Предлагаю сразу поговорить про фильм. Думаю, это не спойлер — ты появляешься ненадолго, но сразу в двух сверхэмоциональных сценах. Чем тебя привлекло «Бешенство»?
Если честно, первое, что я прочла в письме от агента — что будет экспедиция на Камчатку. А это был тот момент, когда я думала: «О, как бы хотелось побывать на Камчатке!» И тут мне приходят пробы на «Бешенство» — бывает же такое! И второй момент: конечно, сценарий бомбический. Думаю, у многих людей в жизни был такой период, когда ты пытаешься понять — для чего ты делаешь то или иное дело? Я в институте, когда только начала сниматься, думала о том, что было бы здорово своим делом помогать людям. Если это кино, то посредством фильма доносить до зрителей какие-то мысли. Для меня это важно, и в «Бешенстве» я вижу такой назидательный момент — может быть, кто-то посмотрит и переосмыслит свои отношения в семье. К родителям, к детям.
Тебе всегда важно, чтобы проект в котором ты занята, нес какой-то такой месседж?
Да, даже если это комедия легкая на первый взгляд или хоррор. Важно, чтобы была какая-то глубина.
В «Бешенстве, твоя первая сцена — сцена в...
В квартире!
Да! Как она была снята, была ли ты оператором в этот момент?
Да, я была оператором — это оказалось непросто! Сцена вообще была эмоционально сложной — и даже больше не для меня, а для Севы. То, что с ним делали, как он себя доводил — это кошмар. Что касается меня — да, быть и оператором, и актрисой одновременно оказалось очень сложным. На площадке ты со временем привыкаешь к тому, что не видишь камеру. Ты ее чувствуешь, но не обращаешь внимание. А тут надо и существовать, и играть, и еще... Как говорил наш режиссер Дмитрий (Дьяченко. — Прим. SRSLY): «Смотри, сцена сыграна хорошо, но камеру ты немного не туда поставила и держала ее немножко неудобно — надо, чтобы было так…», я говорю: «Как?! Мы же кричим друг на друга, орем?!» (Смеется.) А он: «Ну, Ангелин, давай попробуем!»
Наверное, если бы эта сцена была менее эмоциональна — не было бы проблем. А из-за того, что я боялась партнера и меня просто трясло, не так легко было удержать в голове, что конкретно нужно было захватить в кадр камерой.
Вы сразу договорились о том, что ты будешь снимать эту сцену?
Мы встречались заранее, чтобы продумать, как это сделать. Перед съемками была поставлена задача: сделать фильм максимально приближенным к правде жизни, чтобы не было ощущения четвертой стены. И по тому, как существует там Сева, — это видно. Так что выбора не было, добивались натурализма. Очевидна же разница между тем, когда тебя сбоку снимают и когда ты сам берешь в руки камеру. Да и так страшнее, мне кажется.
На съемки ушла целая смена?
Да. Целая. Смена. Недавно я немного расстроилась, наткнувшись на какой-то комментарий в интернете, что, мол, «рекламу снимают круче, чем некоторые наши фильмы»… Просто не все знают, что пару минут рекламного ролика снимают два, три, а иногда и четыре дня, тратя на это гигантские бюджеты. К слову, те же пару минут полнометражного фильма могут позволить себе снимать, скажем, четверть дня. Ну может, полдня. Про сериалы вообще молчу, там же на одну минуту экранного времени закладывается зачастую полчаса, час — максимум. Поэтому огромное спасибо продюсерам, что они на данную конкретную сцену выделили очень много времени. Это важно.
Тебя раздражает, когда обесценивают работу съемочной группы?
Честно — очень. Когда я с этим столкнулась в первый раз, то очень долго плакала. Потому что не все понимают, что съемочная группа работает от 12 часов в день, практически без выходных.
Моя подруга, актриса Настя Уколова умоляла не читать все эти комментарии: «Ты же знаешь, что ты сделала все, что от тебя зависит?» — «Знаю» — «Вот и все!» Главное осознавать, что ты сам был честен, так как все равно найдутся те, кто напишет что-то гадкое.
Со временем ты стала к этому менее восприимчива или просто изолировала себя от сторонних мнений?
Скорее, изолировала. До сих пор, когда мне говорят что-то обидное про мои работы, я очень сильно расстраиваюсь. Ты не видишь семью, ты не видишь дом, ты не остаешься сам с собой наедине никогда — и так вся группа. То есть сто с лишним человек потратили год своей жизни на фильм, а им в ответ прилетают мерзости. Так что придерживаюсь такой позиции: «Извините, меня не интересует ваше негативное мнение. Если оно мне понадобится — спрошу». К тому же, в моем окружении есть люди, у которых я могу попросить профессиональный совет.
Коллеги, учителя?
Именно. Мы же не можем жить всегда в розовых очках и приговаривать: «О, да, у меня гениальные фильмы!» Для объективности нужны и хорошие отзывы, и плохие. Это естественно, слушать мнения тех, кто мне важен, и расти, совершенствоваться, если что-то было сделано не так.
Есть ли режиссер, ради которого ты бы, не думая, согласилась на небольшую роль в очень далекой от дома экспедиции?
(Смеется.) Вообще-то я экспедиции люблю! Актерская профессия в этом плане потрясающая, потому что мы все время мотаемся по городам. И это здорово! По крайней мере для тех, кто любит путешествовать. Вот я хотела побывать на Камчатке, и мне пришло такое предложение… Это же магия какая-то! А еще есть такой режиссер — Дмитрий Владимирович Иосифов. Все мои близкие знают, что только он скажет, и я такая: «Да, готова! Чемодан собран! Уже еду в аэропорт!»
Какую экспедицию ты могла бы назвать особенной?
Камчатка — она была самая необычная, потому что мы были там одним днем. Прилетели, поспали, поработали и улетели. Но это воспоминание! Кажется, будто я провела так огромное количество времени. Черный песок, волны, вулканы — безумная красота. Даже поймала себя на мысли, что смотрю вокруг и думаю: «Надо же, мы на работе?! Как это возможно, что мы на работе?!»
Когда ты читала сценарий «Бешенства», ты ставила себя на место героя Серебрякова? Думала, что делала бы на его месте?
Сценарий был настолько тяжелый, что я максимально дистанцировалась и не анализировала себя относительно этой ситуации. Но понимала: безумно важно, чтобы фильм вышел, потому что проблема отцов и детей существует испокон веков и всегда будет существовать. «Почему вы не можете поговорить? Почему вы не поговорили раньше? Почему, почему, почему?..» — эта тема никогда никуда не денется. Хочется попросить всех общаться с близкими, со своими детьми — это так легко упустить. Ведь ребенку нужна любовь, внимание, забота. Особенно тяжело взрослеющим подросткам. По себе помню: мне казалось, что весь мир против меня, что нет ни одного человека, кто меня поймет. Это именно тот срез жизни, когда надо обозначить свою готовность быть рядом, поддерживать. А в фильме мы видим, что этот момент был упущен…
Давай поговорим о тебе. Я прочел, что ты окончила балетную школу, но в итоге поступила в «Щепку» (ВТУ им. Щепкина. — Прим. SRSLY). Расскажи, как так вышло.
Я хотела стать балериной, но была слишком высокой. Плюс у меня оказалось недостаточная выворотность, чтобы быть примой, как мне сказали родители. Поэтому идея с балетом отпала, хотя у меня была мысль пойти по стопам родителей и выучиться на педагога по бальным танцам. Но папа с мамой предложили поискать что-то еще. И так вышло, что я сидела за одной партой с девочкой, которая как раз готовилась к поступлению в театральное… Не знаю, как так получилось, но я спросила, с кем она занимается, и получила номер телефона преподавателя. Так я попала к Олегу Евгеньевичу Чудницову. На первой встрече сказала ему: «Хочу стать актрисой!» Он ничего не ответил, когда это услышал, но в итоге подготовил меня.
На самом деле, я долго не могла выбрать вуз и реально не понимала, куда идти, потому что хотела танцевать. Была мысль пойти на архитектора, но педагога, подготовившего бы к творческому конкурсу, не удалось найти. Зато с актерским искусством получилось. Я стала ходить на занятия, и мама, до этого очень переживавшая из-за моей неопределенности в выборе профессии, наконец-то успокоилась. Но тут Олег Евгеньевич говорит: «Иди поступай». А мы на тот момент прозанимались всего лишь месяц! Но я все равно пошла подавать документы. Вообще у меня бывают моменты, когда я нахожусь, например, на сцене театра и думаю: «Надо же, я актриса — ничего себе!» Так странно, ведь в детстве я планировала танцевать, преподавать, рисовать или вообще открыть свое агентство по дизайну квартир… (Смеется.) А в итоге я — актриса! Как будто на минутку отвлеклась, а жизнь перевернулась.
А та твоя одноклассница, которая собиралась стать актрисой...
Лиза Хмелевская. Мы поступили вместе на один курс!
Уточняю, потому что такие истории часто заканчиваются…
…пришла за компанию с подружкой — и тебя взяли, а ее нет. Но мы поступили вместе. Это как раз и было здорово — две девочки из Подольска, которые учились в одном лицее и сидели вместе за одной партой!
Насколько долго и сложно ты адаптировалась к «Щепке»?
К сожалению, я так и не адаптировалась. У меня были большие (как я уже сейчас осознаю) психологические проблемы. Из-за неуверенности в себе случались постоянные конфликты с однокурсникам. И только спустя пару лет после выпуска, прочитав кучу книг и пообщавшись со многими людьми, я поняла, что могла прекрасно провести время в институте и гораздо больше оттуда почерпнуть. Но вышло так, что я почти все четыре года учебы провела в стрессе и негативе. Так что, когда вспоминаю «Щепку», у меня, скорее, грусть внутри… Не беру те моменты, когда мы выпускали спектакль, занимались актерским мастерством и мне было действительно здорово. То есть там, где мне не приходилось коммуницировать с однокурсниками, скажем так. (Смеется.)
С другой стороны, как я всегда говорила родителям, пока училась: «Меня как будто закинули в школу, где все говорят по-китайски, а я даже не знаю, как сказать слово "привет"». Сейчас я смотрю на это так: значит, я должна была пройти этот путь!
Какая роль была для тебя самой несвойственной?
Ирина из сериала «Сестры». Мы сейчас запускаем второй сезон, и у меня снова мандраж, потому что нужно сыграть максимально непохожего на тебя человека. Наверное, во мне есть черты этой героини, просто в силу воспитания они спрятаны очень далеко. В свои двадцать с копейкой лет я все это убирала, прятала, потому что «неправильно», «нехорошо», «ты не должна так себя вести». А для нее это данность, она ни с кем не считается. У нее в первую очередь работает разум, а у меня — чувства. И для того чтобы понять, как бы Ирина себя вела в какой-то ситуации, нужно больше времени, чем при разборе других моих героинь. Поэтому, эта роль на сопротивление.
Это и привлекло, что ты ее не понимаешь?
Нет! Я вообще думала, что меня не возьмут в сериал, так как совсем другая по сравнению со своей героиней. Меня привлек сценарий — я ужасно смеялась, когда читала пилот! Но так получилось, что тексты для проб (огромные!) мне присылали прям накануне. Я тогда снималась до поздней ночи, без выходных. Распорядок был такой: читаешь перед сном текст, утром едешь на пробы, затем сразу на поезд в Питер, где идут съемки другого фильма. К тому же, в тексте было много терминологии, я приходила на пробы и злилась на себя, что не получалось нормально подготовиться. Из-за этого я выглядела очень закрытой и говорила только по делу. (Смеется.) Это было в духе Ирины, и, видимо, поэтому меня и взяли. Шутка. (Смеется.)
Ты также рассказывала, что «с шести лет пашешь без выходных» и даже в свободное время себя чем-то занимаешь. Ты так и не научилась ничего не делать?
К сожалению, нет. Но я до сих пор пытаюсь этому научиться. Интересно, да? Кто-то пытается себя заставить что-то сделать, а есть группа людей, которых с детства научили пахать, и они теперь не могут остановиться, что выливается в бесконечный стресс. Сейчас я пытаюсь находить себе выходные — прямо пишу в тетрадочке: «ВЫХОДНОЙ». И если это выходной, то значит, не должно быть работы. Но я же понимаю, что у меня все равно найдется 500 миллионов дел, которые я обязательно должна переделать. Приходится выискивать несколько часов «для себя».
Ты человек расписания?
Угу. Меня к этому приучил папа, потому что, когда у тебя очень много дел и задач (а в кино это в основном всегда так), то спасает только расписание. И вот в этом году я впервые начала отдыхать, приехала в Астану, заселилась в классный отель. Пыталась не вести расписание, хотя оно все равно было, пусть и примерное. (Смеется.) Утром, я как раз старалась не смотреть на часы, а тут от тебя приходит смс: «Так, ну что, делаем интервью?» Я такая: «Боже, именно поэтому у меня всегда все расписано!» Пришлось немного перенести. Ужасно, это ведь у меня правда впервые!
Тогда, я даже рад, что так вышло. Может, это признак того, что ты на верном пути к ничегонеделанию.
Кстати, возможно! (Смеется.)
Если ты все время работаешь, что помогает тебе не быть равнодушной к материалу, не уходить «в поток»?
Помогает то, о чем мы уже говорили — искать смысл в том, что я делаю. Бывает, накапливается усталость. Помню я снималась у Павла Григорьевича Чухрая в «Воробьином поле» и как-то пришла домой, развязала ботинки и уснула прямо в коридоре. А в сложные моменты, когда могу только сидеть и плакать, пытаюсь понять, зачем я это делаю — ищу причины, понимаю, что осознанно отдаю часть своей жизни съемкам. Мне уже 27 лет, и я думаю: «А как это так быстро произошло?!» Поэтому что я постоянно стараюсь зафиксировать, прочувствовать каждый момент, который только могу. Ведь, как бывает — раз, и нам уже 80 лет, или 90. (Улыбается.) И если мы работаем в той или иной картине — надо понимать, зачем на нее тратится наша жизнь.
Ты часто снимаешься в ретро-проектах. В какой из эпох тебе, по внутренним ощущениям, было бы комфортнее всего?
Мы недавно снимали «Любовь Советского Союза», где режиссер как раз — Дмитрий Владимирович Иосифов. Время действия — СССР, конец 30-х — начало 40-х годов. Мне понравилось сниматься в этой эпохе, потому что, кажется, что тогда люди были более открытые, честные, чистые. По крайне мере так она у нас представлена в сериале и так в принципе часто говорят про то время. Я воспитывалась подобным образом, и мне это очень близко. В детстве мне папа сказал, что «когда врешь, нарушается баланс мира». И все, с тех пор я довольно прямолинейный человек, а с этим в наше время живется сложновато. Когда я читаю книги, смотрю фильмы, интервью людей советского времени — все они ощущаются настолько открытыми, искренними, даже наивными… Сейчас же почти нет наивных людей. Поэтому, когда мы работали над фильмом, я понимала, что могу быть искренней в каждой эмоции.
Год назад ты говорила, что хотела бы сняться в сказке. Если бы ты решала, какая сказка бы это была?
Хотелось бы, конечно, в какой-то новой, потому что тогда мы не будем связаны разными стереотипами. Я бы с удовольствием сыграла или добрую фею, которую все любят, или очень-очень злую ведьму, внушающую страх всем детям. В прошлом году я впервые озвучила сказку в подкасте «Монстры под кроватью», точнее, один эпизод из нее — как раз пришлось немного побыть злой ведьмой. Мне очень понравилось!
Было ли это «на сопротивление»?
Нет, эти черты во мне есть! Ребячество, конечно, но хочется иногда побыть злой, хитрой, коварной. (Смеется.)
Сейчас ты занята в Театре Сатиры. Было ли приглашение выйти на сцену для тебя вызовом?
Еще каким! Потому что меня пригласили за месяц до премьеры, а я никогда в жизни не выпускала спектакль на большой сцене. У меня на тот момент было два ввода в уже готовые постановки Театра Ермоловой, а до этого подготовка спектакля в институте, который мы репетировали целый учебный год. А тут месяц! У меня был шок, но я, естественно, сказала: «Да, конечно! Все сделаю!» Пришла домой, легла на кровать и разревелась. (Смеется.) Потому что не понимала, что мне делать. Затем взяла себя в руки и позвонила моему педагогу Алексею Владимировичу Дубровскому, с которым мы как раз делали «Дневник Анны Франк», где я играла главную героиню. Я сказала ему: «Алексей Владимирович, боюсь, что мне делать?», он такой: «Иди, работай, ты все знаешь, ты все сделаешь!» Ну, собственно, так и поступила.
В первый день меня пригласили посмотреть, как все готовятся. А на следующий день назначили репетицию, где я уже должна была знать весь текст… Как-то выучила! Тогда я только и думала: «Ты что, не можешь? Это твой шанс! Тебя позвали! Давай, сделай! Ты сильная!» Настраивала себя, что я сильная, но все равно сидела и плакала. (Смеется.)
Ты привыкла к сцене?
Да, я ее очень люблю. Мне кажется, это живой организм. И если ты любишь сцену, то и она будет любить тебя в ответ, помогать. Однажды я выходила играть спектакль больной — с температурой, головной болью, но уже к поклонам чувствовала себя здоровой! Ну, не чудо ли? И так у многих артистов.
Снимает все симптомы?
Абсолютно! Ты выздоравливаешь на сцене. Это просто магия какая-то!
Где можно тебя будет увидеть в ближайшее время?
В «Дядя Жорже» Театра Сатиры. В кино много работ, которые я жду: «Любовь Советского Союза», второй сезон «Пищеблока», кинофильм «Триггер». Ну и должники, которые пока лежат на полках, надеюсь, появятся. Например, в прошлом году вышел фильм «Волшебники». А ведь он снимался лет семь назад! Была приятно удивлена.
Недавно ты была на Бали, что тебя там впечатлило?
Ну, если не брать момент, что мы болели все время… (Смеется.) Меня поразила природа и местное население. Наверное, я никогда еще не видела таких добрых, открытых, искренних людей, всегда готовых тебе помочь. Полагаю, что причина такой сердечности в том, что они очень верующие — у каждого домика стоит свой маленький храм. И они ежедневно делают приношения богам утром, в обед и вечером. У каждого домика стоят маленькие тарелочки с благовониями, фруктами, цветами… Плюс балийцы верят в карму. Когда ты их видишь, они улыбаются — будто бы всей душой! И ты это чувствуешь, от этого так хорошо. Ты можешь потеряться, заблудиться — тебя найдут и помогут. Возникает ощущение, что ты там всем нужен, тебя любят и это не искусственно, как бывает, когда приезжаешь на какой-нибудь курорт.
Можно общаться, смотреть, пробовать и спокойно уходить, ничего так и не купив. Тебя не станут переубеждать, а просто посоветуют, куда можно сходить, что тебе там придется по вкусу. И это просто потрясающе. Все люди вокруг улыбаются! Я видела только одного мужчину, который не улыбался. Он работал и просто был уставшим, но даже в этом не считывался негатив. Как говорил Кетут в «Ешь, молись, люби»: «Пусть улыбается даже твоя печенка». И это именно то! От этих людей очень-очень сильная, добрая энергия. Я такого не видела никогда.
