«Сердце должно гореть у всех». Олег Савостюк — о сериале «Дайте шоу», парадоксальности страхов и воспитании внутреннего критика

Как ты попал в этот проект? Чем он тебя заинтересовал?

Пришли пробы, прислали первые две серии. Я уже в одном интервью говорил, что их отправили большинству моих знакомых, и мы какое-то время просто ходили обсуждали, потому что всем показалось, что это пушка вообще — настолько крутые были вводные серии. По ним сразу стало понятно, что будет хорошая вещь. 

Я поехал пробоваться. В первый раз с помощницей Димы (Дмитрий Литвиненко, режиссер и сценарист «Дайте шоу». — Прим. SRSLY), во второй — в паре с Настей Красовской перед Димой. Мы покрутили сцены, он сразу начал что-то переписывать. Все сложилось — так и попал.

А чем конкретно тебе понравился сценарий? Зацепила тема, герои, обстоятельства, изнанка шоу-бизнеса и телевидения или все вместе?

Все сложилось, потому что он оказался нестандартным, новым, свежим и написан был очень живым языком. Да и тема закулисья ток-шоу и шоу-бизнеса неизведанная для меня и 90% нашего населения. По сценарию стало понятно, что это художественная вещь с вкраплениями документалистики, а такой истории я точно не видел. Прослеживалась арка моего героя Паши в том плане, что у чувака будет происходить нечто грандиозное в следующих сериях. Плюс интересный сюжетный заворот. 

И в сериале крутые второстепенные персонажи, что крайне важно. Часто есть главный герой, а остальные — функции для его продвижения. Здесь же каждый герой самостоятелен, все на своих местах, у них своя судьба. Получилась совокупность очень дорогих мне вещей: фразы «Нет маленьких ролей, есть маленькие артисты» и отсутствия функций.

Любопытно, что жанрово «Дайте шоу» можно определить как драмеди: в основе лежит щепетильная тема изнасилования, но при этом в сериале много комедийных элементов. 

Да, это тоже цепляет, потому что если делать все хмуро, по правде жизни, то будет совсем другое кино. Но ведь в жизни очень много юмора. Просто можно его замечать, а можно игнорировать и все воспринимать слишком тяжело. Без юмора не так интересно, слишком однопланово все складывается. Когда для него находится место, начинает проявлятся много других слоев, и жизнь становится многограннее. Но, кстати, Дима Литвиненко очень не любит определение «драмеди». 

Почему?

Он говорит, что не существует такого жанра. Как я понял, для Димы «Дайте шоу» — трагикомедия. Я с ним согласен, потому что когда режиссер говорит «драмеди», как будто он сам не понимает, что снимает. 

Это такое уже отчасти маркетинговое слово, которое очень часто используют для продвижения проектов в последнее время. 

Да, я тоже видел несколько таких проектов, где чередуются смешные и грустные серии, а потом наступает финал, от которого можно повеситься. Вот это, наверное, драмеди. Я надеюсь, у нас все-таки получилась трагикомедия, в которой само положение трагическое, но есть юмор, возникающий из непредвиденных вещей.

Ты сам как на жизнь стараешься смотреть? 

После этой фразы стараюсь расширять угол. Наверное, нужен дзен-буддизм, чтобы воспринимать всю полноту картины. Бывают ситуации, когда мозг загоняет в крупный план, и ты остаешься один на один со своей внутренней трагедией. Но я надеюсь, что наш сериал как раз-таки подтолкнет людей к тому, чтобы смотреть на жизнь немножко пошире и понимать, что в трагический момент жизни существуют светлые стороны. На них тоже нужно обращать внимание, тогда будет чуть полегче. Нам и так всем непросто живется в последнее время. Если загонять себя в эти рамки крупноплановости, то можно и сознания лишиться.

При подготовке к роли ты думал, почему Паша хотел работать именно в ток-шоу? Есть же много направлений в журналистике, но он сознательно выбрал для себя такой путь, пошел в стажеры, страдал, терпел унижения и все равно оставался там.

Во-первых, он из маленького города, где существует дай бог три газеты. Через эти источники и пару местных новостных телеканалов люди там складывают свое мировоззрение. Но Паша — парень с врожденным чувством справедливости, который вдруг решил, что через вот такое медиа можно доносить правду людям. Он сам тянется к истине, ведь в одной газете пишут так, а во второй — совершенно по-другому, на этом телеканале сказали одно, а на том — все наоборот. Паша желает прийти к одному честному выводу, за это он и борется все время. Он приезжает в Москву, цепляется за шанс работать на шоу, которое смотрит с детства, и с ним начинают происходить настоящие взрослые перемены. 

Со временем у Паши глаза загораются красным, как у Терминатора, когда тот становится машиной для убийств. Он и сам в какой-то момент идет к тому, чтобы стать машиной для инфоубийств. Влезает во всякие грязные дела для продвижения  в карьере, потом происходят все эти перипетии с Кириллом Артемьевым и Верой. И вот герой встает перед выбором: до конца топить за правду или скромненько, без особых потерь дело замять. Из-за этого он теряет определенные хорошие качества, приобретает безжалостность, журналистскую ярость. Паша действует через обман и в некотором роде предательство, но все-таки пытается донести правду, что не делает его окончательным подонком, на мой взгляд. Такие обстоятельства, такой оказывается жизнь.

Я знаю, что Настя Красовская смотрела всяческие ток-шоу, чтобы перенять ощущения участников программ. Ты тоже что-то черпал из них?

Конечно я смотрел всякие «Окна», «Пусть говорят», «Мужское / Женское» при подготовке, но там все-таки немного не моя стезя. Скрытую внутрянку журналистики никак не найти, только если ты не внутри, не в Останкино непосредственно. Я разговаривал с Димой и Юлей Савенковой (соавтор сценария. — Прим. SRSLY), они работали на телевидении и хорошо в этой теме разбираются, поэтому рассказывали мне полезные вещи. Еще я пытался снять акцент новостников, у них же абсолютно свой язык. 

Когда уже начались съемки, на первой-второй смене я к Диме подошел и говорю: «Слушай, я вот немного про это знаю и хочется понимать, как все происходит на самом деле». Он сказал: «Знаешь, а может быть тебе и не надо, потому Паша вместе с происходящим познает мир телевидения. Я могу сводить тебя посмотреть, как все это снимается, но мы ведь будем создавать свое шоу. Будет классно, если ты приедешь посмотреть, что в такие моменты в аппаратке происходит». К тому же, эфир «Правды» мы снимали с невероятной женщиной-режиссером реальных ток-шоу. Она такие вещи вытворяла — просто ураган. 

Так мы приняли решение, что я не буду погружаться в реальный внутряк, а буду узнавать его через сериал и наравне с Пашей всему учиться.

Какие у вас с Пашей точки соприкосновения? Видел ли ты в нем знакомые для себя черты?

Да, конечно видел. Не льстя себе, но честно положа руку на сердце, скажу, что мы сходимся в чувстве справедливости. Все бредовые решения и поступки, которые касаются любви, мне тоже близки. Некоторые истории даже взяты из моей жизни, так что нас роднит абсолютное отключение рассудка и включение сердца в моменты принятия глобальных решений в отношениях. 

Забавно. Часто же говорят, что важно быть более рациональным и отодвигать чувства на задний план в момент принятия глобальных решений. У тебя, выходит, наоборот? 

Мне кажется, это не запрограммированная вещь. Не бывает такого, что ты либо чувствуешь, либо пытаешься все привести к разумному исходу. По крайней мере, у меня просто не так работает, видимо, другое нутро. Но я ни разу об этом не пожалел еще.

А если говорить о карьере, например, в контексте выбора предложений: ты стараешься больше на интуитивно-эмоциональном уровне подключаться и думать, подходит тебе проект или нет, либо все-таки обращаешься к критическому мышлению?

Зависит от материала. Есть вещи, как «Дайте шоу», где мне очень помогло отключение разума и включение эмоционального спектра. Это такая история, которую в принципе тяжело разбирать рационально. Сериал нужно смотреть сердцем, а не головой, потому что порой невозможно понять, почему герои себя так ведут. Они все очень вспыльчивые, чувственные и пылкие ребята.

А если говорить про подбор ролей, то не могу сказать, что я прям сижу дома вечером и за своим столом из 800-летнего дуба, переплетенного зеленой тканью, перечитываю разные вещи и что-то выбираю, как ДиКаприо, который покупает себе сценарии на 15 лет вперед. Нет!

Я думаю, что российский кинематограф — вещь ужасно непрогнозируемая. У меня всегда душа болит за честных продюсеров, пытающихся развивать индустрию, потому что существует очень много подводных камней, с которыми им приходится бороться. И опять же, если они выключат эмоции и оставят только холодный рационализм, то это очень сильно отразится на картинке и конечном результате. Сердце должно гореть у всех. А если оно не горит, если идет просто холодный подсчет денег, то хотелось бы, чтобы таких людей было меньше.

Конечно, важно, чтобы кто-то вовремя сказал «Стоп, это мы не должны сейчас делать, а вот тут можем попробовать рискнуть». А есть, к сожалению, люди, которые просто говорят «нет», потому что нужны денежки, охваты, и магия просто перестает происходить.

Короче говоря, я с удовольствием иду на пробы и съемки тех проектов, от которых у меня горит сердце. А тут, как мне видится, не может быть никакого прагматизма, потому что нельзя заранее думать о том, что стрельнет, а что нет. Мир и желания людей так быстро меняются, что предсказывать будущее довольно странно, можно в этом утонуть. Так что нужно кидаться с головой в те истории, которые нравятся и подходят тебе. А если ты понимаешь, что знаешь человека, который круче это сделает, наверное, стоит его предложить, чтобы потом самому стыдно не было.

Тебе бывает когда-нибудь стыдно за свою работу? Ты вообще самокритичен к тому, что делаешь? 

Да, пока не могу в себе воспитать адекватного критика. Станиславский говорил, что нужно вообще забыть про критиков, которые сидят в зале, и слушать только своего внутреннего цензора, но его сначала нужно воспитать, чтобы он равноценно давал отзыв про твою работу. Не только говорил «Это плохо, значит все плохо», но и подмечал хорошие моменты, запоминал их. 

У меня пока не получается. Мой, скорее, самоуничижительный, он постоянно занят самобичеванием. Тяжело смотреть какие-то вещи со своим участием, потому что первым номером выступает вот тот самый человек внутри, который бросается помидорами и плюется попкорном. Хочется все-таки его настроить немножечко на позитив, чтобы он был более снисходителен. 

С другой стороны, это и хорошо. Такой движок не дает расслабляться и помогает на себе вытаскивать какие-то штуки, когда совсем устаешь. Он изнутри прорывается, говорит: «Нет, старина, давай-ка еще подумаем!».

В любом случае, кажется, что такой осознанный подход в профессии помогает развиваться.

Да-да, я об и этом говорю, но хотелось бы, чтобы требовательный критик иногда и погладил. Хотя головой понимаю, что воспитание — долгий процесс. Здесь все зависит от насмотренности, начитанности, в большей степени от плохого опыта, разговоров с опытными людьми и умения впитывать их слова. 

Актерский организм в принципе не может существовать без тренировок. Это похоже на спорт: чем больше ты играешь на сцене, тем сильнее прокачиваешься. И даже не так важно, где ты играешь — на провинциальных утренниках или где угодно. Как ты настраиваешь свой организм, так он и будет себя вести: идти вперед, стоять на месте, или двигаться назад. 

Опять все сводится к тому, что не бывает маленьких ролей, бывают маленькие артисты. А ведь сколько существует историй про великих актеров, которые начинали с какой-то ерунды. Они просто душой выкладывались, любили свое дело и не видели ничего вокруг, когда им занимались. Так что не стоит относиться к себе, как к какому-то мусору, но и не стоит считать себя богом профессии. У меня в институте перед показами для родителей говорят: «Вас обязательно будут хвалить, вы все выслушайте, покивайте и забудьте, пожалуйста, потому что это не профессия. Профессия — это то, что происходит на занятиях и на сцене, а отзывы — просто бонус».

Но мне будет очень интересно послушать отзывы от журналистов и реальных телевизионщиков про наш сериал. Я даже жду их и внутренне готов к разъяренным реакциям, что все не так. Мне кажется, проект получился довольно провокационным. Если он будет вызывать эмоцию (и сейчас уже не так важно положительную или совсем отрицательную), значит, мы победили.

Дискуссии наверняка возникнут, но в первую очередь все-таки из-за темы насилия, причем со стороны популярного человека, ведь в последнее время очень много похожих громких кейсов. Когда ты соглашался сниматься, то понимал, что это очень сложная тема и от того, как вы ее подадите, зависит восприятие всего сериала?

Да, конечно, я об этом думал. В процессе съемок очень много раз ловил себя на мысли «Ой, а не жестим ли мы?» Но я же в первую очередь актер. Я не писал сценарий, я не продюсер, не режиссер. Я готов взять на себя долю ответственности за сцены, в которых участвую, потому что нахожусь в кадре, и разбор сцены происходил вместе со мной. 

Понятно, что актеров часто отождествляют с их героями. Например, Настюху до сих пор называют ментовкой из «Слова пацана». Отчасти это прикольно. Я вижу, что зрители получают удовольствие, когда у них снимается разграничение между персонажами и реальными людьми. Сергей Безруков столько раз рассказывал, что его где только не встречали всякие мужики из девяностых, которые спрашивали: «Блин, Саня Белый, ты что ли?! Давай с нами за стол садись, посидим, мы тебе что-нибудь презентуем». И он тоже от этого кайфует, говорит: «Я врубаю Саню Белого и играю, потому что они этого хотят. Они не примут меня как Безрукова. Им сейчас важно, что перед ними чувак из телека, авторитет, который тоже вроде как за справедливость рубился». 

«Дайте шоу» — сериал для меня очень ценный, я душой и сердцем там. Если будет нужна какая-то помощь в обсуждениях, я не откажу ребятам никогда. Но я хочу подметить, насколько же круто, что в проекте согласились сниматься Дима Билан, Николай Басков, Отар Кушанашвили, Никита Джигурда, Анатолий Цой, Диана Шурыгина даже. Им ведь не просто разрезочки текста скинули — они были в курсе задумки, сценария и всего того, что происходит в гримерке у Кирилла Артемьева. И люди согласились сниматься, потому что видят в этом правду. Они, черт возьми, не боятся ее. Круто, что они подарили нам несколько съемочных дней, огромный респект за это. Не берусь за обсуждение их мотивации поучаствовать в сериале, но почему-то же они согласились.

Так как герой Милоша Биковича популярный исполнитель, затронем немного тему музыки. Ты до актерства тоже хотел стать музыкантом и даже в какое-то время вместо учебы стоял в переходе с гитарой. Рассказывай, что играл?

Все, что знал. В основном 25/17, «Зверей», «Ленинград», Noize MC, Цоя, конечно. Много чего еще, была солянка старого и нового рока. Не могу сказать, что я стратегически двигался к тому, чтобы стать музыкантом. Мне как раз все это нравилось как немножечко подпольная, кабацкая история для узкого круга. Было супер душевно и не хотелось стадионного размаха. Мне кажется, на кухне ночью или под утро с друзьями, родными, любимыми происходит точно такая же синергия, а то и круче, нежели когда ты выступаешь на стадионе, а тем более на какой-нибудь современной музыкальной премии, где всем уже наплевать, наверное. Такая у меня была мечта. Возможно, когда-то я еще вернусь к ней.

Можно сказать, что вся твоя тяга к искусству исходит от творческой семьи, и домашняя атмосфера была настолько им пронизана, что ты не мог этого избежать?

Вот ты очень правильно сказала, что не мог избежать.

Я не умею рисовать совершенно, хотя у меня целая семья художников. Как-то пытался в детстве начать, слава богу, меня никто к этому не сподвигал и не заставлял. У нас вообще в этом смысле очень свободная семья. Все всегда слышали желания друг друга и помогали. 

В детстве меня стрельнуло, и я начал учиться играть на гитаре. Потом вот решил, что хочу быть музыкантом, но совершенно случайно пришло актерское мастерство. Я не собирался им заниматься, и первые несколько лет в колледже очень сильно противился этому. Мне казалось, что я на пары приходил ради музыки — мы писали биты, что-то еще делали на компьютере. Актерское мастерство было поскольку-постольку. А потом случилась первая короткометражка, после которой меня прям завлекло. Я уже начал активнее погружаться в занятия. 

По-хорошему говоря, шансов, что я стану именно актером практически не существовало. Было много других дорог в сфере искусств, по которым я мог пойти, но вот так судьба меня закинула в актерскую профессию. Возможно, когда-то это изменится, пусть и не глобально. Не хочется загадывать. Хочется, чтобы все по любви происходило.

Мы разговариваем в Хэллоуин, поэтому я не могу не спросить про страхи. Какими ты можешь поделиться? Личными или профессиональными, может быть.

Профессиональный страх — не оправдать ожидания и надежды человека (к примеру, режиссера или партнера), который тебе доверился и много на тебя поставил, а ты просто где-то что-то забыл, профукал, обленился.

Жизненный страх точно заключается в том, чтобы остаться одному. Ненавижу одиночество, не могу с ним существовать. Бывают какие-то моменты, когда хочется побыть наедине, что-нибудь посмотреть, поделать, но вот глобальное одиночество, мне кажется, я не перенесу. 

Страшные моменты происходят, когда вокруг тебя много людей, но ты понимаешь, что никому не нужен и неинтересен просто как человек. У меня случалось подобное. Когда приходит такое осознание, становится прям серьезно не по себе.

Как ты в такие моменты боролся с этим страхом? 

К счастью, в моем телефоне есть номера, по которым я позвоню и в ту же секунду перестану чувствовать себя плохо. Они принадлежат самым ценным людям в моей жизни. Их немало — и семья у меня большая, и друзья есть настоящие, и любовь.

Как тогда получается, что ты боишься остаться один, если все есть? Это парадокс. 

Я думаю, что люди в принципе боятся того, чего нет. Например, мы пугаемся не темноты, а того, что в этой темноте может быть. И в жизни так же: глобально ты боишься не одиночества, а себя в этом одиночестве. Наверное, если прям внедряться в этот вопрос, я просто боюсь себя. То есть я боюсь того, чего не произойдет. Ну в Хэллоуин принято говорить глупости, да? (Смеется.)

Нет, на самом деле это интересно. Кстати, как и то, что ты часто кого-то цитируешь, хотя от актеров и музыкантов твоего возраста это приходится слышать гораздо реже, чем от более старшего поколения.

Возможно, что я от кого-то это перенял. У меня папа очень много цитирует всяких своих любимых писателей, музыкантов, дедушка много всегда цитировал. Круто, когда ты можешь подобрать под разговор какую-то фразу. Я не то чтобы начитанный и супер умный человек, но некоторые вещи просто внедряются в голову, ты с ними живешь, и они порой подходят под обстоятельства. Да и просто от худенького словарного запаса все зависит, это иногда спасающие вещи. Когда мысли заканчиваются, ты вспоминаешь: «О, а Чарли Чаплин считал так». И все такие: «Вау, нифига себе, он знает, кто такой Чарли Чаплин!» И все, вектор внимания переносится сразу, поэтому это рабочий лайфхак. 

Короткие анекдоты, кстати, тоже очень сильно людей спасают. Посмотри какое-нибудь интервью с Познером, он ведь только анекдотами общается. То есть он может мысль излагать очень емко, одним предложением, а потом цитировать, рассказывать какие-то истории из чужих жизней, анекдотики. И складывается интереснейшее двухчасовое интервью — это же классно. Никто не скажет, что человек неначитанный или с маленьким жизненным опытом. Нет, он все это держит в себе и умеет вовремя найти что-то к слову. Мне тоже хочется к этому стремиться и грамотно излагаться.

Вернемся еще напоследок к «Дайте шоу». Как тебе работалось с партнерами? С Настей Красовской, например. Вы были знакомы до проекта?

Нет, познакомились на пробах, и она была в таком странном настроении, вся загадочная какая-то. Мне поначалу показалось, что Настя немножечко томная, малообщительная. Оказалось, это просто была минутная внутренняя история, а потом на первой смене мы как растренделись, долго-долго разговаривали в перерывах. У Насти нет актерского образования, но она задавала очень много вопросов. Она очень вдумчивая, интересная и крутая актриса, правда. Роль Веры, мне кажется, она сделала прям классно.

Среди остальных ребят есть бриллианты моей жизни. Кристина Бабушкина — просто отрыв всего, невероятнейший человек. Очень добрая, по-партнерски невероятная, предлагающая, смеющаяся постоянно, очень сильная, всегда в крутейшем расположении духа. Пашка Ворожцов — это вообще…Я не знаю, как сложится дальнейшая жизнь, но я Диме сказал, что отказываюсь сниматься с Пашей дальше, потому что это просто невозможно. Он очень смешной человек! Я кололся, как маленькая девочка, когда мы были в кадре вдвоем. Он настолько органичен, что нет сил держаться. Что бы у тебя в жизни не происходило, Паша — это человек, который рассмешит даже мертвеца.

Милош — прекрасный парень, открытый, добрый чувак без какой-либо вообще звездности. Игорь Верник — тоже классный дядька, который очень помогал мне какими-то наблюдениями и просто своим внутренним спокойствием. С Арсланом Мурзабековым мы жили в одном вагончике, очень подружились, просто крутейший человек, подкалывал меня постоянно. На самом деле у нас какая-то такая семейность сложилась и в актерских закоулках, и между всей группой. Мы стали близкими друг другу людьми — это очень ценно. 

Ощущается вообще разница между съемками в авторских фильмах, как «Снегирь» Бориса Хлебникова и «Один маленький ночной секрет» Наталии Мещаниновой, проектах онлайн-платформ и более продюсерском кино? 

Наверное, я чувствую разницу со стороны продакшенов. Все-таки на сериалы отводится меньше времени, это большая выработка. Мы можем делать их еще более качественными, но почему-то у нас зачастую платформы очень спешат и сильно друг с другом соревнуются. Сегодня просто невероятное количество сериалов вагонами выходит на стримингах. К сожалению, происходит так: иногда даже режиссеры на площадке не успевают понять, что происходит, просто надо наскоро что-то сделать и подумать нет времени. 

А в таких больших, очень самостоятельных фильмах ситуация обстоит чуть иначе. Например, Хлебников уже сам большой продюсер и знает больше тонкостей. Он работает со своими людьми, которые дают ему просто поля для раздумий и огромное количество времени для подготовки. У них с Мещаниновой все происходит очень вкрадчиво, с тяжелым мыслительным процессом.

Но, кстати, очень хочется отметить, что Дима вообще не спасовал в этом смысле как режиссер. Мы не шли дальше, если ему не нравилась сцена. Мы снимали ее столько, сколько нужно, что не могло не отразиться на качестве. За это Диме просто огромный респект. Он как режиссер всю эту машину тащил на себе с помощью крутейших продюсеров. У нас всегда жил плейбэк, история казалась абсолютно дышащей. Я думаю, мы сделали больше, чем могли бы.

Ты сам успеваешь смотреть премьеры коллег?

Редко. Еще у меня есть такая болезнь — я не могу ни смотреть, ни слушать, ни читать то, что сейчас модно, и смотрят, и слушают, и читают все. Просто организм отторгает. Я до сих пор не досмотрел «Слово пацана» и множество других вещей, с которыми очень нужно ознакомиться с точки зрения профессионального интереса. Но времени как будто все меньше, а продукта все больше.

Но что-то изменится точно. Я верю, что в лучшую сторону. 

Мне кажется, прямо сейчас в России есть классное молодое поколение вдумчивых киношников, за которыми интересно наблюдать. Поэтому я тоже надеюсь, что благодаря вам у нашего кино будет счастливое и светлое будущее.

Да точно будет! Есть огромное количество людей, которые могут двигать индустрию вперед, очень скоро они понесут флаг. Я убежден, что пойдет новая волна, все у нас будет круто, будем дружить с разными международными продакшенами и создавать отличные истории.