Я послушал ваш новый альбом Unsaid и был удивлен тем, сколько на нем акустической гитары и фолк-элементов. Раньше за вами, кажется, такого замечено не было. К тому же есть ощущение, что структурно ваши песни стали проще. Чем вызваны такие изменения?
Максим Макарычев: Да, все наблюдения верны! Структурно песни стали проще, потому что на новом альбоме каждый трек начинался с текста с простейшей структурой «куплет — припев — куплет». Работая над этими песнями, мы понимали, что какие-то серьезные инструментальные отступления в них не встраиваются. Тем не менее в нескольких треках имеет место интенсивное музыкальное развитие, но, как правило, в виде концовки. А фолк-элементы появились под влиянием той музыки, которую мы с Юрой много слушали в тот момент: Джонни Кэш, Боб Дилан, R.E.M. Это связано с тем, что мы хотели построить музыку вокруг смысла, а не наоборот, как мы работали в прошлом. К тому же повлияли и разные мелочи — например, я купил резонатор из Монтаны, у которого такой специфический, «американский» звук. Инструмент сильно влияет на музыку.
Юра: Мы слушали много величайших сторителлеров, и я сильно погрузился в написание стихов. Уже это выстраивает определенные рамки: мы отталкивались от текста, а не от музыкальных идей. Но нам и хотелось такого структурного порядка.
Простота — это то, к чему приходишь с возрастом?
Юра: В чем-то, безусловно, да. Я могу простым языком, без каких-либо абстрактных и витиеватых образов, рассказать, о чем каждая из песен на Unsaid, и такое у нас случается впервые. Но не исключаю, что эта простота может нам когда-то наскучить, и мы снова перейдем к каким-то экспериментам.
В своих недавних интервью, приуроченных к выходу Unsaid, вы часто говорите о кризисе среднего возраста. В частности, у Юры звучат фразы вроде «скоро придется закрашивать седые виски», «альбом записывали без юношеской истерики», «стали терпимее друг к другу» и так далее. Как взросление отражается на вашей музыке и образе жизни? Какие изменения вы за собой замечаете с возрастом?
Юра: Я стал спокойнее. Сам с собой могу договориться наконец-то! Во мне стало гораздо меньше внутренних конфликтов. Альбом Unsaid для меня был в определенной степени терапевтическим, я прорабатывал какие-то свои проблемы в этих песнях, впервые о них говорил. У меня наконец-то получается заглядывать в себя и рассказывать о том, что я там увидел. Раньше это казалось чем-то зазорным, неинтересным. Казалось, нужно идти за музыкой, за ее красотой, и она сама тебя выведет на какую-то поверхность, на которой все и будет держаться. Но сейчас, в силу приобретенного опыта, это кажется немного бессмысленным. На альбоме есть песня Capture You, в которой мы затронули тему старости. В ней герой сначала отказывается принимать тот факт, что самая активная фаза его жизни подошла к концу и он перешел к другому этапу.
Четырехлетнее молчание между альбомами — это довольно продолжительный срок для нашего непростого времени. Чем был вызван такой перерыв?
Юра: В первую очередь он был вызван тем, что мы немного устали и хотели погрузиться немного в себя, взять паузу. Я считаю, что это была главная причина. Наступил какой-то критический момент, и хотелось отдохнуть от бесконечной гонки, найти новые источники энергии. Вот на этот поиск мы и потратили время. Нельзя сказать, что четыре года ничего не происходило. Работа на альбомом Unsaid началась в том же 2016 году, после того как мы выпустили предыдущий — Origins. Например, текст песни The Quiet Life был написан уже тогда. И вот так, постепенно, не торопясь, мы искали новую форму, думали, как подать материал. Этого момента следовало ожидать: так называемый хиатус — распространенная практика среди музыкальных групп.
Максим Макарычев: До 2016 года я занимался музыкой исключительно в составе On-The-Go. И после четырех альбомов хотелось переключиться на что-то еще, расширить свой музыкальный кругозор и получить возможность посмотреть на нашу группу со стороны. Потому что мы начали откровенно путаться, чего хотим и зачем. Перерыв был нам необходим.
Как вы, кстати, относитесь к недавнему заявлению генерального директора и основателя Spotify Дэниела Эка о том, что музыканты в наше время не могут позволить себе записывать альбом раз в три–четыре года и думать, что этого достаточно?
Юра: Это чистая правда! Абсолютно согласен, что каждый год нужно выпускать какие-то релизы. В наше время все быстро меняется и нужно тщательно следить за тем, какой конкретно план для музыканта наиболее эффективный — синглы, синглы с клипами, EP или альбомы. Пропадать нельзя, да.
Тем не менее многие западные музыканты отнеслись к этому заявлению очень критически и заявили, что человек явно ничего не понимает в творческих процессах.
Дима: Правильно они отнеслись! Я считаю, что чувак явно не врубается в то, как что делается. Потому что, если фигачишь по релизу в год, то выгораешь! Что частично и произошло с нами в 2016 году. Очень важно найти баланс. В начале творческого пути желательно, конечно, выпускать новое чаще, но, когда ты вырастаешь как артист, можешь позволить себе жонглировать релизами и даже формами искусства. Это абсолютно странное заявление.
Юра: Но чувак рассуждает с точки зрения бизнеса…
Дима: Да, с этой точки зрения мнение правильное. Но чуваки приняли его в штыки, потому что никто не любит, когда им говорят, как что надо делать!
Женя: Подождите, в чем проблема? Он же не рассказывал, как нужно заниматься творчеством. Там заявление четкое и логичное: если вы хотите зарабатывать и развиваться финансово, делать себе карьеру в стриминге, в частности, в Spotify, то вам нужно часто выпускать релизы. Никакого отношения к творческому процессу данное высказывание не имеет. Поэтому чуваки, которые возмущаются, как-то пукнули в другую сторону, наехав на него.
Максим Макарычев: Если бы этот человек сказал такое в 2016 году, я бы тоже так отреагировал!
Юра: Музыкантов можно понять. Они восприняли его заявление эмоционально, решив, что он им указывает, когда муза должна их посещать.
Женя: В том-то все и дело: он не сказал, что вы должны творчески себя изматывать.
Кажется, это подразумевается…
Женя: Мы можем искать в его заявлении все что угодно, но это будет притянуто за уши…
Дима: Да нет же! Очевидно, что большое количество работы способствует физическому и эмоциональному истощению…
Женя: Не спорю, но мне кажется, что чуваки, которые остро отреагировали на его заявление, — это инди-исполнители. А ведь есть еще невероятное количество рэп- и поп-артистов, они просто берут лицензию на биты, которая стоит в среднем от 50 до 400 евро, и записывают с ними трек. Срок производства сокращается до минимума. За две недели можно записать релизов на год.
Юра: Дело в том, что за последнее десятилетие инди-музыка окончательно вышла в мейнстрим, и коллективное бессознательное этой прослойки музыкантов как бы говорит: мы все такие творческие, делаем все сами без продюсеров, не нужно нам навязывать ваш корпоративный, конвейерный подход. Негативная реакция на слова главы Spotify связана именно с этим.
Ваш новый альбом вышел незадолго до всей истории с коронавирусом. Насколько, по-вашему, эта ситуация оказалась губительной для него?
Юра: Все максимально жестко. Тут нельзя ничего приукрашивать. Если рок-группа не в туре, то релиз не продается — это давно подмечено акулами шоу-бизнеса. Не секрет, что наша сфера деятельности несет просто колоссальные убытки. Что будет с альбомом, сможет ли он оправдать вложенные в него ресурсы и силы — тут только остается развести руками. Мы будем действовать по ситуации. Есть планы презентации. Но, по сути, мы все в финансовой заднице.
Максим Макарычев: Для нас это очень неблагоприятная ситуация. Мы не один из тех коллективов, которые быстро сориентировались и успешно перешли в онлайн.
Юра: Дело в том, что мы сильно зависим друг от друга, а из-за коронавируса нам пришлось действительно изолироваться. Мы взрослые люди, у всех семьи, живем в разных условиях. Я родного брата не видел четыре месяца. Поэтому ни о каких веселых концертах онлайн тогда речи идти не могло. Снимать какие-то видео на коленках — это тоже не наше. Я предпринял попытку и потерпел крах. Руки связаны, и хочется, чтобы ситуация уже как-то разрешилась. Непонятно, дойдет ли все-таки дело до презентации, потому что туча до сих пор висит над всеми нами. Мы как-то прорвемся все вместе и будем действовать по ситуации — выпускать еще что-то или пробовать привлечь внимание с этим релизом. Непростой сейчас момент.
Женя: А еще мы на фестиваль The Great Escape не съездили в мае!
Максим Макарычев: Мы собирались в Лондон. Потратили деньги на подготовку, на работу людей там на месте, и ничего не случилось.
Юра: Случится ли вообще, а тем более с этим релизом, — очень большой вопрос.
Максим Макарычев: Будем перестраиваться! Как и все.
Я не мог не обратить внимания на двух приглашенных вокалисток на альбоме. Это ведь тоже новый для вас опыт? Почему вы решили позвать Катю Шилоносову (aka Kate NV) и Надю Грицкевич (aka «Наадя»)? Подтолкнул ли вас к этому эксперименту, например, последний альбом The National, на котором у них целая армия приглашенных девушек поет? Или совпадение?
Юра: Кажется, у них тот альбом еще не вышел, когда мы записали наши треки. Так что у нас с The National телепатическая связь. На самом деле, это связано с все той же историей с взрослением. На новом альбоме я пою в удобном мужском низком регистре, мне не хотелось много петь, например, фальцетом, и поэтому, с точки зрения звучания, полноты спектра, да и даже по смыслу, хотелось иногда представить женскую сторону. Конкретно в случае с треком Happy, которую мы записали с Катей, это очень явно. Когда я понял, что песне не хватает женского вокала, все встало на свои места. А High — вообще изначально песня Нади, еще времен группы Moremoney, поэтому было бы неправильно записать трек без ее участия.
У меня лично вызывает восхищение то, что вы за все эти годы, несмотря на повальную моду петь по-русски, не поддались текущим трендам и продолжаете исполнять песни на английском. Вы все еще ставите перед собой задачу прорваться к западному слушателю?
Юра: Конечно, пытаемся! А продолжаем петь по-английски, наверное, уже из вредности! Чтобы люди, которые оказывают давление, не почувствовали, что они добились своего.
Женя: У меня есть сообщение для молодых музыкантов, которые говорят, что петь на английском в России — отстой: вы сами отстой!
Юра: Мне кажется, у каждого должна быть свобода выбора. Мы его сделали уже очень давно и принципиально будем его придерживаться в рамках группы On-The-Go.
Максим Макарычев: On-The-Go — это пять альбомов на английском, было бы странно сейчас поменять язык.
Женя: Мы лучше какие-нибудь другие тренды будем рассматривать, более интересные.
Например?
Максим Макарычев: Например, фолк! (Все смеются.)
Юра: Это антитренды, на самом деле. Мы, наверное, выпустили самый антитрендовый альбом!
Примечательно, что у Kate NV как раз получилось привлечь внимание западных слушателей. Как вы относитесь к успеху ее альбома Room for the Moon, в частности, у рецензентов с Pitchfork? Понравился ли вам альбом?
Юра и Максим: Да, конечно, понравился! Мы очень рады, что у Кати все классно.
Близки ли вам источники ее вдохновения — вот эта эстетика позднесоветского телевидения? Ведь, кажется, вы должны были взрослеть с ней примерно в одно и то же время.
Юра: Да, естественно, «Марафон 15», все эти штуки из глубокого детства, которые сам, может быть, и не вспомнил бы никогда. Катя прекрасно работает с образами, с созданием, а точнее, даже воссозданием атмосферы, которая окружала нас в детстве. Я с большим интересом слежу за тем, что она делает. У нее классный подход на всех уровнях. Она сама придумывает свои клипы. Я бы тоже хотел так уметь, но не умею. Она молодец, что пробилась к западному слушателю, сохранив при этом самобытность. Но у нас все же другая история.
Почему вашего первого альбома нет ни на одном аудиостриминговом сервисе? Это сделано осознанно? Или есть какие-то проблемы с правообладанием?
Женя: На какой-то период времени нам стало некомфортно ассоциировать себя с тем материалом, но сейчас мы эту фазу вроде как пережили. Где-то год назад мы договорились, что все-таки его выложим, и я сейчас внутри этого интервью предлагаю ребятам сделать эксклюзив на BandCamp! Надеюсь, к концу года все сделаем!
Юра: Да, потому что было много запросов к нашему старому творчеству, которое мы в какой-то момент спрятали от слушателей...
Максим Макарычев: Не то чтобы спрятали, нас просто не волновало, что этого альбома нигде нет.
Поначалу вас сравнивали, например, с The Rapture. Не худший, надо сказать, вариант. Но к тому моменту, когда вы приобрели первую известность, волна дэнс-панка быстро сошла на нет, и вскоре ваша музыка заметно изменилась. Вы стали больше похожи, скажем, на Foals. Почему так получилось? Не было ли это сделано из каких-то конъюнктурных соображений?
Максим Макарычев: Тут важно отметить, что мы в тот период совершенно не умели мыслить конъюнктурно!
Юра: Да и сейчас-то не особенно получается. Мы просто всегда делали исключительно то, что нам нравится.
Максим Макарычев: Это все естественный процесс, связанный с тем, какую музыку мы сами слушаем в тот или иной период времени.
На первом этапе вашего преобразования вы перешли от дэнс-панка к возвышенному и непростому инди-попу, замешанному на мат-роке, сейчас в вашей музыке появилась приличная доля фолка. Есть что-то, чего бы вы никогда не добавили в свою музыку?
Юра: Нет, конечно! Зачем себя целенаправленно ограничивать?
А как вы относитесь к пресловутой «новой русской волне», случившейся в 2010-х? Есть ли фавориты?
Юра: Никого особенно выделить не могу, моей дочери «Хадн дадн», например, нравится. В целом классно, что музыкальная индустрия в нашей стране развивается и благодаря значительному количеству музыкальных проектов привлекает все больше внимания. Представить такое количество групп еще 10 лет назад было просто невозможно. В этом плане «новая русская волна» — это супер! И рэп тоже — ведь и он людям нужен.
Женя: А я могу назвать целых три своих фаворита. Мне понравился последний альбом группы «Увула». Еще могу выделить мурманскую панк-группу «Давай» и гендерно-небинарную певицу Августин.
Очевидно, что сейчас, с высоты своего опыта, вы не пытаетесь угнаться за трендами. За прошедшее десятилетие вы сами на себе смогли прочувствовать так называемый generation gap. Практически на ваших глазах расхожая в 2000-х фраза «я русское не слушаю» превратилась в 2010-х в «я слушаю только русскоязычное». Как вы думаете, это — мода, которая рано или поздно сойдет на нет? Или отечественные исполнители, поющие по-английски, теперь неминуемо будут вызывать неодобрение?
Дима: Я считаю, что тренды цикличны. То, что в тренде сейчас, было странным и мало кому нужным 10 лет назад, но при этом 20 лет назад происходило что-то похожее. Вы вспомните! В начале 2000-х, когда я начинал в Москве играть независимую музыку, вокруг было много русскоязычных проектов. Существовала мощная хардкор-сцена (привет группам «Аргумент 5.45» и «Ярче тысячи солнц»), инди-сцена, на которой хватало коллективов, поющих на русском, — например, «Интерьеры» или «Пилоты в дыму». Потом постепенно все изменилось, и стало «модно» устраивать себе внутреннюю эмиграцию и петь на английском. А теперь, спустя почти 10 лет, тренд на русский опять вернулся: все, кто могли начать петь по-русски, начали это делать. Круг замкнулся. Я это все связываю с геополитикой. Так называемые сытые и очень открытые к межкультурной коммуникации нулевые потихонечку превратились в десятые, когда начали окошко в Европу нам закрывать, ну в геополитическом смысле. Русский музыкант начал смотреть не только внутрь себя, но и вокруг — конечно, глаза у него полезли на лоб от того, что происходит в стране, захотелось об этом рассказать соотечественникам, а они в большинстве своем понимают только родной язык. Но я считаю все эти переобувания вполне закономерными и уверен, что с открытием границ, скажем, лет через пять–десять, мы вполне можем стать свидетелями возвращения иностранного языка на наши земли. Возможно, даже не английского. Может, это будет некий панъевропейский способ донести мысль. Поживем — увидим.
Юра: Классно, когда ты уже видел цикл целиком и знаешь, как что работает. Надеюсь, мы еще пару таких циклов просуществуем.
Кстати о внутренней эмиграции. Когда вы начинали, этот термин был весьма популярен. Молодые люди, живущие в российских городах, как могли отгораживались от действительности, слушали британское радио, зависали в уютных лофтах, где пили тыквенный латте или малиновый берлинер. Убегали в свой внутренний Лондон, Париж, Нью-Йорк... Сейчас, кажется, все наоборот: молодежь старается принимать действительность такой, какая она есть, не приукрашивая, на смену условному «Пикнику "Афиши"» пришла «Боль». Какой подход ближе вам? Как вы считаете, приемлем ли эскапизм в наше время? Смогли бы, например, уехать жить в один большой сельский дом все вместе?
Юра: «Боль» и то, что происходит сейчас, честный взгляд на социальную составляющую наших жизней — все это неизбежно должно было случиться. Хорошо, что это происходит. А эскапизм первой половины 2010-х и желание устремиться куда-то на Запад тоже принесли свои плоды, материальные и глазу заметные. Даже ругаемая всеми реновация, Парк Горького, «Гараж» — все, так или иначе, связано с этим. В те времена, когда начинали On-The-Go, все не сговариваясь стали петь на английском, а сейчас разом перешли на русский. Такие вещи происходят стихийно, к ним нужно спокойно относиться, не воспринимать в штыки и не говорить, что раньше было лучше. Я сам стал гораздо более социально заряженным в последние годы, и сейчас меня волнуют те вещи, на которые раньше я бы ни за что не потратил столько своего времени и энергии.
Женя: А я в деревню с удовольствием переехал бы! Причем эти мысли начали меня посещать задолго до коронавируса. По-моему, это нормально на пару дней выбираться в центр, а в остальное время находиться в атмосфере, более способствующей здоровому психическому состоянию.
То есть у вас есть ощущение, что в конце 2000-х, когда вы начинали, у нас была одна страна, а сейчас, в начале 2020-х, — совсем другая?
Юра: О да! Сильно другая страна...
Максим Макарычев: Но, с другой стороны, раньше я спал и видел, что куда-нибудь уеду, буду работать в другой стране. Страна и, в частности, Москва сильно изменилась, я к ней адаптировался и не хочу никуда уезжать.
Женя: Вот, вот, вот… Поехать в деревню!
Неожиданно слышать такое, учитывая, что в своих интервью участники группы On-The-Go часто говорили, что ощущают себя космополитами…
Юра: Я до сих пор им себя считаю, всегда готов к любым приключениям!.. Вписывать себя в контекст только одной страны для меня странно.
Максим Макарычев: Нет, нет, я тоже готов к приключениям, но не чувствую, что мне сейчас здесь плохо.
Дима: Космополитизм — такая штука, когда ты идеалы человечества ставишь превыше идеалов конкретной страны, в которой живешь. С такой точки зрения, я думаю, это прекрасная философия.
Совсем недавно закончились 2010-е, все по-тихому подвели музыкальные итоги десятилетия, и, кажется, не сделали каких-то диких открытий. А для вас кто были главные, самые заметные новые исполнители, появившиеся в 2010-х?
Женя: Кроме Кендрика Ламара никто не приходит в голову.
А согласны ли вы с мнением, что для 2010-х рэп стал примерно тем, чем для 1990-х был, скажем, гранж?
Юра: Нет, ну в гранже совсем другая энергетика, к тому же период его расцвета был довольно краткосрочным, а вот рэп что-то подзадержался…
Как вы относитесь к использованию ненормативной лексики в песнях?
Юра: Нормально, должны быть доступны все средства выражения…
Дима: А я вот считаю, что мат — это самый простой способ транслировать эмоции. Хочешь быть поизящней — обратись к словарю!
В одном из плейлистов, составленных Максимом, кажется, для «Афиши Daily», упоминается Стинг. Максим говорит, что ему близки принципы певца — доброго, дисциплинированного семьянина. Вот и музыка On-The-Go — интеллигентная, витиевато сделанная. Получается, все, никакого больше рок-н-ролла? Эта эстетика вам неблизка? Никогда не хотелось устроить какой-нибудь дебош на сцене, разгромить гостиничный номер?
Максим Макарычев: Хотелось! Но это такое, мимолетное желание, как с татуировками. У меня нет ни одной, и порой я хочу сделать какую-то, но проходит минут пять, и я понимаю, что мне это не очень-то и нужно. Такая же ситуация с агрессивным выплеском энергии, которая очень сильна, но имеет маленький срок годности. Да, в нашей музыке действительно нет откровенно агрессивных моментов, но я даже не представляю, как это прочувствовать в студии. Ты работаешь над песней в четырех стенах и тут вдруг взял и разозлился? Пнул комбик… (Дружный смех.)
Юра: Но у нас не совсем отсутствовал рок-н-ролл в жизни. Потому что когда пятеро парней едут в тур в микроавтобусе, так или иначе что-нибудь такое происходит. Но, понятное дело, с историями каких-нибудь Black Sabbath это не идет ни в какое сравнение. Да и воспитаны мы были сильно по-другому.
Женя: Я думаю, что если в наш самый бурный период сняли бы документалку о нашем туре, то ее возрастной рейтинг был бы 12+! Максимум. (Все смеются.)
Максим, расскажи, пожалуйста, о проекте «Страницы Победы», в котором ты участвовал.
Максим Макарычев: Спасибо за вопрос! Это была большая, важная для меня работа. «Страницы Победы» — цифровой исторический проект, посвященный 75-летию Победы. Я принял там участие благодаря Ане, моей невесте. Она и ее команда давно занимаются подобными проектами, первый был посвящен семье Романовых, второй — революции 1917 года. У «Страниц Победы» было несколько отраслей во всех популярных социальных сетях. «Бесконечное письмо» в инстаграме* — цитаты из писем солдат и иллюстрации дизайнеров РАНХиГС в сториз. В фейсбуке* можно было увидеть анимированные редкие фото военных лет, а для «Вконтакте» мы с Аней записывали получасовые подкасты с разными гостями, музыкантами, журналистами и просто знакомыми, которые рассказывали свои личные истории, связанные с войной. Я писал музыку и для сториз, и для анимированных фото, и для подкастов — в целом около двух часов музыки. Очень редко работаю не с песнями и потому получил огромное удовольствие. Музыку «Страниц Победы» можно найти везде — и на Spotify, и в Apple Music, и на других платформах. Помимо меня в написании принимали участие Петр Термен, правнук изобретателя терменвокса Льва Термена, и Эльдар Саламов.
Дима, я правильно понимаю, что практически одновременно с новым альбомом On-The-Go вышла твоя сольная пластинка «Мужчина средних лет»? Расскажи, пожалуйста, об этом релизе. Какой смысл ты вкладывал в название? Я видел, что были выпущены футболки с такой надписью. Мне кажется, это прикольно — в противовес засилью футболок с надписями про юность выпустить альтернативу им.
Дима: Ну вот ты практически и ответил на свой вопрос! Я пропагандирую старость среди молодежи! Надеюсь, что все мы не будем ее бояться и самым прекрасным образом состаримся. С помощью этого альбома я рефлексирую на тему увядания. Вынесенный в название мужчина средних лет — человек, у которого уже все было. Его молодость прошла или подходит к концу, и общество требует от него соответствовать каким-то стандартам — иметь хорошую работу, завести семью, сформулировать гражданскую позицию. В своем альбоме я пытаюсь ответить сам себе, стоит ли все это делать, и если да, то зачем.
Считаешь, что с культом молодости в прошлом десятилетии немного переборщили?
Дима: Да, мне кажется, пропаганда молодости, особенно в нашей стране, приобрела какие-то чудовищные масштабы. Давайте мы все уже признаем, что это нормально — иметь морщины, медленно двигаться и не мочь переступить через высокий бордюр.
Женя, расскажи о работе агентства Music Development Russia, сооснователем которого ты являешься. Есть ли какие-то новые, интересные исполнители, о которых прямо сейчас все должны узнать?
Женя: Я назову четыре имени, на которые точно нужно обратить внимание. Не все они появились недавно, но мы и работаем не так давно. Женя Ефимова, GROZA, Tamara и рэп-исполнитель КлоуКома, не путать с Казускомой!
Юра: Круто, что женская сила так мощно представлена!
Что, по-вашему, может помочь начинающей российской инди-группе продвинуться? Какие факторы повлияли на рост вашей популярности в начале карьеры? Изменились ли правила игры сейчас?
Юра: Многие вещи остались. Важно собрать наиболее цельный образ своего музыкального продукта. Хотя для начинающих исполнителей это, наверное, звучит довольно дико — продукт, цельный образ... Грубо говоря, ты записал песню, классно было бы сделать к ней видео. Проработать визуальную концепцию. Причем неплохо иметь какую-то точку зрения, помимо того, что все красиво и кому-нибудь может нравиться. Сейчас все пытаются сделать что-то злободневное, с оглядкой на социальную сторону нашей жизни. И на русском! Поэтому, если хотите, чтобы вас звали на актуальные фестивали, вот вам готовый рецепт!
Женя: А, кстати, действительно, кто-нибудь может назвать отечественную группу, которая поет на английском языке и стала популярной за последние пять лет? (После долгой паузы.) Ну вот, и я тоже не могу! Поэтому было бы классно, если бы кто-то выстрелил.
Максим Прокофьев: Little Big! (Все смеются.)
Юра: Да, уж они стрельнули! На осколках Jane Air... Макс, красава, выступил под конец! Уложил всех. Ну тут видно, что чуваки с головой собирали проект. Специально создавали, чтобы выжигать напалмом YouTube.
Женя: И RuTube!
Максим Макарычев: Я бы посоветовал поначалу не идти большими шагами в виде альбомов. Сейчас можно спокойно двигаться синглами и, таким образом, постепенно найти свой язык. Мы привыкли мыслить альбомами, а ведь это огромный объем работы. И, конечно, важно работать много, выпускать часто.
Женя: А те, кто уже записал альбом, пусть не расстраиваются, а просто разбивают релиз. Так вы соберете по дороге больше отзывов. И цифры по стримингу тоже будут больше.
