За календарный год у вас вышло сразу два фильма, время действия которых — поздний период СССР: «Нулевой пациент» и «Три». Насколько комфортно находиться в других эпохах и сложно ли их чувствовать?
Комфортно ли? По-разному. Что касается именно Советского Союза, то это, конечно, гораздо проще, чем участие в глубоко исторических проектах, потому что это было совсем недавно. Готовясь к «Пациенту», я разговаривал с папой, с мамой, и они рассказывали мне о той эпохе. Играть сюжет в современности проще, ведь ты понимаешь менталитет, а вот ответить на вопрос, кто такой врач в Элисте перед развалом СССР, требует другого подхода. В сериале показано, что он читает иностранные журналы, и это даже поощряется, очевидны перемены. Такие детали интересны, они расширяют твой личный кругозор.
Как вы вообще готовились к «Пациенту»? Разговаривали с очевидцами, врачами?
С очевидцами нет. О ВИЧ узнал больше, с врачами общался. У меня был консультант, его зовут Антон — он хирург. Мы познакомились, обменялись номерами, я встречался с ним факультативно. Было очень интересно понять, что за люди учатся на хирургов (ведь они отличаются от других врачей), какие у них профдеформации, существует ли предрасположенность, которая ведет человека к этой специализации. Я общался с ребятами из Калмыкии — в театральном институте, где я учился, есть соответствующий курс. Мне хотелось понять их менталитет, мелодику речи, говор. В этом смысле повезло, он похож на казахский.
Какие ключевые профдеформации в отношении врачей-хирургов увидели? Я, к примеру, не раз замечал за своими друзьями, работающими в этой сфере, здоровый цинизм по отношению к смерти.
Именно это. В первую очередь цинизм, формирующий какое-то особенное чувство юмора. Да, они могут кого-то обидеть, потому что привыкли шутить между собой, но сами не слишком обидчивые люди и вообще умеют не принимать что-то резкое на свой счет. Я знаю двух врачей-хирургов, им свойственен фатализм, он формирует их взгляды на жизнь, ведь они видят изнанку людей.
В пилоте есть сцена, где мой персонаж проводит осмотр пациентки. Мне показывали, как осматривать ребенка, где находятся болевые точки, и я скажу честно — стеснялся и был излишне аккуратен. Врач-консультант сразу сказал мне: «Нет, так не пойдет, нужно быть активным и внимательным». То есть отношение к телу совсем другое. Было интересно спроецировать эти качества на самого себя, такой цинизм и в быту бывает полезен.
В пору действия сериала тема ВИЧ была большим информационным табу. Информации нет, люди полны предубеждений. Насколько сейчас, во время подготовки к роли, было сложно погрузиться в тему?
Это уже не табу, конечно, но не та тема, о которой люди любят говорить или что-либо слушать. Меня просветил выпуск Дудя** , например, который было непросто слушать, потому что все равно есть подсознательный страх перед неизведанным. Как там говорится — вы можете быть защищены, но все равно проверьтесь. Я тогда поставил видео на паузу и подумал: «Капец, стоит провериться, да».
Стало ли общество в целом терпимее, на ваш взгляд, относиться к этой теме?
Мне кажется, нет. Возможно, такие проекты, как «Нулевой пациент», и такие смелые люди, которые по возможности поднимают эту тему, способны данный процесс ускорить. Меня часто просят рассказать о сериале, я отвечаю, и реакция зачастую одна: «Наверное какой-то жесткач». Даже к проектам про убийства люди относятся проще. Но чем тяжелее тема, тем полезнее.
Вы фанатик на площадке? Те же разговоры с хирургом — это просто сбор материала или образ, в который хочется в кадре перевоплотиться?
Мне ближе погружаться в роль в меру своей осознанности, но пока не выходило так, чтобы требовалась большая подготовка. Что я знал о своем герое? Молодой мужчина, калмык, врач. Для меня первостепенно то, где он родился, как воспитан, каких принципов придерживается. Если этого нет в сценарии, приходится додумывать. После того как я понимаю, насколько он любит свое дело или как на него повлияло детство, идет новый этап — практическая подготовка, например, необходимость научиться делать уколы. Я стремлюсь к достоверности. Гораздо проще получается со спортивными проектами, там ты просто тренируешься, чтобы быть похожим на атлета, которого играешь. Для «Нулевого пациента» я читал книгу, которая называется «Будет больно» Адама Кея. По ней, кажется, даже сняли сериал сейчас. Мне ее как раз посоветовал Антон. Крутая книга, познавательная, я заимствовал какие-то слова из нее в свой текст. Когда нужно было произнести «я врач», получалось вкладывать тот высокий смысл, которым были наполнены эти слова у Кея.
Какая была самая тяжелая роль за вашу карьеру?
Фильм «Паралимпиец», однозначно. Он вышел недавно, сейчас идет в прокате в Казахстане. Это драма про спортсмена, который лишился ноги. Он был членом сборной страны по лыжным гонкам и на пике карьеры попал в аварию. Сыграть такого спортсмена было очень тяжело: я не представляю, что происходит в голове после такой катастрофы, как ты свыкаешься с этим. Недавно встречался с ребятами, с которых сценарий писался, — нашей паралимпийской сборной, говорил с ними, пытался понять страхи, комплексы, что мотивирует в процессе восстановления. Мой герой приходит в паралимпийский спорт и выигрывает золото. Это реальная история, а значит, ответственность. С «Пациентом» так же — сложный проект, нужно, чтобы в моего героя поверили. Так что этот проект номер два по сложности.
Ваш персонаж интуитивно, ориентируясь на клятву Гиппократа, идет против приказов своего начальства и полагается на внутреннее чувство справедливости. Вы сами импульсивны?
Мне это свойственно. Обстоятельства, конечно, несравнимы, но я часто спрашивал себя: поступил бы так или нет. Верю, что поступил бы. Очень уважаю в человеке то, что делает его человеком. Самоотверженность, героизм. Мне кажется, в Советском Союзе эти качества были распространены больше. Была такая коллективная ответственность.
Что вы почувствовали, получив сценарий? Что стало определяющим в желании сыграть в проекте с такой сложной темой?
Я прочел четыре серии, синопсис и библию сериала. После позвонил агенту и сказал, что это точно мой проект. Почувствовал в себе силу прожить обстоятельства, в которых мой герой себя проявил. Конечно, меня зацепило и то, что это главная роль в большом сериале. Я жил в Москве шесть лет, мечтая об этом, но меня не рассматривали на большие роли из-за фактуры, из-за того, что я из Центральной Азии. Так, для колорита, предлагали не самых интересных героев. Пробы прошли хорошо, мне на них помогли наши режиссеры Женя Стычкин и Сергей Трофимов. У нас большая группа, особенно актерская. Что-то сравнимое по масштабу у меня было до того разве что с «Эпидемией». С такой командой всегда происходит магия.
Давайте поговорим про Сергея и Евгения. Сергей до «Девятаева» был оператором. А Евгений совсем недавно начал свою режиссерскую карьеру, и, помимо прочего, он все еще действующий актер. Какова специфика индивидуальной работы Сергея и Евгения? Влияет ли на их подход операторское/актерское прошлое?
Это было интересно. Здорово, что они не считают себя мегарежиссерами, которые якобы все знают. Они находились в поиске на площадке, и это была свобода. Здоровое сомнение. Может ли быть лучше? А давайте попробуем так? Ни разу ко мне ни один режиссер не был столь внимателен, как Женя Стычкин. Иногда я могу быть сфокусирован только на сцене и позабыть про арку своего персонажа, а он мне говорил, например: «Смотри, в третьей серии ты играл так, и это было интересно, так что давай в четвертой продолжим твоего героя менять». Что касается Сергея (Смеется.), то отношения между нами всеми были как «папа-мама», потому что Женя мог после очередного дубля сказать: «Супер, давай еще раз, но по-другому». Потом я действительно играю лучшую сцену в своей жизни, приходит Сергей, говорит, что было неплохо, но есть с чем работать. Это не дает улететь в космос, заземляет. Я нашел баланс, как к кому обращаться, кого слушать. И, конечно, то, как работает Женя, вдохновляет. Хотелось бы также попробовать стать таким актерским режиссером с человеком, который, как Сергей, здорово оснащен технически и умеет выстраивать кадр.
На съемках «Эпидемии» было сложно притереться с актерской командой первого сезона?
Да, но это было плавно. Мы появились там как четверка новых героев. Я, Никита Еленев, Вика Клинкова и Юлия Ендроссек. Мы снимались друг с другом около трех недель, и только потом приехали ребята из первого сезона. Его я, конечно же, смотрел, мне он понравился, поэтому было много чего сказать каждому из них. (Смеется.) Сложностей не возникало, у них сложился свой коллектив, свои шутки, но они были открыты. Все классно вписались, мне кажется. Мы же и отдыхали вместе, плавали на Валаам, выходные проводили друг с другом.
Дает ли новая открытость цифровых границ со всеми стримингами что-то новое в плане амбиций?
Все стало гораздо ближе, в этом много плюсов. И амбиции у меня, конечно, есть. Выйти на мировой рынок — это заманчиво. Но четкого плана нет — хочется просто работать. Я летал в Лос-Анджелес, и мне не очень нравится позиция, когда ты ходишь по кастингам просто ради того, чтобы примелькаться. Я работаю, к счастью, есть возможности, предложения. Осенью у меня в Казахстане выйдет фильм «Хирург». До того он покатается по фестивалям. И мне такое нравится больше: ездить в другие страны, чтобы местный зритель видел меня на экране, обзаводиться новыми знакомствами. Хотелось бы, чтобы меня знали по моим ролям, а не по тому, как мило я могу беседовать. Доверяю жизни, как будет, так будет.
Авторское кино, замеченное на мировых фестивалях, становится в Казахстане более популярным у зрителя? «Три», например, осенью взял приз в Пусане.
Нет, не становится. Я недавно общался с Фархатом Шариповым, он режиссер фильма «Схема», который выиграл приз в своей секции на Берлинале. Несколько лет назад его «Тренинг личностного роста» взял главный приз на ММКФ. Но, сколько призов ни получай, для широкого зрителя они не показатель. Важны они только тусовке киношников, где знают, что Фархат выиграл на Берлинале, поздравляют, это объективно очень круто. Но зрители, бывает, даже не догадываются о существовании таких авторских режиссеров, как, например, Адильхан Ержанов, который на Западе популярнее, чем в Казахстане. Наше кино сейчас лишь проходит тот этап, когда зритель начинает ходить не только на комедии. Победил наш «Три» в Пусане — и что? Прокат в Казахстане — 50 кинотеатров. 1 апреля начался его прокат в Корее, там заинтересовано 500 кинотеатров. Разница — в десять раз!
Заметил, в том числе по вашей фильмографии, что в Казахстане сейчас появляется все больше байопиков, производственных драм и т. д. Они должны конкурировать с комедиями?
Да, например, «Паралимпиец» — мы верим, что этот фильм создаст некий прецедент. Инвесторы, продюсеры станут активнее обращаться не к комедийным историям, будут понимать, что можно выручить хорошую кассу. Ведь наш Фонд кино поддерживает как раз те эксперименты, которые потом показывают на фестивалях. Это тоже процесс. Сегодня «другое кино» увидело столько людей, в следующий раз чуть больше. Степ бай степ.
Забавно, ведь Шарипов прошел путь как раз от комедии, «Сказки о розовом зайце», ставшей очень популярной и в России, до победы на Берлинале. Вам интересно было бы попробовать себя у Шарипова или Ержанова?
Конечно, я был бы рад поработать с Фархатом, но пока не было общей темы, да и он предпочитает непрофессиональных актеров, дебютантов, ему так комфортнее. У Адильхана своя труппа, главные роли, к примеру, у него часто получает Данияр Алшинов. Круто, что они так нашлись. У меня сейчас один авторский фильм — «Хирург». В подходе к таким ролям для меня ничего не меняется. Быть в хорошей форме во время съемок, быть внимательным к режиссеру, чувствовать, что он хочет транслировать, ко всему этому есть внутренняя готовность. Жду предложений. (Улыбается.)
