Никита, привет! Для нашего эксперимента с «Тинькофф» ты подключил голосового помощника Олега, который не только помогает с финансами, но и умеет принимать звонки, отвечать на них и троллить мошенников. Как изменилась твоя жизнь после этого? Стало полегче?
Кажется, с Олегом мне стали звонить еще чаще. Все хотят проверить, что за робот отвечает вместо меня, и убедиться, что я получил сообщение. Кто-то перезванивает и говорит: «Отключи своего секретаря!» Саша Паль вообще трубку положил от неожиданности. Мне с Олегом удобно, конечно, а особенно ночью, потому что тогда я ставлю телефон на авиарежим: дозвониться до меня в это время невозможно. Он тут действительно выручает: если звонивший начнет что-то говорить, Олег все запишет. То есть у меня будет и аудиозапись, и расшифровка (все сохраняется в мобильном приложении/ чат-боте в телеграме), благодаря которым я уже делаю выводы, стоит перезванивать или нет.
Скажи, твои входящие и правда бесконечны? Сколько времени в день ты тратишь на разговоры по телефону?
Трачу много. Мой самый долгий разговор, кстати, длился 10 часов (с 21:00 до 7:00). Это мы разговаривали с Аней, моей женой, ей тогда было двенадцать, мне — четырнадцать.
Сколько у тебя было звонков за сегодня?
Давай посмотрим. (Считает.) 15.
Ну, в общем-то, не так уж и много.
Обычно больше раза в два — где-то под 30. Причем это в основном входящие! Мне гораздо удобнее разговаривать по телефону, чем переписываться.
А кому ты чаще всего звонишь?
Звоню по работе: Кате Мяздриковой — директору фонда «Я в помощь», Маше Вдовиной — маркетинг-директору проекта «Помощь», Саше Палю, жене. И все, наверное.
Голосовые сообщения записываешь?
Мне они очень не нравятся, и я ненавижу, когда мне их отправляют. Потому что ты запросто можешь быть в ситуации, когда физически неудобно прослушать сообщение. Но кому-то голосовые нравятся, и мне даже интересно узнать у тех, кто их отправляет, почему.
Ты берешь трубку, когда тебе звонят с незнакомых номеров?
Я беру, но сначала молчу. Потому что участились случаи, когда мошенники записывают твой голос. Например, звонят и говорят: «Привет! Как дела? А ты почему сделал то-то и то-то?» Я предпочитаю молчать, пока не пойму, что на том конце провода адекватный человек, а не мошенник. Кстати, когда подключил Олега, все ждал, что мне позвонят мошенники и Олег их потроллит, но они так и не позвонили.
То есть в диалог с ними ты не вступаешь?
Чаще всего нет. Были случаи, когда человек звонил чуть ли не из тюрьмы и предлагал что-то купить. Вот тогда я вступал с ним в диалог: спрашивал, зачем он это делает, и просил больше так не поступать.
А в черном списке какое количество людей?
Никого нет.
Тебе, скорее всего, приходит дикое количество сообщений.
Вот в телеграме у меня висит 266 сообщений, но часть из них — чаты. На почте 2127 непрочитанных писем. Я стараюсь не читать то, что важно, до момента, пока вечером не сяду и не смогу уделить этому должное внимание.
Перед тем как ты приехал на интервью, мы со стилистом обсудили видео для приложения «Помощь», твои образы в клипах «Никаких больше вечеринок» и «Сердце Лед». А потом началась наша съемка, где ты снял трусы, перевоплотился в черепашку-ниндзя и погадал на стеклянном шаре. Понимаешь, что тебя любят в том числе и за это безумие?
Кстати, трусы я не снимал. Хотя можно было бы сделать из этого легенду. Это приукрашивает жизнь. Знаю ли я, что меня за это любят? Да, и чувствую любовь по отношению к себе. Думаю, все потому, что я позволяю себе делать то, что хочу, и знаю, для чего это делаю.
Любовь к другому человеку возникает тогда, когда твое «я» и его «я» соприкасаются. У вас происходит диалог и на уровне физического, и на уровне нематериального. И когда «я» человека проявляется, его невозможно не полюбить, потому что он обнаружил себя. Смею предположить, что я себя, скажем так, секундно встречал. А когда ты обретаешь себя даже на секунду, то можешь позволить себе делать то, что хочешь. И вот мы вернулись к началу: я всегда делаю только то, что хочу. При одном важном условии: если это не вредит другим.
Попадал ли ты в такие условия, когда тебе не давали делать то, что ты хочешь?
Да, но это чревато для тех, кто мне такие условия создает.
Что это значит? Ты перестаешь с ними работать?
Нет. Знаешь, им «прилетает» обратно. Я бы здесь сравнил себя с каким-то удавом — быстрым и всегда готовым атаковать. Ну просто мне невозможно что-то запретить. Никто не имеет права устанавливать мне рамки. Никто.
Я заставляю человека почувствовать, что он не прав. И он это действительно чувствует, потому что и правда не прав: нельзя кому-то что-то запрещать. Можно озвучить свою точку зрения, но не запретить. Только если это не оговоренные заранее вещи и не закреплено, например, договором. Люди, которые кому-то что-то запрещают, делают это в первую очередь из-за каких-либо своих комплексов и страхов.
Для меня нет никаких границ, кроме тех, что, как я уже сказал, могут оскорбить других. Всякое бывает, и, возможно, я мог кого-то ранить, но, надеюсь, за каждый подобный случай попросил прощения.
Говоря про людей нашего возраста, ты привел фразу Табакова: «Вы первое непоротое поколение». Что ты можешь сказать о тех, кто после нас?
Сейчас пытаюсь вспомнить, с кем из 16-летних я недавно общался… Понимаешь, если мы про какую-то борьбу за свободу, то для них то, за что мы боролись, — это уже нормальность. Если же сравнивать, например, наших родителей, и тех, кто после нас, то там уже видна дистанция. Это как взять человека из XIX века и чувака на роллерборде или электрическом самокате и начать искать у них общее. Они могут поговорить о вечных ценностях, но все равно будут общаться на разных языках. Мы какое-то время не видели интернета, а будущее поколение уже с ним выросло и гораздо быстрее все узнало. Самый простой пример: наши родители увидели во всех подробностях, как устроена анатомия мальчика и девочки, в каком-то далеко не раннем возрасте, а новое поколение — в восемь-девять лет, если еще не раньше. Понимаешь разницу?
Года два назад я работала в одном издании, где мы тоже брали у тебя интервью и делали съемку. Эти фотографии в рандомном порядке я опубликовала в инстаграме* того издания. Потом ты написал нам, чтобы мы заменили их на другие (хотя те были тобой утверждены). Почему для тебя это было так важно?
Потому что я вижу, какая фотография родилась полностью. То есть она «случилась». Даже помню ее: на ней я прыгаю с машины, лечу в советском костюме, как ракета, а сзади шпиль. В этом есть какая-то мысль, пусть и не всемирного масштаба. И я точно понимал тогда (да и сейчас тоже), что из всех фотографий получился именно этот снимок — он прям родился. Во всех остальных не было столько смысла. И мне это было важно, хотелось, чтобы, по крайней мере, из тех трех фотографий та, которая получилась, была превалирующей. Иначе чего я прыгал-то. Более того, я все интервью свои вычитываю.
И сильно придираешься?
К тем моментам, где я могу кого-то оскорбить, — да, это просто неправильно. И к тем, где коверкается смысл. Интервьюер тут бывает ни при чем, часто виноват я: не смог подобрать слова, донести мысль. И чтобы дообъяснить ее, я могу внести изменения в текст.
Бывали какие-то интервью, которые по тем или иным причинам не вышли?
Не было такого. Я только однажды сказал одному известному интервьюеру: можешь спокойно взять первые 40 минут и их выкинуть, потому что это скучно смотреть.
Это то самое интервью, где было много уделено внимания «образу хорошего человека»?
Сама понимаешь, одно дело поддерживать образ хорошего человека, другое дело — быть им. У меня нет образа, я просто действительно вроде не настолько плох. Не предавал людей, не изменяю жене. Не хожу тусоваться куда-то и употреблять наркотики — мне это скучно.
В недавнем интервью ты говорил, что твоей маме нужно поставить памятник за то, что она тебя вытерпела. Что такого ты творил?
Ой, да много всего. Просто делал то, что мне велит сердце. Иногда это может звучать очень инфантильно или казаться бравадой, но я живу соответственно моему внутреннему компасу, который меня ведет.
Надо сказать, моя мама в молодости тоже была очень своенравной. В 17-18 лет уехала из Вологды в Москву учиться, сама шла своим путем и меня так же воспитывала. Никогда не было такого, чтобы она меня что-то заставляла делать: мама всегда давала мне возможность победить. И лишь во время третьей попытки поступления в институт сказала: «Никит, ну, может быть, ты попробуешь на кого-нибудь другого поступить? Все-таки мне уже столько лет, а я до сих пор работаю». Просто у меня была установка: пока я учусь, то имею право просить у мамы какие-то деньги. Заканчиваю институт — делаю все, чтобы у нее не было необходимости работать. Заметь: тем вопросом она не заставляла меня идти учиться на кого-то еще, а просто предложила, но решение было за мной. Точно так же и в других вопросах. Она могла мне предложить что-то, но, если я не соглашался, никогда не давила. Сейчас моя мама болеет (у нее деменция), и мне иногда грустно, потому что я не могу с ней поговорить, как раньше.
Понятное дело, что огромную роль в том, какой ты сейчас, сыграла мама. Кто еще тебя сформировал?
Мама. Мастера — у меня же не было отца, но были рядом мужчины-мастера, которые меня чему-то обучали. Мои друзья. Книги. Жена. Но в первую очередь внутренний компас.
В воспитании Софии ты поступаешь так же, как твоя мама? Учитываешь ли какие-то мамины ошибки? Если они были, конечно.
А у нее не было никаких ошибок. Она самая лучшая мама из всех, идеал. Аня — тоже идеал и тоже лучшая мама. Мне вообще с ними повезло. И, конечно, хочется, чтобы Софочка была своенравной и делала только так, как она хочет. Но ни в коем случае не во вред окружающим, не мешать их свободе.Тот факт, что ты рос в неполной семье, как-то влияет на тебя и твою семью сейчас? Условно: хочешь ли ты подарить Софии отцовскую любовь, которой у тебя не было?
Знаешь, удивительно: мама настолько меня окружила всем, что я в отце не нуждался. Кстати, однажды я попытался его отыскать. Нашел какие-то его данные, номер телефона, адрес, по которому он жил или, может, до сих пор живет. Но звонить не стал, потому что подумал, что если у него есть семья, то я могу как-то нарушить их жизнь. Мне не было настолько важно найти его — опять же, потому что мама заменила мне все необходимое. И с Софой я выстраиваю отношения по этой же модели. Иногда замечаю за собой, что очень погружен в работу, прямо несоизмеримо, и не позвонил ей — тогда начинаю переживать, что думаю много о себе. И еще на Аню многое возлагаю: такая у меня была модель семьи.
У Ани в инстаграме* была рубрика «Муж в машине», где она показывала, какой бардак там остается после тебя. Однако ты в одном интервью говорил, что любишь чистоту.
Я просто мыться люблю. Два раза в день принимаю ванну.
А что не так с машиной, почему там такой бардак?
Ну не могу я тратить время и силы на то, чтобы, скажем, повесить трусы туда, где они должны висеть, или положить ручку туда, где она должна лежать. Если дойдет до крайности совсем, а оно, видимо, дойдет, то я потом за один раз все уберу.
Вы с Аней активно занимаетесь благотворительностью. Все началось с «Доброго ящика»?
Придумал я его в 2011 или 2012 году. Мы тогда с Аней еще не были вместе, а когда в 2015-м встретились, она взяла на себя «Добрый ящик» и с тех пор по факту ведет эту историю, а я — «Помощь» и «Дом культур». «Добрые ящики» стоят уже по Москве, еще есть «Добрая машина», из которой раздаются вещи.
Вы все это делаете на свои средства и на средства людей, которые помогают?
Усилиями всех. Например, кто-то нам выделил место для хранения вещей. Юля Пескова дала водителя. Когда нужно заправить тачку или починить ее, оплачиваю я. «Добрая машина» была куплена на средства Вани Савельева.
А ты же еще в марте разместил объявление в подъезде, где указал номер квартиры и телефон, по которому пенсионеры могут обращаться за помощью.
Это было спланировано! «Помощь» как идея пришла ко мне в 2016 году. С того момента и началась разработка проекта. Я находил возможность, средства для того, чтобы его реализовать. Потом обрушилась пандемия, и та категория граждан, для которой все это делалось, оказалась наиболее уязвима. А приложения еще не было. Стало понятно, что это будет максимально странно и неправильно, если мы ничего не сделаем для старшего поколения, когда они под ударом. Не начать мы не могли. Созвонились всей командой, коллегиальным советом и выстроили кампанию «#Явпомощь», ставшую, по сути, предвестником проекта «Помощь». Вообще, название кампании София Вайнштейн и ребята из агентства Wunderman Thompson придумали еще за год до коронавируса. Но она должна была по-другому начинаться, а пандемия заставила нас очень ускориться. Так что эту историю мы переиграли и запустили.
Никита и искусственный интеллект
Голосовой помощник Олег, которого ты себе подключил, — это искусственный интеллект. Если бы тебе предложили сыграть роль искусственного интеллекта, робота, как бы ты это сделал?
Тут надо отталкиваться от произведения: ведь роль не существует в отрыве от повествования. Для того чтобы вообще разобраться с искусственным интеллектом, нужно задать вопрос: «Чего он хочет?» Важно еще понимать, что алгоритмы для него прописывает человек, ведь именно он умеет думать.
Вообще, мир роботов — нормальное продолжение нас. Логичный процесс эволюции, некая следующая ступень развития человека, следующий вид существ, который будет населять землю.
Если ты тоже, как и Никита, веришь в силу искусственного интеллекта и хочешь получать советы по финансам (устанавливать лимиты на траты, переводить деньги голосом, получать напоминания об обязательных платежах) и защищать свои звонки от спамеров и телефонных мошенников, то можешь подключить Олега, голосового помощника «Тинькофф», по этой ссылке.
