Мы поговорили с Катей о роковом вечере, когда произошла авария, о движении скарпозитива, дружбе с Идой Галич и о том, как относятся к людям с инвалидностью у нас и за рубежом.
«Почему я тогда не вернулась обратно в клуб, а шагнула прямо в кипяток?» — такой вопрос мне до сих пор очень часто задают, потому что это действительно кажется странным. Тут есть две причины: физиологическая и психологическая. Первая заключалась в том, что когда дверь за мной закрылась и я оказалась на улице, ничего не было видно, лишь кромешная тьма и пар. Почти сразу я ощутила острую боль в ногах и вообще перестала понимать, что происходит. Была полностью дезориентирована. А вторая причина сложная для восприятия. В своей книге я описала ее подробно, но постараюсь объяснить покороче. Я принимала решение, опираясь на свой тип личности, а сама по себе я очень тревожная. То есть в силу характера всегда в стрессовых ситуациях бегу сначала вперед, не глядя, что там.
Сознание я не теряла, к счастью, потому что если бы упала, то сварилась бы заживо. В самом глубоком месте воды было по бедра. Просто клуб находился в низине по отношению к зданию, где прорвало трубу, и горячая вода заполняла пространство, как бассейн. В кипятке я пробыла 10 минут. Меня спасли друзья, которые на машине подъехали к парковке возле клуба. Именно они уже передали меня скорой.
Я осознала весь ужас ситуации, оказавшись в реанимации. Затем у меня случился шок. Была ночь, родители находились дома и ни о чем не подозревали. Я попросила врачей дозвониться до них и сообщить, что я жива и в сознании, хоть и в реанимации.
За два года лечения мне сделали 47 операций. Ожоги страшны еще тем, что в ходе разложения кожных тканей может начаться сепсис, и он был у меня два раза. В результате пришлось ампутировать почти все пальцы на ногах. У меня осталось полтора.
Сначала я лечилась в России (Екатеринбурге и Москве), затем в Израиле и Германии. Хоть я из обеспеченной семьи, но даже у нас не было таких денег, которые требовались. Например, операция в Германии стоила порядка 25 тысяч евро, а сутки нахождения в местной больнице — 700 евро. Мы даже обращались в программу Малахова, чтобы восстановить справедливость и те, кто виновен в аварии, выплатили компенсацию. После программы моему папе даже позвонил Федор Бондарчук и предложил финансовую помощь, но брать деньги мы не стали. Тем более что публичная огласка помогла, и процесс был запущен. Андрей Малахов после программы лично держал связь с моим отцом и контролировал ситуацию. В итоге компания, которой принадлежала прорвавшаяся теплотрасса, выплатила компенсацию, покрывшую мое лечение.
У меня, в принципе, нет такого, что после аварии и ампутации появились комплексы и я стала считать свои ноги некрасивыми. Не было ни секунды, чтобы мне было неприятно или страшно на них смотреть. Думаю, это связано с тем, что сначала вообще никто не понимал, смогу ли я ходить. А тут я встала — и это было прям вау! То есть я на ногах, значит, все уже замечательно. А мои ноги — вообще супергерои: столько боли вытерпели и все еще могут выполнять свою основную функцию.
Для себя я разделила философию бодипозитива на два направления. Первое касается личного принятия себя и других, а также безоценочного отношения к людям с разными внешними данными. С этой позицией я полностью согласна.
А вот не нравится то, что некоторые, к сожалению, с помощью движения бодипозитива оправдывают свою лень. При этом на самом деле они недовольны собой и лишь прикрываются философией, которая им чужда. Я считаю, нужно принимать в себе то, что ты не можешь исправить, и менять то, что не нравится, если ты силах это сделать.
А если тебе нравится в себе какая-то особенность, но она не попадает под общепринятые каноны красоты, то не обращай внимания, живи и радуйся. И, конечно, ни в коем случае нельзя осуждать людей за их внешность. Весь этот список лег в основу движения скарпозитива, которое я сама придумала чуть больше года назад. Оно про развитие безоценочного отношения к людям со шрамами и инвалидностью. Вместе с ним я создала благотворительный фонд, деятельность которого направлена на помощь тем, кто пережил термические травмы — ожоги или обморожение. У меня два направления: первое — работа с общественным мнением через фотопроекты и рассказы реальных людей, чтобы другие понимали, что за каждым шрамом стоит история большого внутреннего сражения, преодоления себя и триумфа. Вторая часть — «фондовая», работа с людьми, которые обращаются за помощью. Они не знают, куда идти, с чего начать, как лечиться, где проходить реабилитацию. Я не только предоставляю им информацию, но и связываюсь с психологами (у меня самой, помимо экономического образования, есть еще и психологическое), юристами, врачами и так далее. Например, одной из девочек недавно была успешно проведена уже третья операция. Не все знают, что у нас каждый может получить бесплатную медицинскую помощь в любой федеральной больнице.
Находить волонтеров помогает инстаграм* , где я транслирую свои проекты, а люди откликаются и предлагают услуги бесплатно — к примеру, сделать сайт, фотопроект или помочь с SMM. И таких реально много. Вообще, у меня все как-то в потоке получается. Недавно была в санатории на Алтае, где подружилась с гендиректором, и мы договорились, что я буду своих подопечных тоже туда отправлять, так как у них есть подходящая программа.
Пока фонд еще не зарегистрирован как юридическое лицо, но я и не планировала торопиться с этим вопросом. Сначала нужно составить портфолио.
Год назад я написала книгу «Счастливый случай». Она не только обо мне. Эта книга про преодоление, поиск сил, дружбу, любовь, семью. Очень рекомендую читать в первую очередь тем, кто сейчас переживает травму, да и, в принципе, вообще всем. Там очень много про любовь и отношения. Книгу издало «ЭКСМО».
Я получила предложение от американского режиссера сняться в документальном фильме о шрамах. К сожалению, из-за пандемии и визовых сложностей все еще туда не доехала, но мы держим связь. Думаю, в будущем все же сделаем этот проект.
Часто выступаю на конференциях, и я очень благодарна тем, кто на них приглашает: там я могу рассказать про принятие себя и свой фонд. Я готова делиться своим опытом и идеями.
Два года назад запустила флешмоб, в котором рассказала свою историю, а также о том, что единственная обувь, которую могу носить без силиконовых стелек, — это «найки». Я предложила пользователям инстаграма* поддержать меня и отметить бренд, чтобы мы с ним смогли быстрее познакомиться. Тогда меня поддержали очень многие публичные люди, например, Айза Анохина, Наташа Рудова, Аня Седокова. В итоге ребята из Nike увидели это и предложили сделать совместный проект — создать спортивную обувь для людей с травмами ног. По сути, цель была достигнута. Но в итоге все уперлось в то, что у меня было очень много работы и карьерный мой рост шел вразрез с теми идеями, которые предлагал Nike. Наверно, это неправильное решение, но я выбрала свою работу. Очень надеюсь, что мы еще сможем продолжить диалог.
О дружбе с Идой Галич
Ида Галич поддерживала меня во многих моих проектах, за что ей огромное спасибо. Идочка — моя подружка с раннего детства. Наши отцы дружили еще до нашего рождения. Она родилась в Германии, моя семья тоже там жила. Все время пересекались на каких-то семейных праздниках, хотя близкими друзьями не были. Мы сдружились, когда я уже лежала в больнице в Москве, а Иду ее родители отправили меня навестить как дочку друзей. И так внезапно началась наша настоящая дружба. Конечно, я восхищаюсь всеми ее успехами. Но для меня Ида — прежде всего подруга, душевный человек, с которым можно посекретничать и пофилософствовать. Мне нравится вместе взрослеть, развиваться и наблюдать друг за другом.
О стереотипах
У меня бывают проблемы с парковочным билетом, когда оставляю машину возле какого-нибудь торгового центра. По закону мне положено бесплатное инвалидное место. У меня вторая группа. Но почему-то довольно часто люди не верят, что я инвалид, так как подъезжаю не на «Оке», а на «Мерседесе» и выхожу на своих ногах. Тогда мне приходится предоставлять справки. На худой конец показываю ноги, но это не очень приятно. Раз пять было, что даже до слез доводили.
У нас почему-то сложилось так: если люди видят человека, у которого есть проблемы со здоровьем, но при этом он не требует помощи, а просто пытается воспользоваться своими правами, то они не понимают, как к нему относиться. В нашем сознании инвалиды — это люди, которые плохо, бедно живут, которым всегда нужна помощь. Я считаю, что с этим стереотипом нужно работать: люди с травмами могут так же полноценно жить, как и все остальные.
Я работаю маркетологом в агентстве Perfluence, где никто не смотрит на мои физиологические особенности. У всех абсолютно равные условия труда, и это здорово! Кстати, именно из-за предложения по работе я переехала из Екатеринбурга в Москву четыре года назад, и мне здесь очень нравится.
Года четыре назад отдыхала на Ибице. Я загорала на пляже, когда ко мне подошли трое очень красивых парней. Они хотели познакомиться, и никто ни разу не посмотрел на мои ноги и не спросил, что с ними не так. Для меня это естественно, ведь я ухаживаю за собой, стараюсь быть привлекательной, и, когда со мной знакомятся красивые мужчины, воспринимаю это совершенно нормально.
Не буду скрывать, что в России отношение несколько другое. Но я стараюсь не придавать этому значения и в первую очередь не акцентировать внимание на своих ногах. Могу прийти в спортзал как в лосинах, так и в шортах. Если кто-то и смотрит, я просто не обращаю внимания.
При этом понимаю, что на родине я все равно чуть менее свободно себя чувствую, чем в той же Америке, где всем совершенно без разницы. У нас же людей это может шокировать. Мне просто, возможно, везет, что я не сталкиваюсь с хамством и излишним вниманием. Вот, например, в санатории на Алтае миленькие бабушки ко мне подходили, желали всего хорошего и интересовались, что случилось. Но это тоже нормальная реакция, и мне несложно рассказать, ведь люди искренне спрашивают без какого-либо негатива и агрессии. В итоге мы пообнимались и разошлись.