Почему вы выбрали Франсуазу Лебрен и Дарио Ардженто на две главные роли? И как это сотрудничество стало возможным?
Я знаю Франсуазу Лебрен как актрису с тех пор, как увидел картину «Мамочка и шлюха» (1973), когда был студентом. Меня полностью очаровал этот фильм и особенно героиня Франсуазы. Так вот, когда в январе 2021 года появилась идея сделать «Вихрь», мне стало интересно, какая французская актриса 75−85 лет может сыграть роль мамы. Поскольку актерская игра Лебрен была одной из лучших в ее поколении, а у меня был сохранен ее телефон (хоть мы и не были друзьями), то я подумал, что должен позвонить ей. В итоге мне очень понравилось ее снимать. Что касается Дарио, то его я знаю уже 30 лет, он мне как дядя. Мы очень дружим и часто видимся в Париже, а на Рождество и Новый год даже звоним друг другу, чтобы спросить, как дела, и поздравить. Он очень, очень смешной. Кроме того, Дарио итальянец, а мой отец — аргентинец с итальянскими корнями. Таким образом, своими жестами и манерой говорить он напоминает мне моего отца. А так как я хотел кого-то очень харизматичного на эту роль, то подумал, что если это будет Дарио, то мы здорово повеселимся во время съемок. Например, когда он представляет фильм в «Синематеке» (а он может это делать на протяжении получаса, то люди аплодируют ему, как если бы он был комиком на сцене. Дарио никогда не снимался в кино, но я всегда думал, что однажды он должен это сделать! Мне слишком повезло, потому что я даже не предоставил ему законченные диалоги перед съемками. Тем не менее во всех интервью он говорит: «Я бы никогда не сделал этого снова. Это только для моего друга Гаспара Ноэ!» У Дарио было свободное время, и как раз в тот день, когда мы закончили съемки моего фильма, он срочно уехал в Рим, чтобы заняться своей картиной «Черные очки».
Я люблю кино Дарио. Порой, пока мы снимали, он высказывал свои представления о своем персонаже или о том, как можно продвинуть действие вперед. Не то чтобы Дарио каждый раз давал мне советы по режиссуре, но он придумывал много хороших идеей. Именно он предложил, чтобы у его персонажа была любовница... К слову, Франсуаза также подкидывала отличные идеи.
Как раз хотелось бы побольше узнать о таком типе сотрудничества на съемочной площадке. Два года назад я говорила с Беатрис Даль о вашем фильме «Вечный свет», и она сказала, что актеры там тоже активно предлагали идеи. Почему вы выбираете именно этот вид «невертикальной» работы?
Когда я один, то люблю смотреть фильмы на DVD, Blu-ray или читаю комиксы и книги. Меня не слишком забавляет писать самостоятельно, да и работаю я лучше в команде. Даже когда пишу, то предпочитаю иметь очень короткий синопсис, который даю прочесть нескольким друзьям. Что касается самого написания, то, как только структура фильма готова, я начинаю придумывать диалоги перед камерой со своими актерами — Беатрис Даль и Шарлоттой Генсбур, Моникой Беллуччи и Венсаном Касселем, Дарио Ардженто и Франсуазой Лебрен... Я чувствую, что лучшие идеи могут прийти коллективно, потому что реакции непосредственны.
Однажды я делал фильм с большим сценарием, на который потратил много времени. «Вход в пустоту» (2009) был очень хорошо прописан и проработан, но, чтобы воплотить перед камерой все, что находилось в голове, требовалось много времени. При этом если действовать более «документально» (сначала создавать ситуации, а после уже фильм), то получается все гораздо изобретательнее — в коллективном режиме возникает много прекрасных задумок.
Многие журналисты сравнивают ваш фильм с «Любовью» Михаэля Ханеке, хотя для меня «Вихрь» гораздо более живой, несмотря на то, что он и касается темы смерти. Можете ли вы объяснить, почему люди продолжают сравнивать их?
Это происходит потому, что существует очень мало картин, которые показывают драмы, связанные с таким возрастом, — усталость, депрессия, инсульт, болезнь Паркинсона. Это все широко распространено, но, тем не менее, люди боятся утомлять зрителей фильмами, которые касаются печальных тем. Да и продюсеры не особенно часто дают деньги на ультрагрустные сюжеты. Преимущество «Любви» Ханеке в том, что это редкий случай, когда фильм о старости имел большой критический и даже коммерческий успех. Возможно, мне удалось сделать мою картину так легко, потому что произведение Ханеке принесло много денег продюсерам. Но последствия старости, какими бы они ни были — умственными или физическими, повсюду. Однако функция кино, по мнению многих режиссеров моего поколения, заключается не в том, чтобы вводить людей в депрессию, а в том, чтобы развлечь их. Они снимают фильмы с симпатичными девушками, оружием, приключениями и всем прочим. Я же хотел сделать удручающий фильм о 80-летней паре. Он гораздо больше вдохновлен моей собственной жизнью и жизнью в целом, а также картиной, которую я увидел, когда мне было двадцать лет, — это «Нью-Йорк, 42-я улица».
Почему в качестве основного места действия вы выбрали станцию метро «Сталинград», которая находится в популярном районе Парижа?
Это совпадение. Я знаю, что сегодня в мире мало мест, которые носят имя Сталинград, включая эту станцию. Мне же всегда название «Сталинград» казалось очень красивым. Несмотря на то, что теперь этот район, который на протяжении десятилетий был прибежищем среднего класса, немного деградировал. Незадолго до локдауна много молодых, современных людей начали покупать там квартиры, но во время ковида окрестности сильно изменились, и теперь там появилась куча уличных наркотиков. Крэк, которого не было раньше в Париже, закрепился именно в этом районе, и люди стали называть станцию «Сталинкрэк». Мне хотелось снять фильм, где действие происходит в неблагополучном районе, потому что я нахожу забавным, когда старая пара выходит на улицу и там больше опасности, чем дома. И поскольку «Сталинград» как раз таким и является, то я выбрал его.
Я уже делал это в «Вечном свете». Правда, эпизоды с разделенным экраном там появились довольно случайно: у меня не получалось снимать одним кадром, поэтому пришлось привлечь несколько камер и во время монтажа использовать два экрана. В фильме есть эпизоды, где мы видим два кадра — справа и слева, и они будто разделяют экран. Это суперкрасиво. Другая вещь, повлиявшая на меня в этом желании, все тот же «Нью-Йорк, 42-я улица» Пола Моррисси. Так что я не чувствую, что что-то изобретаю, снимая фильм со сплит-скрином. По крайней мере, до того, как появилась идея этой картины, я снял 7-минутную короткометражку для Saint Laurent «Лето '21». Именно после нее я понял, что точно хочу сделать сплит-скрин и в «Вихре», который рассказывает историю престарелой пары, живущей под одной крышей, но все равно разделенной. На второй день съемок было принято решение снимать фильм на две отдельные камеры, чтобы ярче продемонстрировать одиночество персонажей. Кстати, пролог, где они еще вместе, был снят в последний день, когда фильм уже закончили. Это, если что, единственный момент в фильме, где есть цветы и краски.
