«Французский вестник. Приложение к газете “Либерти. Канзас ивнинг сан”» — целиком и полностью работа позднего Уэса Андерсона. Отношение зрителя к этому фильму можно предугадать — тут зависит все от того, любит он режиссуру Уэса или нет: в картине следует ожидать наивысший уровень ее концентрации.
Такая предсказуемость позволяет упрекнуть Андерсона во вторичности и самоповторе, но только если изначально игнорировать тот факт, что его искусство — это искусство в эпоху технической воспроизводимости, в каком-то смысле поп-арт. А он заведомо неоригинален и паразитирует на том, что можно было бы назвать аутентичным произведением (носителем «ауры») или первозданной реальностью. Кажется, именно с этой целью Уэс Андерсон берет все тех же неизменных и несомненных звезд первой величины. «Вестник» и в этом аспекте — сплошное преувеличение: в фильме вновь мелькают знакомые лица — от Оуэна Уилсона до Тильды Суинтон.
Все они нам очень близки, настолько, что мозг узнает их мгновенно. Эти актеры почти как родственники — по крайней мере, так гласит теория гностических нейронов (или «теория клеток моей бабушки»). Представьте, что вы увидели бы в кино всю семью. Нечто аналогичное по благодатному эффекту узнавания Уэс Андерсон проворачивает, работая со знаменитыми актерами.
Несмотря на всю оригинальную неоригинальность, «Французский вестник» стилистически ближе всего к «Отелю “Гранд Будапешт”», «Семейке Тененбаум» и, как ни странно, к кукольной анимации Андерсона. И намного меньше напоминает «Поезд на Дарджилинг» или «Королевство полной луны».
Потому здесь присутствуют: симметрия, центрирование, пестрота и яркость. Черно-белые сцены (которых в других работах режиссера либо вообще нет, либо гораздо меньше) в «Вестнике» служат не столько стилизации, сколько еще более подробной детализации, вскрывающей новую вещественность. Резкое и контрастное черно-белое цветовое решение, чередующееся с насыщенными красками, наряду с рукотворностью и нарочитой искусственностью мизансцены, широкоугольным объективом и фонами без перспективы упрощают изображение, а неловкие в своем совершенстве и роботоподобии движения делают его еще более ирреальным.
Из нового: еще большее перепроизводство текстов и смыслов. Фирменная для Андерсона каллиграфическая полиграфия закономерно достигает в «Вестнике» своего апогея: записки, письмена и тексты-орнаменты, которые невозможно прочитать за отведенное экранное время.
Андерсон снова выдумывает место действия. Если в «Отеле “Гранд Будапешт”» это была Зубровка, то здесь — вымышленный городок Эннюи-сюр-Блязе, что-то среднее между Парижем и Ангулемом, где проводили съемки, но Андерсон, как всегда, изменил ландшафт под себя. Ведь его фильмы — фикция, паразитирующая на реальности.
Несложно догадаться, что во «Французском вестнике» речь пойдет о журналистике. И это панегирик и филиппика одновременно. Фильм состоит из трех в той или иной степени удачных новелл (на самом деле, от лучшей к худшей): об искусстве, манифесте и гастрономии. Они сделаны со свойственным Андерсону оформительством и большим количеством отсылок, в том числе и к коллегам по цеху: Годару, Тати, Джармушу, Аллену и даже к Рою Андерсону.
Американо-европейский режиссер делает все чересчур совершенным, чтобы дать возможность полюбить и принять несовершенство. В его фильмах не встретишь эмоциональную реакцию, например, на смерть, но они очень сильно меланхоличны. В конце концов, даже такое светлое и щегольское кино не всегда должно быть радостным и комфортным для зрителя.
Это мнение, вольно или невольно, разделяет и Кирилл Семенович Серебренников — человек репрессированный и глубоко просвещенный. Он снял фильм по не менее интеллектуальному роману Алексея Сальникова «Петровы в гриппе и вокруг него». Картина призвана погрузить зрителя в морок и омут российского бреда, вызвать экзистенциальный ужас и катарсическое очищение. Однако этот эффект по большей части концентрируется в последней сцене, после которой хочется совершить вслед за одним из персонажей демонстративное самоубийство прямо в зале кинотеатра.
Выходит, это далеко не лучший фильм на фестивале, но все-таки лучший фильм Кирилла Серебренникова. Позерство и гламурное юродство здесь присутствуют только отчасти, и, кроме того, особенно воодушевляет почти отсутствующий дневной свет, который сменяется полумраком лампочки Ильича** и снежной пеленой.
В центре повествования — семья Петровых: Петрова-библиотекарша, Петров-старший — алкоголик, Петров-младший — игрок. Во всех них вселился демон, имя которому — Россия, или грипп, или псевдоинтеллектуальный пафос. Так или иначе, получается что-то невнятное и невероятное: от необъяснимого, но сладострастного увлечения русских кинематографистов Мандельштамом до леволиберального трепета и праведного гнева, который приводит к жизнеутверждающему патриотизму.
Между сцен и строк читаем надписи на заборах: «АИД» (что значит одновременно турбюро и инициалы фсбшника), «День говно, и ты тоже», «Исус», «До свадьбы не доживешь», «УВЫ».
Увы, эта пушкинская метель закончится, а в конце запоет Хаски.
Увы, ни Сорокин, ни Пелевин, ни Мамлеев, ни Гоголь с Булгаковым, ни инфернальная Чулпан Хаматова в зеленых туфлях не спасут ситуацию.
Увы, самый русский человек Юрий Колокольников играет русского мента под самый русский праздник Новый год (где, кстати, в роли Деда Мороза выступает Юра Борисов).
Увы, либеральный бомонд на выезде в грипп-трип не сложился в полноценный «Улисс» по российской Итаке.
Увы, Вивальди сыграют только на аккордеоне, а жить нам вечно и смотреть фильмы про русский бунт и русскую душу до гробовой доски.
Макабр предсмертной агонии отдельной семьи и целого государства разворачивается между реальностью и страшной сказкой. Этот день и целая жизнь клонятся к своему завершению, а светлая Россия будущего так и не наступила. Неслучайно на фоне мелькают земля и гробы, поминальная и не очень водка. Увы.