На острове Олух без перемен. Драконы не дают спасу викингам. Викинги истребляют драконов. Сын вождя племени Стоика (Джерард Батлер) робкий и хилый подросток Иккинг (Мэйсон Темз) предпочитает мастерить ловушки, нежели нестись сломя голову в полымя. Подбив Ночную фурию (редкий, опасный и почти мифический экземпляр), сердобольный юноша приручает животинку и учится с ней мирно сосуществовать. Осталось доказать взрослым, что драконов можно не травить, а седлать и чесать за ушком.
Когда Гас Ван Сент в 1998-м покадрово переснял «Психо» (1960) Альфреда Хичкока, это был заведомо провальный авангардный эксперимент. Когда Михаэль Ханеке вновь завел «Забавные игры» (1997 и 2007 года), ничего не поменяв в правилах, — австриец со снобистским самодовольством показал средний палец зрителям, ленящимся читать субтитры. Подобная цепочка, ведущая через тернии авторских исканий прямиком в Олух, лишний раз доказывает, что любой дичайший андеграундный жест со временем может оказаться отлитым из золота в Голливуде. Режиссер первоначального «Дракона» (2010) ДеБлуа на любые вопросы о целесообразности ремейков (тем более таких скорых), пожимая плечами парировал, что лучше это сделает он, чем кто-нибудь еще. Так, дрессура Ночной фурии, получившей ласковое прозвище Беззубик, находит такое же покадровое переложение, только к рисованной строптивой ящерообразной голове примирительно тянется не мультяшная, как раньше, а человеческая рука.
Это заведомо комфортное развлечение для тех, кто по неким необъяснимым причинам принципиально не хочет пересматривать оригинал и тяготится фобией анимированных скандинавов (и страсть как желает поглядеть на кустистого Джерарда Батлера в мехах). ДеБлуа работает на компетентном сентиментальном автоматизме — он-то знает, в чем манипулятивный секрет улыбки Джоконды Беззубика. В ответственный момент зеленые глаза зверушки все так же пронзительно и жалобно смотрят в объектив как раньше.
Переведя дух после акробатического забега по висящим над пропастью ж/д вагонам, Итан Хант (Том Круз) опять спасает мир. Неубиваемый ИИ Entity добрался до ядерки, и, чтобы американский президент (Анджела Бассетт) не сыграла на опережение, адреналиновый человек-миф-легенда использует один шанс на миллион разбередить всевидящее веб-око «трояном», взломав его исходный код.
Реакционизм «Миссий» издавна простирался на почтенной дистанции от актуального контекста в области теоретических опасностей. Начиная с герметично-эстетского триллера про службистскую утечку, серия быстро спланировала к тревогам глобальным: биооружие (дважды), стравливание сверхдержав, деактивация бомб, теневой задира миропорядка («Синдикат» в «Племени изгоев») и, наконец, взбесившийся кибернетический ум. Но что с ИИ, что с ядерной угрозой залихватская параллельная реальность «Миссии» схлопнулась — авторы хантовской одиссеи, выставив своего героя на очередную пробежку, разогнали земную твердь настолько, что причины его экранных происков стали едва отличимы от того, что сейчас терапевтически обшучивается в мемах. Итан упашется, чтобы красная кнопка осталась девственна? Oh, dear.
Такую тождественность всегда можно оправдать попаданием в нерв времени, но не в случае, когда аутентичный апокалипсис (де-факто) может преодолеть исключительно монумент («Супермен» выйдет уже 8 июля). За Ханта всегда было приятно радоваться как за сверх-, но все-таки человека — с него, в конце концов, капал пот, когда у Де Пальмы (1996) он, свесившись из вентиляционной шахты, тырил дискету в штаб-квартире ЦРУ. С приходом МакКуори франшиза превратилась в мэшап хайлайтов предыдущих частей. Перерезание проводов. Бесконечные погони. Каскадерские подвиги, исполняемые неторопливо, как на трапеции в цирке. Ладно выйти на бис раз. Ладно два. Ладно три! Но к финалу хотелось бы чего-нибудь посерьезней. Все равно в эпицентре шторма (кажется, он бы выполнил и такой трюк) — бессменный Том Круз, на которого многолетние партнеры по шпионской доле с годами стали смотреть с сентиментальным благоговением (будто миссию поручили мессии). Случайно, что ли, в прологе звучит «Восход солнца происходит благодаря тебе»?
Отрастив волосы, чтобы эффектнее развевались при перепрыгивании с самолета на самолет, Хант разве что не нарушает законов природы. В «Финальной расплате» есть проблески как увлекательного (сольное погружение на подлодку «Лошарик»), так и забавного (грандиозный артист эпизода Лычников смакует фразу «Саня, проводи девчат»), но оправдывает существование заключительной главы лишь выжигающий напасти взгляд Круза — едва ли не последнее живое, что осталось на его лице, напоминающем высококлассную резиновую маску. Когда Хант ложится в спецкапсулу на тет-а-тет с Entity, в кадре остаются его глаза. Они не устали. В них-то уж точно искрятся и огоньки, и юношеский запал, которые хорошо бы растрачивать в компании с тем, кто действительно может доверить что-то невыполнимое.
Невыносимо высокомерная руководительница ЦРУ с соответствующе аристократичным именем Валентина Аллегра де Фонтейн (Джулия Луи-Дрейфус) решает стравить вместе всех своих наемников, чтобы не получить по шапке при проверке своих темных делишек. Но вместо бойни (без жертв, впрочем, не обходится) боевые лузеры, сами того не желая, собираются в команду, заодно, выцепив из ящика некоего парня по имени Боб (Льюис Пуллман) — патологически понурую жертву медицинских опытов, что не сразу заметно за бравадой хохм и ухмылок.
Не тот фильм «Марвел» начали с нетленки Blue (Da Ba Dee). Даже с учетом манящей сноски в названии — маркетинговый трюк с которой скорее наводил тень на плетень, нежели скрывал что-то незаурядное — составные части «Громовержцев» все те же: по ГОСТу с заводским клеймом К. Файги. Потасовка помельче. Средний беспредел. Махач повышенной сложности. Громадное городское разрушение — непременно на улицах близ высоток, при участии толпы, которая охотно тупит, пока с неба падают обломки очередной высотки. Механические экшен-сцены, впрочем, прерываются щемяще-несвойственным комикс-фактуре нытьем (в хорошем смысле) о наболевшем — а именно о подкатившей пустоте.
Стало общим местом писать в контексте фильма Шрейера про ментальное здоровье. Но марвеловским героям и правда в кои-то веки можно всерьез посочувствовать. В том, как Громовержцы, прижавшись друг к другу, преодолевают свои личные тревоги и бороздят подсознание, есть что-то минорно отчаянное, будто этот тим-ап случился от безысходности, но не студийной, а экзистенциальной. В прологе Елена (Флоренс Пью) заимствует из лаборатории (в которой благополучно наводит шухер) хомячка. В этом жесте так много детской непосредственной грусти, когда тебе мил и дорог любой зверь (хоть живой, хоть плюшевый), в которого ты можешь из нежности и одиночества вцепиться, что сложно воспринимать фильм Шрейера через привычную конвейерную оптику.
Вскоре место терапевтического животного займут такие же цеховые бедолаги, как она. Скучающий по хайпу горе-отец (Дэвид Харбор) внезапно захочет позаботиться о дочери. Баки (Себастиан Стэн) вспомнит, что, просиживая брюки в Конгрессе, легко буквально заржаветь. Джон Уокер (Уайатт Расселл) перестанет быть м@#%ком (чуть-чуть). Призрак (Ханна Джон-Кэймен)... Помаячит на втором плане. В конце концов, это чуть ли не первый фильм Марвел, где коллективно спасают от… Суицидальной тени.
Что же от нее убережет? Друзья. Любовь. Крутая одежда. Кьеркегор. Милкшейк. И небезразличное слово ближнего, например, umnichka. Как же они чувствуют!
Первокурсницу Стефани (Кейтлин Санта Хуана) два месяца стабильно корежит от одного и того же кошмара как на парах, так и во внеурочное заполночь. Ей видится эталонная блондинка (как с шестидесятнического плаката о продаже недвижки) по имени Айрис (Брэк Бэссинджер), которую бойфренд тащит на открытие башенного ресторана, чтобы встать там на колено, предложив руку и сердце. По итогам вечера все эти органы/части тела непременно перемешались бы при катастрофическом обрушении верхотуры, если бы не предчувствие. Девушка спасительно сгоняет всех гостей прочь, а после потихоньку начинает сходить с ума на тему преследующей ее смерти. Стефани узнает об этой истории от родных, ведь Айрис выросла во сбрендившую бабку семейства, с которой никто не водится. Однако, чтобы избавиться от навязчивого кошмара, растревоженная внучка все равно навещает старушку, невольно накликая на себя беду.
Эффектный опенинг на высоте не отменяет беспонтового решения во чтобы то ни стало прибиться к прошлым главам франшизы ради сиюминутного фансервиса. И речь даже не про прощальный выход Тони Тодда (смерть которого, теперь уж точно, символически отсекает последующие части от этого таймлайна), а фиксацию на убиенных пасхалках, которые так же навязчивы, как летящие в объектив строительные бревна. В нужной пропорции ехидный и шальной пятый «Пункт» (2011) благополучно закольцевал сериал, и вместо того, чтобы выбрать новый ретро-путь (увидеть канонично-зловещее дуновение ветерка в сеттинге 60-х, по крайней мере, было неожиданно) или пустить семью Стефани по некошеным тропкам беспорядочного выживания, Липовски и Стейн предлагают толстенный (и читерский) бабушкин справочник локального фольклора, где указаны все знакомые по прошлым частям уловки. Если соответствующий локальный талмуд использовался ими при питчинге «шестерки» студии, то стоило оставить его за кадром — все равно, бестолковые герои скорее убьются об этот кирпич, чем воспользуются им с умом.
По части задорных, эффектных и эффективных несчастных случаев все в «Узах» вполне толково, если продраться через назойливую семейную лирику. Лифт скрежещет. Люстры падают. Кусок стекла обманчиво поблескивает среди льда в бокале. Угрозу несет в себе как арахис, так и МРТ-капсула, способные прикончить с чувством, расстановкой и непреодолимой фаталистской тягой. Но пока авторы новых «Пунктов», вместо того чтобы резвиться как в последний раз, продолжают оглядываться на предшественников, они так и будут наступать на одни и те же грабли. Буквально.
Всю сознательную жизнь Софи (Эмма Маки) ухаживала за своей матушкой Роз (Фиона Шоу) — обладая проблемами психосоматического свойства, женщина привыкла к коляске и вставать не намерена. Уходит лето. Утекает молодость. Роз постоянно просит воды и требует возить ее к доктору, чтобы жалели, а не лечили. Когда специалист (Венсан Перес) не торопится сочувствовать, предлагая поискать проблему в прошлом, женщина панически огрызается. Так бы продолжалось и дальше. До нового лета. И вновь. Но Софи устала: ее разум и тело желают чувственной взбучки, способной избавить от этой пляжной рутины — тоже до беспомощного раздражения мешающей встать на ноги, но уже фигурально.
Конечно, если в нем происходит что-то еще, помимо понурого дефиле актрисы по окрестностям и ее уставших взглядов в сторону морской синевы. Время от времени Софи поддается порыву, заигрывая со спасателем, срываясь на соседа, пытаясь прислушаться, прощупать свои истинные желания. Но инстинкты лишь показательно жалят героиню как злополучная и бессердечная (анатомически) медуза, тотчас же уплывая прочь.
Что режиссер Ленкевич (основательно пересобравшая одноименную книжку Деборы Леви), что Софи вроде бы интуитивно понимают — эта история должна быть иной. Но какой? Обременительной? Освободительной? Образной или прозаичной? Страстной или истеричной? Амбивалентно и неясно. «Горячее молоко», этакая «Партенопа» (2024) наоборот — минус вайб, эстетика и поэтика. Студентка-антрополог Софи не пытается разобраться ни в себе, ни в людях. Ленкевич разбрасывается штрихами, из которых кто-нибудь сноровистый без проблем собрал бы бытовой триллер. Если Роз — аллергик, будет ли ее травить дочь? Не-а. Ленкевич бездействует, как и ее герои, стараясь не принимать решений. Девочки-статистки танцуют фламенко. Шебутная Вики Крипс коллекционирует любовников. Смартфон летит в море. «Молоко» не набрало даже комнатной температуры.
