Как шла работа над персонажем из «Трудного детства»?
С большим азартом и вдохновением. Было крайне любопытно шаг за шагом открывать внутренние и внешние нюансы Юрия Смирнова. Отчасти эта энергия и психофизика были найдены еще до появления сценария «Гром. Трудное детство», я просто ждал шанса, чтобы ее воплотить. И, когда эта возможность представилась, нырнул туда полностью. В подготовительный период я вынес персонажа в социум, где, будучи Юрием Смирновым, проживал свой обычный день, гулял, встречался с друзьями, посещал публичные места, говорил по телефону. Смешно, что люди, которые меня знают, делали вид, что ничего не происходит. А те, кто не знают, думали, что я не в порядке. Но я к этому привык, так как подобным образом готовлюсь и к другим своим работам.
В чем специфика комиксных франшиз?
Как и в работе с любым другим жанром, суперважно поймать звучание, ритм, атмосферу материала. Как-то иначе стать единой тканью, элементом, который поддерживает и строит общую вселенную, мир, — не получится. Кроме того, новым игрокам необходимо идти в крепком контакте и согласии с шоураннерами проекта и понимать, какое место отдано актеру под реализацию и почему. Осознать это, активно работать и вести поиск на отведенной территории. А также, из-за того, что комикс имеет дело с эксцентрикой, абсурдом и гиперболой, он должен строиться на «скотском» серьезе, он должен быть так крепко сшит, чтобы у зрителя не возникало сомнения в фантазийном мире. Любые, даже маленькие «осечки», отходы от заявленной логики разрушают всю вселенную разом. И зритель чувствует, что наблюдает пустышку.
Существует мнение, что персонажи таких фильмов статичны, а Скорсезе именует подобное кино «аттракционом». Как вы опровергнете это мнение?
По-моему, Джеймс Кэмерон неплохо опроверг Скорсезе в «Аватаре». Не могу назвать ни одного статичного героя в этой работе. Могу лишь добавить, что статичных персонажей можно встретить и в других категориях и жанрах. А потом, речь ведь идет об экранизации бумажного комикса, мифа, легенды, притчи, и бывает так, что оригинал остается гораздо лучше и умнее киновоплощения. Таких примеров много. И мне кажется, подобные экранизации объединены одной глобальной идеей о сверхчеловеке с уникальными способностями. Естественно, что в киноверсии на последнем пункте будет поставлено основное ударение — то, что, видимо, Скорсезе называет аттракционом. Сверхиронию на этот счет можно увидеть в фильме «Бердмэн». Но я убежден, что любой аттракцион не может вечно бессмысленно раскручивать зрителя из стороны в сторону, он рано или поздно придет к осознанию своей более глубокой миссии. Все уже становится сложнее и подробнее.
Что дала вам работа в ночном клубе, а что — жизнь на вокзале?
Работа в ночном клубе дала мне понимание многотысячной аудитории как единого организма, познакомила меня с импровизацией, бессонницей, звездной болезнью, когда я вдруг осознал себя чем-то особенным. Кроме того, эта работа подарила мне навык концептуального мышления, способность формулировать концепцию и отстаивать ее, планировать и организовывать людей, надувать шарики и оформлять большие пространства, спасать приглашенных артистов от людей с пистолетами, разговаривать со стриптизершами о боге, мечте и поэзии.
Жизнь на вокзале отсыпала подробное понимание человеческой трагедии, излечила меня от звездной болезни, подарила и укрепила веру в себя. Я наконец выспался и увидел, что человеческая масса имеет лицо, у каждого оно уникальное, со своей судьбой, и что нет плохих людей. Это был самый драгоценный период молчаливого наблюдения, результаты его я до сих пор реализую, когда представляется возможность.
Мать отправила вас в армию в разгар военных действий на Кавказе. Как это отразилось на ваших отношениях и как вы нашли с ней общий язык?
Очень хороший вопрос. Я не знаю как — наверное, когда перестал искать с ней общий язык, все и нашлось… Но то, что нашлось, я не могу назвать здоровой связью. Контакт все равно надломлен… И это произошло еще до армии, в глубоком детстве. Сейчас, после пяти лет активной психотерапии и внутренней работы, я могу это сформулировать как гиперопеку и обесценивание личности ребенка. После ухода отца она объединяла в себе две родительские фигуры и пыталась выживать одна с двумя детьми. Я до сих пор в общении с мамой замечаю, что передо мной ребенок, который требует подтверждения собственной значимости. Надолго меня не хватает. Но я благодарен судьбе за то, что у меня такая мама, такое детство, за армию, которая меня вывернула наизнанку. Все это сформировало меня и стало топливом для творчества. Я люблю мать, но предпочитаю жить свою жизнь максимально аутентично.
Какие чужие киноработы вас потрясли в последнее время?
В последнее время я не могу отметить того, кто меня поразил, так как занимаюсь подготовкой к двум кинопроцессам, а это исключает все постороннее. Последнее, что я видел, — это сериал «Алиса не может ждать», меня потрясла энергия этой работы и Елизавета Ищенко, очень самобытная актриса.
Вы играли в Eastern Boys («Мальчики с Востока», 2012) у Робена Кампийо и в Out of Love («Ненависть», 2016) у Паломы Вальдебенито. В чем особенность работы с тем и с той?
Особенность в том, что в первом случае это мужская энергия, а во втором — женская. Но в процессе съемок Робин распустился как очень хрупкий, тонко чувствующий цветок, а Палома — наоборот, как крепкий чилийский воин. В обоих случаях мы были на одном языковом уровне и очень крепко подружились. До сих пор поддерживаем связь, и оба проекта для меня являются знаковыми в карьере, потому что я получил модель другого подготовительного периода актеров и команды к кинопроцессу. Кампийо делал по 20 дублей, добиваясь нужного состояния, Вальдебенито всегда сохраняла фреш и не позволяла репетировать, мы намечали только опорные точки в сценах и действовали интуитивно. Помню, что после этих проектов у меня была адаптация к проектам на родине. Я был очень воодушевлен и, конечно, старался перенести полученный опыт на российскую действительность. К своему счастью, я обнаружил очень много неравнодушных людей в области кино, кто тоже ищет и заинтересован заниматься сотворчеством.
Как преодолеть страх, зажатость на площадке? И помогает ли это избавиться от скованности в жизни?
Нет, нет, нет! Ни в коем случае! Бороться со страхом, а также игнорировать его — это значит вдыхать в него свою энергию, то есть подтверждать реальность страха. Необходимо давать страху место внутри, раз он постучался. Это не инородное явление, это важная часть. Давать место — значит безоценочно наблюдать за его рывками и верчением внутри. Со временем приходит понимание, что страх — это самый ближайший друг, который несет в себе мощнейший ресурс, его смело можно брать в работу на площадке. Вообще, если человек не соединен с самим собой, ему будет трудно понять эту механику, поэтому задача понять, кто на самом деле проживает эту жизнь! Кто тот, кто считает себя актером, мужем, сыном, отцом и так далее. Остальное — иллюзия. Приобретенный опыт можно смело интегрировать в творчество. В моем случае кино всегда являлось терапевтическим пространством, где я разрешал свои внутренние вопросы, приближаясь к себе настоящему, пока не подошел вплотную к границе, за которой все концепции себя разлетались как пыль. Сейчас я перестал формулировать себя как нечто конкретное, это подарило мне всевозможность. Кстати, зажим возникает у человека, который считает, что не имеет права на ошибку. Мы все имеем право на ошибку. Ошибка, антилогика, исключение, парадокс — это ритм жизни.
С чем связан расцвет отечественной сериальной индустрии и какие вызовы стоят перед ней, на ваш взгляд?
И, конечно, расцвет полностью связан с творческой молодежью, которая, в свою очередь, должна четко понимать, что обслуживание тренда крадет индивидуальность.
Есть ли прогресс у индустрии в поисках киноязыка?
Недавно, в процессе работы над проектом «Лада Голд» режиссера Никиты Власова, произошло нечто особенное: происходящее в кадре мы обозначили как «неокустурица» — киноязык, на который мы, сами того не понимая, наткнулись.
А то, что происходит в российском кинопроизводстве сейчас, вызывает чувство гордости и вселяет надежду на возникновение самобытных произведений.
Премьеру какого своего проекта со своим участием вы особенно ждете? И почему?
Их три! «Кошка» — сериал Карена Оганесяна, потому что там была поставлена задача сыграть другую национальность, «Жить жизнь» — сериал, который снял Артем Аксененко для онлайн-кинотеатра START, потому что я там играю на фортепиано и в сценарии присутствует моя проза и поэзия, все та же «Лада Голд» Никиты Власова, потому что там я встретился со своим внутренним ребенком.
Есть ли у вас блокнот, куда вы закидываете мысли и идеи? Что записали туда в последний раз?
Да! Блокнот постоянно со мной. Последнее, что там написано: «Фиолетовая мантра пламени».
