Вы оба опытные игроки в сфере IT и веб-дизайна. Вероятно, проект начался как хобби?
Ваня: Мы работяги на интернет-заводе!
Саша: Мы из сферы IT. Я — продакт, Ваня — дизайнер. «Грустнограм» действительно затевался как что-то ироничное. Все произошло вечером 18 марта: я в очередной раз где-то прочитал про «Россграм», зашел на их сайт и был немного шокирован. Потом написал Ване: «Давай сделаем российский инстаграм, где будут только ч/б фильтры!» Ваня подключился и увлекся — придумал название «Грустнограм», разбитые сердечки, грустные стихи русских поэтов… Я сразу купил домен — так мы все и придумали.
Что вам не понравилось в «Россграме»?
Саша: Чуть менее, чем все. В первую очередь я считаю абсурдным делать точную копию какого бы то ни было проекта, потому что это никому не нужный бред. Во-вторых — качество, с которым это сделано. У меня какое-то время было смутное подозрение, что это чья-то шутка, что кто-то очень тонко стебется.
Иван: Меня покоробило абсолютно все. Когда заходишь на их сайт, кажется, что это реально какая-то шутка, даже удачная, кажется. Но когда они ведут себя так, что делают это на полном серьезе, становится неловко. Ощущение, что тебя не то что бы обманывают, а что они сами не знают, что тебе показывают. С точки зрения дизайна тяжело комментировать, конечно, потому что они еще даже прототип не показали.
Ваш проект не призван заменить инстаграм? Кажется, у вас постироничное высказывание, выстроенное на контрасте с незамутненным позитивом инстаграма.
Саша: Изначально мы затеяли это как шутку. Было понятно, что она зайдет, но самый приятный шок — то, какое сообщество мы собрали. Это безумно классные творческие люди, которые делают крутой контент. Сейчас шутка перерастает в самодостаточный уникальный продукт. Происходит зарождение очень теплого сообщества: за всю историю телеграм-канала нам не написали ни одной гадости и ни одного плохого комментария. В чате все поддерживают друг друга, самоорганизуются, сами разрешают конфликты, создают клубы по интересам…
А что именно привлекает участников?
Саша: Люди часто пишут: «Спасибо, я могу быть здесь самим собой». Мне кажется, мы сделали две штуки: площадку для самовыражения и психотерапевтическое пространство.
При этом «Грустнограм» вне политического контекста. Люди чувствуют тревогу по разным причинам, и теперь у них есть место, где их поддержат. Пока у нас нет уникального функционала, но у нас есть уникальная стилистика, душа, что ли.
Как будет развиваться сервис?
Саша: Думаю, рано говорить о функционале, мы его нащупываем, со всеми общаемся, ко всем прислушиваемся — ведь проект делается для людей. Хотим внедрить много крутых штук, есть идеи, как поддержать авторов, но это все следующий этап. Пока наша задача — исправить все ошибки и добавить минимальный функционал для коммуникации.
Напрашивается вопрос: как окупить проект и сделать его прибыльным?
Саша: Очень хороший вопрос: нам действительно нужны деньги, ведь их особо нет, а все небесплатно. В первую очередь большие расходы связаны с серверами: покрываем их мы сами. Работаем бесплатно, нам помогают тоже бесплатно. Но у нас есть классная идея, как помочь и себе, и авторам с окупаемостью творчества — думаю, это закроет финансовые проблемы проекта. Но монетизация не входит в число первостепенных задач, мы вообще не про это.
Насколько «Грустнограм» можно отнести к локальным российским явлениям? И как думаете, может ли соцсеть выйти за пределы нашей страны?
Саша: Тоже хороший вопрос. Сейчас «Грустнограм» — все-таки российский локальный проект, потому что в его основе ирония, понятная лишь местным. Да и сделан он на русском языке. Хотя раз в два дня я гуглю grustnogram ради интереса и с удивлением вижу кучу заголовков в мировых СМИ. Но нам надо сначала здесь встать на ноги. У нас есть идеи, как можно развить проект за пределами России и показать всему миру, какие классные у нас люди и продукты, но пока об этом слишком рано серьезно говорить.
Мне кажется, одной из сложностей в адаптации «Грустнограма» может стать то, что многим иностранцам сложно выговорить слово «грустно».
Ваня: Думаю, это не такая уж большая проблема. Некоторые иностранцы пишут слово «грустнограм» транслитом, а некоторые — sadgram.
Внутри сообщества стали сокращать до «гг», и мы это поддержали. Во-первых, получилось что-то ламповое — как, например, ЖЖ. А во-вторых, «гг» — это коротко и понятно. Думаю, такое емкое сокращение мы сможем использовать, и ни у кого не будет проблем с тем, чтобы выговорить это слово.
Какая сейчас динамика роста пользователей проекта?
Саша: О, пошли по статистике. В целом история такая: у нас был понятный и очевидный хайп, когда за четыре дня в «Грустнограме» зарегистрировалось 100 тыс. пользователей. Потом эта активность спала, сейчас у нас порядка 20–30 тыс. людей каждый день — тех, кто возвращается, пользуется сервисом ежедневно. В среднем в «Грустнограме» сидят по 6–7 минут. Это уже хороший показатель для сайта. Но вот сегодня мы выкатили приложение!
В финале этого разговора хочется пожелать, чтобы грусть была только терапевтическая (как в «Грустнограме») и чтобы меньше было причин для грусти в реальности.Иронично, что люди приходят погрустить в «Грустнограм» и от этого становятся спокойнее и счастливее. Мне кажется, это лучшее, чего мы добились.
Порой самые непрактичные вещи оказываются самыми полезными.
Да, это безумно важно. Думаю, мы действительно помогаем людям.
