По пути в Санкт-Петербург Илья (Сергей Липовский) засыпает. Ему не светят звезды, путеводными кажутся мерцающие городские огни — они манят, им хочется верить. В автобусе спокойно и тепло, маршрут давно построен: из провинции к большим надеждам, сколько таких поездок было — никто вроде бы не жаловался. Можно ли покорить Петербург иначе, чем собственным талантом? Кажется, что нет. Все в Илье хорошо — и характер, и принципы, но ему патологически не везет. Заспанного юношу разбудит водитель, чужие улицы принимают холодно, приходится мерзнуть. Когда автобус тронется с места, вместе с ним в неизвестность канут и накопленные «на первое время» деньги: Илья забудет там куртку.
Приходится брать андеграунд измором. За плечами — скромные пожитки: на карнавале пьяного ночного веселья много не нужно, только голова на плечах. Илья попадает на баттл и вопреки всему выносит (в одни ворота) соперника-мажора. Почивать на лаврах получится лишь до утра, приходится устроиться в порт: платят, селят, жить можно. На работе, между сменами, Илья встречает юную Гюли (Надежда Набиева), которая, не щадя себя, трудится уборщицей. Юноша влюблен, но обстоятельства, как полагается, сильнее: заботиться о ком-то оказывается так же непросто, как не остаться халифом на час в баттл-рэпе.
Периферийный Петербург в «Шуме» — пространство бытовок, заброшек, опустевших дворов и подземных пульсирующих коридоров, ведущих из одного ночного клуба в другой. Ближе к рассвету юноши и девушки из подсвеченных неоном норок перебираются в парадные многоэтажек, теряясь в очередной экс-коммуналке. Никаких тебе каналов, дворцовых площадей и прочих открыточных красот. Даже хорошо, что к 2021 году баттл-рэп успел трижды выйти из моды. Речитативные дуэли Ильи проходят в злачном подполье — ничего похожего на бар «1703». Рифмовать оскорбления приходится в тесной клетке — в кадре ничего, кроме раздраженных лиц.
После победы или поражения неизбежно наступает отрезвляющая тишина, толпа разбегается по переулкам. Улицы гудят, торжественно приветствуя кого-то другого, но точно не тебя. Популярность приходит в лайках и прочих радостях инстаграма, однако для Ильи монетизация второстепенна. Он заика, каждый баттл — попытка задушить нарушение собственной речи в зародыше. Когда герой вязнет в словах, а слоги предательски заедает, тело парализует чувство беспомощной злобы. Это ощущение «Шум» и поддерживает на протяжении полутора часов.
Гюли до тошноты мучима внутренней и внешней несвободой: ее сковывают братско-сестринские узы, обязательства, подработка дилером (потому что иначе нельзя). Илья ищет подходы даже к самому скромному, затхлому хеппи-энду, который возможен, но выходит едва ли. Спасти Гюли кажется невозможным, в творчестве не легче. Разбазаривать дар не хочется — опытный MC предлагает герою кататься по корпоративам и свадьбам. Чего гнешь спину, надрываясь в доках? Еще чуть-чуть и должно было бы прозвучать — на горизонте появилась «реальная тема». Куда ни посмотри, везде тупик. От обшитой металлическими листами стены никуда не деться: ни в клубах, ни в порту. Она словно слилась с городским ландшафтом — так, что все уже и привыкли.
Герои «Шума» читают свои тексты быстро, агрессивно и, в общем-то, не обращая внимания на своего визави. Они бросают вызов всему миру — а тот в ответ беззастенчиво раздает оплеухи, не давая опомниться. Фильм Даниэллы Рыбакьян своевременно заполняет лакуну, образовавшуюся между отечественным кино нулевых и тем самым моментом, когда к середине 2010-х почти все авторы «новых тихих» разбежались по дорогостоящим проектам, позабыв о своем несчастном, инаковом, лирическом герое. «Шум» — «кино спин», пластичное, подвижное, улавливающее нерв внутреннего неразрешимого конфликта между честью и инстинктом самосохранения. Ручная камера оператора Емельянова («Теснота») не просто поспевает за лихорадочной гонкой Ильи с необратимостью времени, но и обгоняет его, позволяя зрителю быть безмолвным сторонним наблюдателем и не потеряться в сумрачной петербургской реальности.
Рэп в фильме — музыка улиц с безапелляционным вайбом нулевых, тех лет, когда в радиоприемниках только стал раздаваться призыв угомониться: «Вокруг шум, не кипишуй, все ништяк». Но что если не хочется? Что если надоела усталость от бега на месте? Финал незавиден. Мир Рыбакьян населяют горячие головы, в которых черт знает что творится. Они не могут замолчать, тишина в «Шуме» — синоним конечности, после которой только тлен. Потому приходится продолжать начитывать куплеты, подхватывая друг за другом эстафету. За счет этих рифм, по мнению режиссера, улицы пока еще не отмерли. А там подождешь, и подъедет очередной юноша бледный со взором горящим все на том же рейсовом автобусе и все начнется заново.
