С 29 февраля в российском прокате идет «Аквариум» — фильм-утопия, отмеченный на калининградском фестивале «Короче» призом «За реальность». О том, как создается идеальный мир в кино, SRSLY рассказал режиссер картины Илья Шагалов.
Как прошла премьера «Аквариума» в «Художественном»? Как впечатления?
Проанализировав свои впечатления, я пришел к выводу, что не могу быть объективен. На премьере было много зрителей, много близких людей, поэтому градус ответственности зашкаливал. К счастью, друзья отличаются тактичностью. Многие наговорили хорошего (впрочем, что еще могут сказать друзья?). Во мне есть черты перфекциониста — мне кажется, что всегда можно сделать лучше. Поэтому никому не верю, а похвалу делю на десять.
Интересно, что на какие-то фрагменты фильма реакция у людей была полярной: то, что одним показалось сомнительным, другие посчитали интересной находкой. Эта полярность мнений на одно и то же событие дает мне понять, что каждый посмотрел какое-то свое кино.
А кино, как мне кажется, смотрят хоть и вместе, но каждый по отдельности.
И если есть разный спектр впечатлений, значит, картина в какой-то степени получилась.
По ощущениям есть разница между этим московским показом и премьерой, которая прошла летом на фестивале «Короче» в Калининграде?
Я очень рад и благодарен, что нашу картину позволили представить именно в «Художественном». В этом есть связь с историей и культурой. Как можно себя ощущать, когда премьера твоей картины происходит в кинозале, в который ходил Лев Толстой? О чем еще можно мечтать? Поэтому к этому показу я относился слишком ответственно. Да и сама картина смотрелась иначе: в «Художественном» прекрасный звук, точно отстроенная картинка.
Я убежден, что любое кино снимается для большого экрана, а не для компьютеров или смартфонов. Чистота эмоционального восприятия напрямую зависит от настройки и размеров изображения. Поэтому, чтобы составить правильное впечатление, я всех призываю ходить и смотреть фильмы в кино. Новые фильмы или старые — все надо смотреть на большом экране.
Что касается фестиваля в Калининграде... Это был первый показ и мой первый опыт участия в фестивале. «Короче» — очень демократичный фестиваль, где нет ощущения «классового разделения». Идеальная среда для дебютанта: большую часть времени все находятся рядом, пользуются одними и теми же трансферами. Практически к любому продюсеру, художнику, композитору, можно легко подойти и познакомиться. Эта «горизонтальность отношений» помогает молодым авторам почувствовать себя частью индустрии, а не случайным гостем.
Именно поэтому ощущение премьеры на фестивале было трепетным, но уютным. Я благодарен, что нашу картину отметили наградой. Не могу не поблагодарить за смелость жюри под руководством Бориса Хлебникова за то, что нам вручили спецприз с формулировкой «За реальность». Мне кажется, это интересная ремарка для нашей картины.
Особенно интересно, что это не заготовленное наименование номинации, а сформулированное жюри.
Именно! Мы получили спецприз, и это крайне приятно. Я избегаю быть первым или последним, всегда стараюсь обойти общие места.
Хотя в искусстве запоминается то, как начнешь и чем закончишь, мне всегда интересно то, что между.
Культура — это всегда прослойка. Это не слова, но то, что между ними, то, что за ними.
И, кстати, мы пытались поймать это в нашей картине. Некоторые не могут сформулировать свое впечатление от просмотра, возможно, потому, что это не отвечает традиционным представлениям о драматургии, существовании артистов. Это жанровое кино, о вымышленной реальности. Мы старались создать отдельную, ни на что не похожую правду.
Утопии/антиутопии не самый легкий жанр, особенно для дебютанта. Почему ты решил начать режиссерский путь с него?
Причиной послужили довольно фантастические, можно сказать, утопические обстоятельства реальности. Был 2020 год, локдаун, все люди застряли в разных точках мира. Для творческих людей это был вызов, требующий изобретения нового языка коммуникации со зрителем. На этом фоне я создал работу «Феи» на стыке театра и видеоарта, которая имела зрительский резонанс.
По счастливому случаю эту работу увидела продюсер Сабина Еремеева. После этого она связалась со мной, оставила свои критические комментарии и поинтересовалась, почему я не занимаюсь кино. На что я ответил, что очень люблю кино и не занимаюсь им, чтобы его не испортить. У меня другие запросы к кино, и есть убеждение, что у русского кино свой путь.
На тот момент мне казалось что можно снимать только фантастику, так я ощущал время в котором мы живем.
Художник ведь всегда рефлексирует настоящаее, даже если смотрит в вечность.
Сабина внимательно меня выслушала и сказала: «Слушай, у меня есть один сценарий, мне просто интересно твое мнение послушать». После чего она отправила сценарий Дмитрия Константинова, в котором я увидел интересное пророчество, фантастическое размышление о мире, которого нет, но о котором мы страстно мечтаем. Это очень откликалось моим ощущениям.
Когда я начал собирать команду, оказалось, что я вообще не очень понимаю, как снимается кино.
Если я понимал, где искать операторов (с ними я часто сотрудничал), то с художниками-постановщиками, художниками по костюму, гриму, актерами надо было что-то придумывать, искать их там, где сам не знаю. Я пришел к продюсеру и поинтересовался: «Снимаете ли вы что нибудь в данный момент? Можно я приеду на площадку и подсмотрю, как это делается, поймаю вайб?» На что меня отправили меня в лес, в Тарусу, на съемки фильма «Волны» Михаила Брашинского. Это было беспощадное погружение в кино, в лес, в болота, где я за несколько дней прошел мастер-класс «Как снимать кино».
И что дальше?
Я понял, что в кино есть два главных творческих момента — это препродакшн и постпродакшн. Все, что между, пролетает как вспышка.
Препродакшн — ты фантазируешь, все придумываешь, ни в чем себе не отказываешь. Дальше очень быстро что-то снимаешь.
И уже постпродакшн, когда ты собираешь фильм из того, что успел.
Крылья фантазии часто обрезаются бюджетом. Наш бюджет был умеренный, но не великий для жанрового кино. Эти обстоятельства ставят занимательную задачу: снять кино, с ограничениями, а значит, без компьютерной графики (и в нашей картине нет вообще никакой графики). Подобные рамки структурируют и активируют изобретательность.
Как выбирались локации для съемок?
Чтобы создать утопию, очень важно найти правильное пространство, правильно решить среду. Мы сразу договорились, что мы не создаем будущее, мы создаем альтернативную реальность. Очень подходящим нам показался парк Галицкого в Краснодаре. Я родился и вырос в этом городе, и, поверьте, этот парк настоящая утопия и альтернативная реальность. Помимо Краснодара значительная часть съемок происходила в Суздале, в Подмосковье и в Узбекистане.
В фильме есть сцена, где герои прогуливаются вдоль нейтронной станции, источника мирной энергии. Роль этой станции исполняет узбекистанская солнечная печь. Это уникальное сооружение 1980-х годов, безумно красивый архитектурный научно-экспериментальный объект, который функционирует до сих пор. Таких печей существует всего две в мире: одна из них в Узбекистане, вторая во Франции. Узбекистан нам оказался как-то ближе.
Как вы подбирали актеров на роли?
Да выбирали, как обычно это происходит: бросали монетку, сопоставляли фотографии, приглашали артистов на кастинг и смотрели. (Смеется.)
Мне выделили комнатку на «Мосфильме», где я, как терапевт в нашей картине, принимал пациентов. Я внимательно выслушивал их мысли и ощущения от сценария. Мы много беседовали. Кроме актерских способностей, я искал единомышленников.
Абсолютно все роли в этой картине хотелось сделать объемнее, поэтому даже в эпизодах у нас играют большие артисты: феноменальная Настя Лебедева, Ваня Мулин, Глеб Пускепалис, уникальная Маша Карпова, обожаемая Любовь Толкалина. В нашем фильме нет «главной роли» как таковой. Хитрый сценарий так устроен, что этот статус перетекает от одного героя к другому. Эту эстафету начинает Алексей Филимонов, но в какой-то его место занимают Никита Еленев и Дарья Урсуляк — они все для меня главные. Мы перепробовали массу людей, чтобы найти тех самых.
К разговору о команде проекта. На питчингах фильм представлял Алексей Герман-младший как художественный руководитель, но в титрах я его увидела только в числе адресатов благодарности. Вы прекратили работать вместе?
Он нам дал благословение, выступил нашей протекцией, нашей галочкой верификации. Куратором нашего производства, конечно, была Сабина Еремеева. Надо отдать должное, она не вмешивалась в процесс (ну или мне так казалось), но я всегда чувствовал ее поддержку. Благодаря ее опыту меня окружили лучшие люди, с которыми вообще ничего не страшно. Многие из них тоже были дебютантами в кино, и это ценно, потому что тогда люди объединяются идеей, а не работой.
После дебюта в полном метре есть желание продолжать снимать полнометражное кино или хочется попробовать что-то еще?
Да, я сам себе задаю этот вопрос каждое утро, прежде чем приготовить завтрак. Вот варю свою кашу на воде перед практикой йоги и думаю: «Чем ты будешь заниматься завтра, Илья?»
При всей сложности кинопроизводства, меня раздирает чувство продолжать этим заниматься. Очень хочется внести в кино свои приемы и открытия, которые я сделал на территории видеоарта. Меня это заражает, включается азарт... Есть чувство, что я только вошел во вкус.
Мне в самом деле кажется, что русское кино — это важный кирпич в истории мирового кинематографа. У него есть свой язык, своя эстетика, самобытность.
И его важно развивать, не просто двигаться по инерции, а расшатывать, расширять существующие рамки кино, пробовать новые средства. Мне кажется, мы давным-давно живем в реальности, которая требует новых способов рассказа. Я не говорю о том, что надо отказываться от прошлого, здесь места хватит всем, но нельзя бояться изобретать что-то новое.
