Алексей, вы проводите фестиваль «Край света. Восток». Расскажите немного о том, как он появился.
Это длинная история — одна из самых главных в моей жизни. Началось все с того, что, кажется, в 2011 году мне позвонила Алла Ильинична Сурикова, которая сделала за год до этого фестиваль зрительского кино в Южно-Сахалинске. Судя по всему, она не ожидала, что его нужно будет проводить еще раз. Так получилось, что мы с моим коллегой Алексеем Медведевым оказались в Южно-Сахалинске и путем долгих поисков, проб и большой работы создали фестиваль, который называется «Край света. Восток». Это достаточно масштабный международный проект со всеми подобающими атрибутами. В нем максимально задействованы люди, живущие на Сахалине. У нас там работают мастерские для подростков: продюсерская, сценарно-режиссерская, дизайнерская, анимационная.
Фестиваль оброс еще сайд-проектами, в частности, вместе с участниками наших мастерских. Среди таких проектов Сахалинский международный кинофестиваль будущего, который называется «Игра света». В его конкурсной программе принимает участие видеоконтент, произведенный людьми не старше семнадцати лет. Не только из России, а со всего мира. Если «Край света. Восток» направлен в большей степени на территорию, на то, как культура может менять качество жизни человека, то «Игра света» — это история про остров, который является Меккой будущего, Меккой настоящего подросткового кино. В скором времени у нас должно быть совещание с Правительством Сахалинской области по поводу того, какой будет судьба фестиваля в этом году.
Ну, и чтобы было понятно: почему фестиваль называется «Край света». Первое, что приходит в голову, — это место его проведения, Сахалин. Появляются еще какие-то ассоциации с островом сокровищ, приключениями. Но на самом деле смысл этого названия гораздо глубже, и аудитория фестиваля его знает. Физическая сущность кино — это световой поток, идущий с экрана на человека. Этот поток где-то должен заканчиваться. Его край там, где начинается восприятие, то есть глаз человека. Вот эта невидимая линия, где встречаются замысел и восприятие, — это и есть то, про что наш фестиваль. Он, безусловно, зрительский, очень посещаемый, несмотря на то, что мы показываем в конкурсной программе те фильмы, которые имеют отношение к кинематографу как к искусству, а не как к аттракциону. Тем не менее этот эксперимент, который остров помогает нам ставить, показывает, что человек очень хочет смотреть про себя, искать себя в чужой жизни. В этом смысле мы, мне кажется, добились вместе со зрителями замечательных результатов. Подобных фестивалей, во всяком случае на территории России, я и не знаю.
Человек, безусловно, хочет смотреть про себя, узнавать себя в героях. Он же так или иначе при просмотре фильма сливается с персонажем. Как бы помещается в фильм.
Да, но очень многое зависит от того, как и кто тебе кино показывает и с кем ты его смотришь. Я не раз сталкивался с ситуацией, когда видел один и тот же фильм с интервалом в два-три месяца — например, на «Кинотавре», а потом на Сахалине. На удивление, совершенно разное восприятие. Можно столкнуться с ситуацией, когда один и тот же фильм может вызвать и отторжение, и приятие.
В повседневной жизни нет места хорошему авторскому кино, потому что оно требует совершенно другого внутреннего включения. Мы живем, используя другие рецепторы. Человеку нужно немного помогать, настраивать, чтобы он попал внутрь этого прекрасного мира, в котором существует кинематограф, перешел в состояние настоящего зрителя. Все, что мы там делаем, — этот как раз стараемся создавать ситуацию, в которой зритель оказывается в тех условиях, когда ему это кино смотреть удобно и нужно.
Вы сказали про «Игру света», где свои работы представляют подростки не старше семнадцати лет. Сразу вспоминается творческий лагерь «Камчатка». Вы случайно не планируете общие проекты?
Мы довольно близко дружим с Филиппом Бахтиным, но у нас несколько разные задачи. Лагерь «Камчатка» работает с личностной составляющей тех подростков, которые туда приехали, как бы обогащает их. Но у «Камчатки» нет задачи результата. Они там могут один день заниматься кино, другой день — театром, потом чем-то еще. В этом лагере показывают подросткам, которые к ним приехали, во что можно в жизни Играть (причем слово «играть» тут с большой буквы). На фестивале же история про результат. Люди делают кино долго, это шаг к профессиональной кинематографической жизни.
У нас еще есть еще «Край света. Запад» в Калининграде, где немного другая фестивальная модель. Одна из конкурсных программ — фильмы, обращенные к подросткам. Там два жюри: жюри из калининградских школьников и жюри из учителей. Они существуют автономно, у каждого из них есть кураторы. В прошлом году Филипп Бахтин как раз курировал учительское жюри, а Кирилл Иванов из группы «СБПЧ» — подростковое. Кураторы направляют, помогают начать разговор — особенно в тот момент, когда жюри должны встретиться и договориться между собой, кому отдать Гран-при.
Понятно, что на фестивали, в кино, театры люди ходят, чтобы в том числе прочувствовать атмосферу. Как провести фестиваль онлайн, чтобы передать все то, за чем на него ходят люди?
Это невозможно передать. Когда уходишь в онлайн-формат, нужно понимать, что не стоит ждать повторения тех эмоций и всего того, что мы переживаем в офлайне. Потому что есть офлайн, где ты можешь потрогать и понюхать, а есть онлайн, где ты этого сделать не можешь. В этом, конечно, минус, но есть и плюсы. В первую очередь это плюсы коммуникативные. Например, мы можем обсуждать увиденное с любым экспертом, находящимся в любой точке мира. Можем разговаривать про проблемы, беспокоящие подростков, и разбирать различные кейсы с такими экспертами, которых мы не могли бы привезти не по финансовым причинам, а просто потому, что люди не смогли бы приехать. Второе — за счет онлайн-платформы о нас может узнать гораздо большая аудитория во всех точках земного шара (это важно именно для фестиваля «Игра света»). Мы можем вместе смотреть кино с ребятами из разных стран, а также рассказать большому количеству людей, живущих не на территории Cахалина, о том, что это за край и что за люди там живут.
Все, что можно будет сохранить в офлайне, мы сохраним. Онлайн в нашем случае мера вынужденная. Хотя бы частично офлайн мы, безусловно, хотим оставить. Дело в том, что общая эпидемиологическая ситуация на Сахалине несколько лучше, чем в Москве, но при этом там приняты серьезные меры. Двухнедельный карантин на въезд, введены специальные пропуска для посещения Сахалинской области (как это было в свое время в Советском Союзе). Мы надеемся (да и есть основания предполагать) на то, что к августу карантинные меры будут сняты и мы сможем туда приехать. Хотим построить там студию, в которой будем проводить и Q&A, и встречи, и круглые столы. Подтвердил свою готовность приехать в случае снятия карантина почетный (хотя мне это слово очень не нравится) президент «Игры света», мой друг, идеологический партнер Данила Козловский. Кроме того, в этом году мы пригласили в жюри (предварительно опросив ребят) Антона Лапенко, которого там знают и смотрят. Мы планируем провести с сахалинскими ребятами несколько встреч и разборов в том масштабе, в котором будут позволять санитарные нормы. Предполагаю даже, что все вместе снимем какой-то проект за дни фестиваля и потом покажем. У нас есть договоренность с группой «СБПЧ», которая теоретически может дать концерт, посвященный открытию фестиваля.
Надеюсь, что у вас все получится. Теперь давайте перейдем к вашим проектам. Не так давно посмотрела короткометражку «Подвиг», где вы люто ненавидите своего начальника. У вас были ситуации, подобные той, что изображается в фильме?
Вы знаете, вернувшись из армии (это было в 1990 году), если я и работал хотя бы год под чьим-то руководством, то уже хорошо. А так я всегда был либо начальником, либо вообще сам по себе. Поэтому нет, все-таки не было.
Вы еще в том же фильме очень круто танцуете под «Аукцыон» — «Дорога». Любите эту группу?
Мы с Леней Федоровым давно близко дружим. Сначала я очень полюбил эту группу, потом несколько лет ждал, когда представится возможность познакомиться с Леней, и это случилось.
Понимаете, в слове «рок-музыка» есть важная часть — «музыка». Наша страна очень логоцентрична, мы тяготеем к литературе, к тексту. Оттого и наша рок-музыка стремится к бардовской песне. Когда я впервые услышал группу «Аукцыон» (а это произошло со мной достаточно поздно, году в 1994-м), то был ошарашен их музыкой. Не говоря уж о том, что у них замечательные сложные поэтические тексты. Тексты, поставленные на службу музыке, и это очень круто. До сих пор считаю, что у нас таких примеров очень мало: чтобы и текст был хороший, и музыка была ни на кого не похожа.
А песню «Дорога» в фильме предложил Ваня Петухов (режиссер «Подвига». — Прим. SRSLY). На самом же деле, когда мы снимали, там звучала совершенно другая песня: танцую я под I want to break free группы Queen. После съемок Ваня предложил наложить «Аукцыон». Причем мы с ним никогда про эту группу не говорили, и он не знал, что для меня это важная часть жизни. Смонтировали, и вот что получилось.
Слушайте, ну I want to break free там было бы слишком очевидно!
В этом и заключается профессия режиссера: в какой-то момент понять, что нужно что-то изменить и сделать это.
Сейчас мне вдруг вспомнились слова Вани Вырыпаева про то, что он не понимает, как можно сниматься в кино, ведь приходится по двадцать раз повторять одно и то же.
Ну Иван тут слегка лукавит. В кино нужно один раз найти и сделать. Да, несколько дублей в разных ракурсах и крупностях у тебя есть, чтобы развить найденное. Но ты можешь 25 раз делать по-разному, чтобы найти это точное состояние, а можешь не найти его (слава богу, есть монтаж). В театре же ты вообще играешь спектакли пять-шесть лет, иногда десять и более. Но если это хороший театр и режиссер, то каждый спектакль отличается от себя предыдущего. По крайней мере, для человека, который принимает в этом участие. Это каждый раз новая жизнь.
Как круто! По какому тексту?
Понятно, что сейчас сложно что-то планировать, но у нас вроде как уже есть предварительные договоренности и с «Гоголь-центром», и с Кириллом Семеновичем о том, что спектакль поставим в конце октября. Я сделал пьесу по тексту «Сентенции Пантелея Карманова». Пьеса на четверых, будут играть Филипп Авдеев, Андрей Поляков, Саша Горчилин и Катя Стеблина. Там будут песни и группы, о которой мы с вами говорили.
Хорошо, если все получится. Возвращаясь к тому, с чего начали: к теме фестивалей. Как вы вообще оцениваете российские кинофестивали?
Это тот вопрос, который мы задали сами себе, когда оказались на Сахалине. Я к тому моменту много лет имел отношение ко многим кинофестивалям, потому что мое основное ремесло — это постановка церемоний открытия и закрытия (включая «Кинотавр» и ММКФ). За всю жизнь поставил уж точно больше 150 киноцеремоний. Я видел, как эти фестивали существуют изнутри. Но вопрос, на который нужно себе ответить: зачем? Зачем в XXI веке делать кинофестивали при таком объеме киноматериала, который ты можешь получить не выходя из дома? При всех возможностях, которые открывает перед нами цифровой мир? И вот фестивалей, которые дают внятный (во всяком случае устраивающий меня) ответ на вопрос «зачем?», в России крайне мало. Один из них — это «Кинотавр». Но это фестиваль, который не предполагает зрителя. «Кинотавр» — это что называется B2B, когда собираются представители индустрии, проводят питчинги, продюсеры видят молодых режиссеров, проходит конкурс короткометражных фильмов. Это такой горшочек, в котором варится кино. Из него потом вырастает то, что мы видим на зрительских фестивалях. Я был, например, на Arctic open в Архангельске — это международный фестиваль стран арктического пояса. Там президент Игорь Угольников, а движок фестиваля — люди, живущие там, очень увлеченные ребята. Но у них катастрофически маленькие бюджеты. Еще есть хороший фестиваль в Иваново, который, может быть, однажды двинется в более интерактивную сторону.
У кинематографа должно быть прикладное значение. Человек должен понимать, зачем ему этот фильм и чем это кино ему может помочь. Я понимаю, что это утилитарный подход, и немного утрирую. Однако не устаю повторять: вся наша жизнь — это фильм, и мы смотрим в воображаемую камеру. То, что мы видим, — это кадр, который мы сами выбрали. Если у тебя штатив врыт в землю, то твой кадр вряд ли будет красивым. Это как стоять в очереди на квартиру и получить ее спустя много лет где-нибудь в промзоне. Вот вы живете и клянете на чем свет стоит всех подряд. Потому что вид из этого окна так себе. Не ты его себе выбирал. Тебе выдали. В этом будут виноваты все: власть, соседи, строители, американцы. Вы можете дерево посадить, но, если вы живете высоко, оно до вас не дорастет. Иногда птичка пролетит. Иное дело — иметь возможность купить себе квартиру. Выбрать и купить.
Мы говорим о чем: нужно снять камеру со штатива, положить ее на плечо и искать свой кадр. Кинематограф учит в первую очередь этому. И фестивали, на мой взгляд, нужны именно для этого. Мы можем все время либо находиться в конфликте с чем-то, либо экзистенциально искать свой кадр. На самом деле, волшебным образом, без изменения размера заработной платы, можно изменить свою жизнь, просто переставив камеру. Фестиваль этому не то чтобы учит, но показывает, что так можно. Наверное, это не единственный ответ на вопрос, зачем они нужны. Но для меня он кажется самым честным. Особенно если фестиваль делается на деньги налогоплательщиков. Важно еще уважать и любить тех людей, для которых ты этот фестиваль делаешь. Самому учиться чему-то, быть частью этого процесса. Не снисходительно поплевывать с высоты холмика и смотреть, как люди идут в кино и выходят из него, а быть одним из них.
