Ты сама была трудным подростком?
Сложно сказать. Я не принимала никаких веществ, не срывала уроков, не ходила на стрелки, но и без всего этого у меня всегда был сложный характер, как мне кажется… Да и не только мне, в общем-то. Скорее я была неудобной. У меня есть свое мнение, и я его открыто выражаю. Сейчас, с возрастом, стараюсь делать это деликатнее и терпимее, но в подростковый период я была абсолютно бескомпромиссна, что вызывало множество проблем с учителями.
Как по-твоему, нужно искать подход к тем подросткам, кого называют «проблемными»?
Может, я романтик, но уверена, что все можно вылечить любовью. Зло порождает зло — это старая истина, ее все знают и мало кто пользуется. Сейчас так уж вообще за примерами далеко ходить не надо. Сколько бы я ни общалась с так называемыми «трудными» подростками, сколько бы ни читала о них, сколько бы ни смотрела фильмов, вывод один: все от отсутствия любви и эмпатии. Ведь они сами смирились с ярлыками на себе «неудобный/лишний/раздражающий». И, смирившись, стали развиваться в этом направлении.
Ты говорила, что в четвертом классе тебя отдали в физмат-лицей. Как ты пришла к решению поступать в Школу-студию МХАТ?
Я с детства ходила в театральную студию, но это не был осознанный шаг. Только классе в 9-м ко мне пришло понимание, что я всерьез хотела бы поступать в театральный. В началке я училась в обычной общеобразовательной школе рядом с домом. А с 5-го класса мама приняла решение перевести меня в физико-математический лицей. Я очень долго упиралась и была недовольна, так как все мои друзья оставались в старой школе. Да и до самого лицея был час езды на двух автобусах. Но сейчас я бесконечно благодарна родителям за такое решение, потому что неизвестно, в кого бы я превратилась в той школе, если бы осталась. И как сложилась бы моя судьба.
У нас в кабинете висел плакат с цитатой Ломоносова: «Математику затем учить следует, что она ум в порядок приводит». Вот это абсолютно точно! Учеба в лицее структурировала мой мозг: приучила к дисциплине, усидчивости, аналитике, к нагрузке на разум. Это все точно было не зря, и я определенно могу назвать это время прекрасным периодом. Школьные годы сейчас не вспоминаются как что-то ужасное, а скорее наоборот.
У каждого поколения подростков был в юности свой любимый молодежный сериал. А у тебя был такой?
Я была абсолютным фанатом сериалов «Кадетство» и «Ранетки». Половина дня в лицее проходила за обсуждением предыдущей серии с подружками. И, кстати, было очень важно оказаться у телевизора ровно перед началом сериала, так как потом ты уже, скорее всего, никогда не увидел бы эту серию. Это сейчас можно дождаться всего сезона и посмотреть в интернете, когда удобно, а в то время, если ты что-то пропустил, то пропустил навсегда.
Расскажи тем, кто никогда не видел ни одного эпизода «Трудных подростков», почему это классный проект?
Говоря о зрительских отзывах, все как один отмечают правдоподобность происходящего на экране. Живые подростки, педагоги и родители. Все те ситуации, проблемы, решения, переживания, радости, что мы когда-либо испытывали. Это сложный период, который проживал абсолютно каждый человек, и он показан без прикрас. Да, подростки — это люди, которые курят, пьют, занимаются сексом, изменяют, страдают, подставляют, дерутся, могут забеременеть, страдают от недостатка внимания родителей и компенсируют это в других сферах. И не нужно закрывать на это глаза.
Вообще, этот сериал как мармеладки. Так как серии длятся по 20–25 минут, их сложно смотреть отрываясь, они идут одна за другой — ты очнуться не успеешь, как уже посмотрел первый сезон.
От себя очень хочу отметить работу художников по гриму и художников по костюмам. Интересно, что, когда мы начинали снимать, я смотрела на нас и думала: «Неужели подростки сейчас выглядят так?» Но после выхода сериала все действительно стали так выглядеть, это забавно. Многие присылают в соцсетях, как пытаются повторить наши образы, макияж, даже снимают такие же сцены, как в сериале. Я думаю, что это о многом говорит.
Сериал пережил уже четыре сезона и несколько специальных выпусков. Не удивлюсь, если эта история будет жить и дальше. Ты не думала о том, что скоро все вы превратитесь в «вечных студентов» — трудных подростков?
Я не готова обсуждать эту тему сейчас, но могу лишь сказать, что я абсолютно согласна с этим вопросом, формулировкой и посылом.
Ты говорила о том, что «подсматриваешь» своих персонажей из жизни. За кем ты наблюдала, когда работала над своей Яной?
У меня такое ощущение, что Яна — это и есть я в подростковом возрасте, только без порошков. Для меня эта роль самая удобная и понятная, потому что я такой же интроверт, который сразу закрывается и уходит. Будучи подростком, я также искала у всех одобрения, внимания у парней и находилась в токсичных созависимых отношениях.
Насколько важно для тебя, чтобы кино и сериалы выполняли какую-то социальную функцию?
Важно на 100%. Я люблю сложное кино, которое заставляет включать мозги, ставит важные вопросы и не отпускает после просмотра несколько дней. Тем более у меня обостренное чувство справедливости, и мне важно пробудить в людях интерес к сложным темам.
Сейчас ты снимаешься в «Плейлисте волонтера». Доводилось ли до этого как-то взаимодействовать с поисковыми отрядами?
Да, я ходила на поиски человека, чтобы погрузиться в эту тему и вообще понять, что чувствует волонтер. Оказалось очень сложно... и морально и физически. Эти люди — герои, правда. Большие герои, которые делают все на исключительном энтузиазме, за свой счет: волонтеры «ЛизаАлерт» не принимают денежных вознаграждений и занимаются поисками в свободное от работы время. Они работают днем, а ночью едут в лес на поиск потерявшегося человека и преодолевают километры по буреломам, в темноте и холоде.
Очень важным оказалось для меня наблюдение за собой в момент поиска. Сначала меня распирало от энтузиазма, предвкушения, что мы вот-вот найдем этого дедушку и я сама буду героем, но на пятый час поиска я уже была опустошена и будто бы машинально проходила квест. Дедушку мы в ту ночь не нашли, но на следующий день координатор поиска написала мне, что его обнаружили живого в больнице. Я почувствовала огромное счастье… счастье причастности, которое не передать словами. Не представляю, что волонтеры чувствуют, когда находят человека мертвым. Но и такие моменты будут у нас в сериале.
В четвертом сезоне «Подростков» твой персонаж обозначает важную проблему, касающуюся того, что прийти на собрание анонимных наркоманов зазорнее в глазах сверстников, чем, собственно, употреблять. Как тебе кажется, почему быть зависимым от чужого мнения для многих остается важным даже сейчас?
Все больше людей последние годы становятся более открытыми благодаря #MeToo и другим движениям. Но даже такие большие поступки в комментариях поддерживают немногие люди. То человек недостаточно раскаялся, то чересчур раскрылся и наговорил лишнего, то «Чего же вы столько лет молчали, голубчик? А сейчас вдруг решили все поведать». Так называемые жертвы ищут поддержки, одобрения в своем смелом шаге, а их, наоборот, клюют. Не все обладают той степенью осознанности, чтобы понять, какой это сам по себе сильный шаг — признаться в своей слабости и начать работу над ней.
Я считаю, что только тот, кто обладает каким-либо достоинствами, может разглядеть их в других. И многие люди «в своем глазу не видят и бревна», отказываясь от помощи, потому что она ассоциируется со слабостью и никчемностью — а такой роскошью, как признаться в своей немощи, обладают немногие. Что уж говорить о подростках, которые только делают первые шаги в познании себя. Люди не позволяют себе быть слабыми и не прощают слабость другим — подростки это остро чувствуют. У нашего общества вообще есть проблема с тем, чтобы посмотреть правде в глазе.
В разное время, по словам твоих коллег по сериалу, с ними связывались обычные подростки с желанием поделиться своими проблемами, найти совет или просто поговорить. Писали ли тебе?
Да, раньше было дело, но, если честно, я больше не отвечаю на эти сообщения, после того как неоднократно получала что-то типа: «Да ладно, я все это просто так написал, лишь бы ты ответила». Просто уже не вижу в этом смысла. Я довольно закрытый человек и не готова впускать в свой мир посторонних людей с их проблемами.
Ты часто в интервью обозначала, что тебе интересно играть в жестком арт-кино, но, помимо нескольких «маленьких» фильмов, у тебя впереди премьеры амбициозных «Азазеля» и «По щучьему велению». Что в этих больших проектах тебе показалось интересным?
Судьба не лишена иронии. Всю жизнь мечтала об авторском кино с социальными проблемами, а начала карьеру с больших зрительских сериалов. Я фаталист и верю, что раз так складывается, то это лучший путь, и тот материал, которого я правда всегда хотела, меня обязательно найдет.
А что касается «По щучьему велению», то это правда забавно, потому что я не фанат такого жанра, но мой год начался со съемок в образе сказочного персонажа. Еще на пробах у нас случился мэтч с режиссером картины — Александром Войтинским, а также с главным героем, которого играет Никита Кологривый. Вместе мы оказались в паре на первых пробах, в коридоре развели сцену, отрепетировали и вошли в кабинет, заряжая всех вокруг энергией. На нас было выделено два часа, но мы сделали все минут за 20−30.
С «Азазелем» также случилась любовь с первого взгляда. Мне очень понравился сценарий — прочла его за один вечер не отрываясь и просто влюбилась в роль Лизы. На пробах с режиссером Нурбеком Эгеном мы проболтали часа полтора, один раз записали сцену, и уже вечером следующего дня я узнала, что меня утверждают. Вот бывают такие проекты, которые неизбежно появляются в жизни и дарят много бесценного опыта. Эти два я всегда буду вспоминать с особенной нежностью.
Действие «Азазеля» происходит в футуристичной России, а «Щучьего веления» — в лубочной. Тебе, как актрисе, комфортно существовать в такой условности?
Я не вижу в этой условности препятствий, мне было очень интересно сниматься в непривычных для меня декорациях. Тем более усиливается полет фантазии, так как ты не ограничен существующими обычаями, а можешь привнести что угодно, и зритель примет эти правила игры. Мне кажется, для актера сниматься в сказке — это подарок.
Так получается, что ты уже не первый студент курса Брусникина, с которым я говорю. И для многих его учеников Дмитрий Владимирович был особенным мастером. Можешь вспомнить его совет, наставление, которое осталось с тобой по сей день?
Я пробыла на курсе Дмитрия Владимировича только год. Потом поступила к Константину Аркадьевичу Райкину и там уже отучилась положенных четыре года.
Но что касается Дмитрия Владимировича, в меня попала одна ситуация на всю жизнь. Дело шло к концу учебного года, и на носу уже были экзамены. Я очень сильно заболела, у меня была температура 39−40 ºC, я просто лежала и думала, что умру. Обычно же высокая температура держится дня три, а тут недели полторы я жила в аду и из-за этого пропустила экзамен по сценическому бою. Но самое странное и необъяснимое в этой ситуации было то, что я не предупредила мастера о своем отсутствии. Совершенно не могу объяснить до сих пор, почему я этого не сделала. И когда у нас была индивидуальная беседа в конце года, Брусникин сказал, что на мое отчисление очень повлияла эта ситуация. Он не мог поверить, что я не пришла на экзамен. Конечно, я пыталась объяснить, что мне было очень плохо и я бы просто умерла во время показа. Тогда Дмитрий Владимирович рассказал историю про артиста МХТ, который умер во время спектакля. «Ты представляешь?! — говорил мне Брусникин. — Он играл спектакль и умер! Это такая профессия... если ты не готов умереть на сцене, то это не твое». Довольно радикально, и эту позицию можно сколько угодно обсуждать, но я до сих пор не могу забыть этот разговор.
