам «Пиковой дамы» Пушкина в переложении Чайковского, получил положительный ответ на предложение сыграть роль Графини от Тины Тернер.
Все эти проекты остались неосуществленными по ряду причин, трагических или финансовых, но при этом содержащаяся в них мощность до сих пор поражает воображение.
Я сначала посвятил этому зины — выпустил три номера «Реаниматора культового кино» в интернете в формате pdf. Они сразу разошлись по ценителям культового кино. Фрагменты вышли на Colta. Интерес к проекту вырос до уровня публичного выступления. Поэтому я устроил цикл лекций в форме творческих вечеров с участием кинорежиссеров на площадке Нового зала Музея городской скульптуры Санкт-Петербурга. Кстати, это было первое за многие годы появление Олега Тепцова на публике. После этого пришло понимание: надо делать книгу, чтобы сохранить сей труд для истории. Так что из зинов, разрозненных статей, творческих встреч и родилось это издание. Это плод чисто просветительской деятельности. Не даром книга вышла в цикле «Звезда лекций» издательства АСТ.
Я рад, что режиссеры меня поддержали, и мы это сделали, отняв время у самих себя и своих текущих проектов ради любимых поклонников и настоящих ценителей кино.
Какие культовые фильмы появились с тех пор, на твой взгляд? И что вообще содержит в себе понятие «культовый»?
На мой взгляд, с тех пор кино немного поменяло формат, и появилось много культовых сериалов, которые стали не менее важными в культурном смысле, чем кинофильмы. Культовый — то, что высоко ценится группой людей и чему эта группа придает особенный смысл. Буквально поклоняется, увидев в этом нечто трансцендентальное, большее, нежели в обычном художественном произведении. Притом круг этих поклонников может быть как массовым, так и наоборот — ограниченным, элитарным. Не нужно узко смотреть на искусство, ожидая, что на смену рок-идолу должен прийти новый рок-идол, представляющий голос следующего поколения. Нет, это так не работает. Этим голосом может стать кто угодно. Рок-альбомы когда-то потеснили книги в умах публики, а, в свою очередь, на смену рок-альбомам пришли компьютерные игры, сайты, приложения и социальные медиа.Так и сейчас кому-то гораздо интереснее смотреть «Мандалорца», чем новые полнометражные «Звездные войны», а созданный по мотивам хоррор классики 80-х «Очень странные дела» увлекательнее оригинального «Оно» Стивена Кинга, которое их и взрастило. Как так вышло? Не знаю. Это тайны мастерства сценаристов, кастинг-директоров и съемочной группы.
Но уже мало кто будет опровергать культовый статус «Во все тяжкие», «Молодого папы» или «Игры престолов». Конечно, есть единичные случаи, как, например, Тарантино, у которого практически каждый фильм имеет статус культового и без новых форматов, а нарочито демонстрирует превосходство ретро-стиля. Но это, разумеется, исключение из правил.
И это явление имеет в себе глубокие корни. Ведь уже в 90-х мы отлично знали, что компьютерные игры ID Software — самые крутые (Wolfenstein, Doom и Quake), а лейбл Mo’Wax поставляет самую модную музыку (от трип-хоп до хип-хопа). Компании-производители гарантированно представляли самых отличных авторов в определенном жанре. Это сродни журналам, клубам и модным магазинам со своим раскрученным брендом и широкой аудиторией почитателей. Такие мини-империи со своей иерархией, королевским двором, аристократией и армией. Что ж. В каком-то смысле мы живем в новом Средневековье.
Какие отношения у тебя сейчас с героями книги и что они/вы намерены сделать?
Герои книги, как я уже сказал, — мои близкие друзья. Мне интересно с ними общаться, как и в самые первые минуты нашего знакомства. Думаю, они намерены снимать кино, показывать и рассказывать о нем. Все как всегда.
Возможно, со временем мы выпустим исправленное и дополненное издание. Возможно, проведем серию творческих встреч с читателями, совместив с кинопоказами. Возможно, придумаем новый совместный проект. Почему нет?
Эта книга — не просто какой-то результат совместного труда журналиста и кинорежиссеров.
В свое время замечательный азербайджанский художник Фаиг Ахмед, автор широко известных психоделических ковров, поблагодарил меня за интервью такими словами: «Спасибо, Дима! Это больше чем интервью, это душевное и глубокое общение двух художников!» Да. Эта книга — не просто сборник интервью кинофаната, выспрашивающего всякие подробности о создании культовых лент. Хотя такое тоже присутствует. Это в первую очередь диалоги художников. Как разговор Уорхола и Хичкока.
В юности я зачитывался именно такими интервью. Поэтому и создал подобную книгу, где подписал себя как «интервьюер». Такие диалоги — занимательное чтиво, полезное для культурного просвещения подрастающего поколения. Только в моей книге автор дружит со своими героями, что делает ее своего рода биографическими заметками о всех режиссерах. Насколько я знаю, это первая книга, где говорится об этих уникальных постановщиках. И тот факт, что сейчас на книжных прилавках она представлена в соседстве с книгами Александра Митты и «Сценарным мастерством», относит ее еще и к научно-популярной литературе, с помощью которой можно научиться снимать культовое кино.
Думаю, многие читатели «Реаниматора культового кино» откроют для себя еще какие-то ее стороны, сокрытые смыслы и даже, возможно, пророческие откровения, о которых я пока не имею представления, но наверняка они в ней есть.
