Два года подряд у вас аншлаги на ММКФ: в прошлом году полный зал «Октября» смотрел «Пришельца», а теперь на «Легенд наших предков» в «Художественный» я даже не успела забронировать билет. Интерес, по-моему, говорит о любви зрителей и представителей индустрии. Как вы к такому вниманию относитесь?
Перед первыми показами я всегда боюсь, что мы не соберем людей, зал не будет полным, но получается все классно. Мы с командой большую часть времени живем в Екатеринбурге, а многие наши друзья, актеры и коллеги находятся в Москве, поэтому такие события превращаются еще и в общий сбор всех причастных.
Конечно приятно, что фильмы смотрят. Главное, чтобы прокат сейчас тоже прошел хорошо. У «Пришельца» было все отлично с фестивальными показами, но он ведь более авторский, поэтому тогда кинотеатров было не очень много. А«Легенды» — зрительское кино, его можно смотреть всей семьей, с детьми.
Я прочитала, что замысел фильма появился, когда вы гуляли с дочерью и подумали о том, какое кино могли бы посмотреть вместе через несколько лет. На чем выросли вы?
Мое детство прошло в девяностые сначала в Кировграде, потом в Невьянске — маленьких провинциальных городах, где даже не было кинотеатров. Поэтому я смотрел то, что шло по телевизору: «Чипа и Дейла», «Утиные истории», «Покемона» — диснеевские и всяческие американские мультики в основном. Но существовали еще и видеокассеты. К нам приходили знакомые, у которых были «Титаник» и «Маска» с Джимом Керри. Прекрасно помню, как мы детьми пересматривали их по десять раз, пока наши родители общались и занимались своими делами.
В девяностые мало что российского выходило, тем более для детского или семейного просмотра. Поэтому мне, как поколению, которое через это прошло, сейчас хочется, чтобы мой ребенок все-таки узнавал про свои корни и происхождение. Я понимаю, что Соня вырастет и будет смотреть иностранные мультики (мы и сейчас их смотрим, в принципе).
До начала работы над фильмом вы интересовались мифологией? Может быть, о чем-то рассказывали в школе или на каких-то экскурсиях?
В школе рассказывали про Бажова, как и во всех школах на Урале. Наверное, с мифами мы уже столкнулись, когда стали работать в кино. Мы с Яной (Яна Шмайлова — жена Ивана и продюсер Red Pepper Film. — Прим. SRSLY) начали понемногу изучать эту тему в разрезе того, что в славянской мифологии есть разные существа. Тогда уже думали что-то снять, но не было цельной идеи.
Когда я начал путешествовать по разным городам, съемочным площадкам и первым фестивалям, то стал замечать, что Россия действительно многокультурная. В Архангельске нам рассказывали про свои мифы, на Кавказе, в Бурятии, в Якутии — про свои. Страна настолько большая, что в разных уголках вообще все по-другому: разные легенды, разные существа охраняют природные достопримечательности. Вот так родилась идея путешествовать по России и собирать этих мифических созданий. Если фильм примут хорошо, то мы сможем запустить франшизу и поехать за новыми существами в другие точки.
Я во время просмотра подумала, что это сближает вас с главным героем. По сути, вы, как и персонаж Александра Яценко, становитесь своеобразным преемником целого пласта культуры, сохраняете и передаете его другим поколениям.
Да, это интересно. Мы чуть-чуть видоизменяем истории, потому что мифы написаны иначе, более грубо и жестоко. Адаптируем под возрастной ценз, чтобы Нюлэсмурт, Шишига и Нëр-Ойка не ели детей, не обгладывали косточки и прочее. Описание вида персонажей тоже варьируется в разных изданиях, поэтому мы выбираем такие версии, которые нам удобно воплотить.
На показ в рамках ММКФ приходил Михаил Кулунаков — режиссер фильма «Волки» про алтайские легенды, который тоже участвовал в программе фестиваля. В одном из интервью он сказал, что посмотрел нашу картину и понял, что тоже в какой-то мере является хранителем легенд своего края. Получается, региональное кино хранит культуру и самобытность. Поэтому важно, чтобы фильмы снимались не только в Москве, Питере, но и в других городах. Иначе все может сгладиться, стать впоследствии ровным, одинаковым и неинтересным.Когда говорят или пишут о вас, то практически всегда отмечают, что вы именно уральский режиссер. При этом наверняка поступают предложения снимать в Москве и постепенно перебираться сюда, но вы все равно остаетесь в Екатеринбурге.
Я люблю свой город. Здесь моя семья, мне тут хорошо. У нас такой образ жизни: во время съемок живем в каком-то другом городе, потом приезжаем обратно. Очень приятно, когда есть родной уголок, куда ты возвращаешься. Были предложения: «Приезжай, Ваня, будешь работать креативным продюсером на хорошей ставке, квартира у тебя будет» и все такое. Но меня это не очень манит, потому что все-таки в Екатеринбурге мне гораздо комфортнее и удобнее. Есть время подумать, писать сценарии. Я очень привык к размеренному образу жизни, и мне его будет не хватать.
Есть разница между Екатеринбургом и другими крупными городами. Я думаю, что дело в расстоянии. В городах ближе к Москве соблазна уехать для 90% креативной молодежи больше.
Если ты живешь на Дальнем Востоке или в Хабаровске, то он просто не достает, сложнее оторваться. А когда ты в Екатеринбурге, то, с одной стороны, ты довольно близко находишься, чтобы работать там, получать опыт, привозить сюда людей оттуда. Но с другой — расстояния недостаточно, чтобы тебя совсем затянуло. Получается здоровая бизнес-модель, когда ты совершенно спокойно можешь летать по делам в Москву каждую неделю, но при этом жить в Екатеринбурге, строить здесь семью и компанию.
Мы активно занимается рекламой и кино порядка десяти лет. За это время уже создалась экосистема, из которой нет смысла вырываться. Есть зумы, постоянные обсуждения в чатах, командировки — все работает, и мы к этому привыкли.
У вас есть любимые места в Екатеринбурге?
Когда родилась Сонька, мы стали любить все парки и зоны отдыха. А офис нашей компании Red Pepper Film находится возле Дворца Молодежи, где тоже есть классный парк (мы там снимали даже «Легенд наших предков»). Он уютный, со столами для настольного тенниса, баскетбольной площадкой. Еще нравится гулять по набережной Исети. Люблю «Ельцин-Центр» — мы там часто показы устраиваем, ходим туда на выставки и мероприятия.
У вас же перед прокатом была премьера в Екатеринбурге?
Две — в «Ельцин-Центре» как раз и в Доме кино. Тоже были полные залы, все отлично прошло. Большая часть команды на фильме у нас была екатеринбургская, пришли все актеры массовых сцен, кто помогал на съемочной площадке. Они привели детей, семьи, поэтому очень прикольная была атмосфера, все хохотали и радовались.
Показы были с обсуждениями? Что говорили?
Много было вопросов задавали. В основном просили рассказать, почему именно эти мифические создания задействованы в фильме, как их выбирали. Что важно: у нас на роль каждого персонажа был кастинг — на лесного, водного и горного духов выбирали претендентов из нескольких вариантов.
В смысле кастинг среди именно конкретных персонажей?
Да. Мы понимали, что надо охватить три стихии, подбирали для каждой три-пять кандидатов. Мы выбирали тех, кто нравится больше по характеру, физиологии, удобен по географии. Так остановились на наших персонажах, хотя вполне могли быть и другие герои. У нас даже была табличка, где прописаны имена духов, их места обитания, суперспособности — все, чем они знамениты, а рядом прикреплены картинки с их изображением.
Правда, что визуальные образы создавались в том числе при помощи нейросетей?
Да, удобно было через них прогонять. Например, мы нашли много информации про Нюлэсмурта, что он бородатый, волосатый, такой-сякой — большую часть этих данных просто закидывали в нейросеть и смотрели, что она выдаст. Получалось среднее арифметическое из всех источников. Дальше с художниками по костюму и гриму садились и правили. Они говорили: «Так, вот это нереализуемо, такое мы не можем, а вот этого давайте побольше, а лицо немножко откроем, чтобы все-таки мимика была видна».
Сколько времени уходило на грим Антона Кузнецова?
Много. Минимум два, в основном три часа. Каждое утро он приезжал раньше и начинал гримироваться.
При этом фильм снимался летом?
Первые смены были просто адские. Мы думали, что он умрет в этом костюме. (Смеется.) Было лето, жара 35 градусов. На первой смене солнце жарит, Антон выходит в огромном волосатом костюме, с него пот уже льется рекой, пятна на асфальте остаются. Он как-то отбегал, еле выстоял. Мы начинали переживать, стали искать компактные кондиционеры и пакетики со льдом, чтобы всадить их в спину, горб.
Но на Урале летом погода часто непостоянная, поэтому потом она испортилась — было в среднем +15 и дожди. Это создавало огромные проблемы для команды, но спасло нашего Нюлэсмурта. Были дни, в которые он себя чувствовал комфортнее всех. Когда было холодно и мокро, мы все прятались от ветра, а он сидел попивал соки через трубочку. Если бы оставалась жара 35 градусов каждый день, Антон похудел бы килограмм на 20 после этой съемки.
Как в фильм попал Николай Коляда (драматург, режиссер и основатель «Коляда-театра». — Прим. SRSLY)? Кого-кого, а его точно не ожидала увидеть.
Круто, что его узнают. Мы думали, что его знают только в Екатеринбурге, а на деле многие подходят и говорят: «Вау, Коляда! Как вы вообще его сняли?»
Мы живем в одном городе, все знакомы друг с другом. Наша художница по реквизиту раньше работала в «Коляда-театре». У нас была идея под роль психолога сделать чье-то камео, мы думали над над вариантами, вспомнили про Коляду. Ну и все, Катя предложила ему сняться, взяла у него еще какой-то реквизит из театра. Он согласился, пришел, классно отработал. Мы подружились, он потом даже присылал нам разные сценарии своих молодых драматургов.
А как в проекте появился Владимир Маркони? По-моему, это чуть ли не первая его полноценная роль в кино.
Когда мы прописывали персонажей, то сразу поняли, что нужен такой руководитель, как герой Стива Карелла в сериале «Офис». Мы начали искать по разным комедийным ребятам. Так получилось, что Вовин агент — это Лена Чигвинцева, которая делала нам многие предыдущие фильмы. Она же работает с Яриком Могильниковым, который у нас в «Юге» снимался, и Аленой Мирошниковой из «Пришельца». Мы написали Лене, спросили: «Что думаешь?» Она говорит: «Давайте попробуем».
У нас был честный, достаточно широкий кастинг. Просто у Вовы действительно получились самые веселые пробы. Роль главреда не очень большая, но важно было, чтобы она получилось яркой. По сути, он — главный антагонист, который должен постоянно цеплять и укалывать героя Александра Яценко. Нам важно было найти такого в меру сумасшедшего, но запоминающегося и хорошего играющего человека. Им оказался Вова. Он потом рассказывал, что несколько раз поплакал, пока читал сценарий, ему очень понравилось.
Съемки с Вовой, конечно, очень веселые. Мне очень жаль, что пришлось убрать крутую импровизацию. Он на ходу придумывает очень много шуток, которые мы бы не догадались прописать в сценарии, но из-за рамок хрона пришлось многое убрать.
Вы часто сталкиваетесь с импровизацией актеров на площадке? Как к ней относитесь?
Хорошо отношусь. Я очень люблю, но прокатчики и продюсеры — не всегда. Например, Евгений Сытый на «Далеких близких» у нас тоже очень много импровизировал. Я вообще его взял потому, что он очень такой живой, дышащий. Но дело в том, что потом мы сталкивается с ограниченным хронометражем, приходится что-то резать.
В целом я всегда открыт и двумя руками за. Даже перед сценой говорю актерам, что если есть желание добавить что-то от себя, то не нужно стесняться. Сценарий же пишется не под конкретных людей. Он придумывается ребятами, которые сидят где-то в другом городе и создают, не оглядываясь на то, кто будет играть. Потом некоторые режиссеры приходят и говорят: «Читаем. Как написано, так и играй». Мне кажется, что это неправильно. У каждого человека своя фактура, физика. Кто-то классно произносит мат, кто-то отвратительно. У кого-то ложатся слова в рот,у кого-то нет. Поэтому важно перед началом съемки делать читку с актерами. Я всегда прошу передавать заложенный смысл, шутку, главную идею, но ничего страшного, если кто-то скажет своими словами.
Зачем режиссеру короткий метр, когда он уже работает с большой формой? Со стороны кажется, что система устроена так: появляется какой-то молодой постановщик, он начинает, например, с небольших работ, затем пробивается на фестивали или в прокат с дебютом, его замечают продюсеры, предлагают более крупные истории — так он постепенно растет, масштабируются проекты. У вас как будто процессы проходят параллельно. Идет производство фильмов и сериалов, но в то же время вы не отходите от формата короткого метра. Он вам настолько нравится до сих пор?
Да, и я вообще считаю, что короткий метр незаслуженно обделяют вниманием. Очень обидно сталкиваться с реалиями производства, кинобизнеса и понимать, почему все так устроено.
В наше время мы потребляем контент маленькими порциями. Допустим, в перерывах, пока едим, куда-то едем. Контент превращается в заполнение пауз между действиями, потому что телефон всегда в руках. По идее, короткий метр в современном мире и инфопространстве очень актуален. Мне кажется, он должна жить и процветать, потому что именно им удобно заполнять 15-20-минутные паузы. Но из-за того, что большим компаниям и прокатчикам сложно продать такой формат в кинотеатр и на телек, в него совершенно не вкладывают деньги. Он никому не нужен, кроме авторов. Никто его не покупает, никто за него не платит. Даже стриминги ужасно маленькие деньги предлагают. Мне кажется, что это неправильно.
Я люблю такой формат. Он быстрый, классный. По-моему, у меня 17 отснятых коротких метров, так что процесс уже несложный и приносит только удовольствие. Можно собраться с актерами и ребятами, которых очень любишь, поработать всего три дня и получить кино. Оно потом будет путешествовать по фестивалям, люди посмотрят, дадут обратную связь. Это энергия, которая может помочь, например, в застой, когда ты стоишь перед выбором или никак не можешь выпустить кино из производства. Она приходит на помощь и дает силы для новых свершений.
Для меня короткий метр не был трамплином в полнометражное кино, он всегда оставался отдельной формой. Я понимаю, что из короткого метра вряд ли выжму полный, если там очень локальная и емкая идея, которую не нужно разжевывать. Сейчас в запасе есть много сценариев, которые хотелось бы реализовать в будущем. К сожалению, это не так легко с точки зрения поисков бюджета. Единственный путь, который мы нашли, — это брендированный контент.
Причем короткометражки тоже могут иметь успех и собирать много призов на фестивалях. Из последних примеров — как раз ваш фильм «30 секунд», который, как мне кажется, хорошо поездил.
Да, у него около 16 наград. Он выиграл призы в Италии, Турции, Казахстане, «Золотой орел» взял, показывался по всей Европе, в Бангладеше. Короче, короткометражки — это реально классная форма. Надеюсь, что она еще вернется к популярности и снимать будут не только новички.
Клипы вы тоже до сих пор снимаете? Как это происходит: к вам приходят артисты с запросами или вы сами предлагаете дружественным музыкантам какие-то идеи?
В последнее время приходит уже артист. Сейчас выстроилась очередь из кинопроектов, которые я должен снимать, поэтому клипы немножко отодвинулись назад. В последний раз я снимал для Дельфина. Мы с Андреем и его директором Вовой хорошо знакомы. Я уже работал с ними, и ребята предложили снять новый клип. Но это, скорее, исключение.
Если продолжать разговор о коротком метре, то это тоже форма фильма, где на первом месте стоят идея и сценарий. В клипе все-таки на первом месте стоит песня. Тут, как правило, нет идеи, которую я придумал и пытаюсь нанизывать на трек, а наоборот. Написать что-то под конкретную песню получается реже. Не хватает времени и предложений не так много, потому что я уже занят в кино.
Как раз в клипе Дельфина снималась Саша Бабаскина, которая играет в «Легендах наших предков». В какой последовательности все снималось?
Клип был после фильма. У нас вообще была идея даже снять связку с «Легендами»: взять эту же семью и показать, как родители разводятся. Но опять же, у песни своя жизнь. Композиция, слова, текст — это часть мира музыканта. Чтобы снять клип, мне нужно погрузиться в его жизнь и понять, что для него значит конкретная тема, а не для меня. Сделать песню частью фильма было бы не очень корректно, поэтому мы все-таки разделили.
А Сашку взяли потому, что в клипе сложная роль. Есть совсем немного молодых актрис, кто может так сыграть.
А так бы получилась целая режиссерская мультивселенная.
Да, это было бы интересно на самом деле. Мы уже всерьез об этом думали, но в последний момент решили не делать.
Как вы выбираете музыку для своих проектов? В «Легендах», например, играет «Место для шага вперед» — не самая очевидная песня «Кино», но очень радостно было ее услышать.
Обычно выбираю музыку, которая мне нравится. У Red Pepper Film есть всякие внутренние чаты. Часто во время работы над фильмом я просто пишу: «Ребят, есть вот такая идея для сцены. Скидывайте любимую музыку, которая может подойти». Они набрасывают варианты, я дополняю своими, составляю плейлист. Дальше я перемешиваю, слушаю друг за другом и начинаю думать, что больше подходит.
Но с «Местом для шага вперед» получилась интересная история. В «Юге» была сцена, где герой Саши Яценко (тоже в роли отца) везет на машине нашего Юга из Челябинска в Казань, по-моему. Первое, что он говорит: «Россия — это Цой, малой». И включает кассету группы «Кино». В сценарии была прописана песня «Стук», но режиссер монтажа Катя Труба, которая работала с нами на и «Легендах», поставила «Место для шага вперед». Все классно работало, мне очень нравилось, но потом мы обсудили с продюсерами и все-таки решили оставить «Стук». Она была изначально заявлено, по ней уже договаривались.
Но мне так понравилось, как работает «Место для шага вперед» под сочетание машины, дороги и Александра Яценко, что мы подумали, а почему бы не использовать ее в «Легендах», если здесь у нас все то же самое. Вот так и получилось, что эта песня перекочевала из другого проекта.
Есть утверждение, что роуд-муви — это жанр не столько про внешнее путешествие, сколько про внутреннее, к самому себе. Вам близка эта мысль?
Да, я согласен. Роуд-муви — это очень удобная конструкция для зрителя. Когда запускаешь героя в путешествие, появляется дорога. Что бы не случилось на пути, всегда будет история.
Даже если герой молчит, события происходят вокруг: меняются пейзажи, появляются разные люди. Мы понимаем, что внутри него тоже что-то происходит. Можно даже оставить что-то за скобками и не разъяснять, но на интуитивном уровне зритель почувствует, что мы движемся в верную сторону.
Когда я только начал писать «Далеких близких», я встретился с одним знакомым продюсером и рассказал ему свою идею. Он сказал: «Вань, ты интуитивно выбрал роуд-муви, потому что это самая удобная форма для дебютов. Что бы ты не писал, эта дорога сама будет нести тебя за собой. Все будет навалиться, как снежный ком, главное успевать разгребать все в потоке и работать на героем». Так и есть.
В этом жанре больше свободы и воздуха. Ты постоянно открываешь для себя новые горизонты, отправляешься в путешествие. Ты подвижен и не сидишь в душном павильоне, а постоянно находишься на природе. Знакомишься с новыми людьми и новой культурой — это очень интересно и помогает драматургии. Поэтому я люблю писать такие истории.
Съемки в экспедициях технически тяжелее и дороже, чем в павильонах?
Это миф на самом деле. Обычно продюсеры стараются всех отговорить от экспедиции, но в итоге выходят плюс-минус те же самые суммы. Во время «Юга» мы объехали восемь регионов, было много смен в Москве и за ее пределами – стоимость примерно такая же. Почему? Потому что локации все в сто раз дешевле. Когда приезжаешь в регионы где еще не развито кинопроизводство, локации там либо бесплатные, либо очень дешевые. Или вообще тебя встретят с чаем, пирогами, накормят, в бане помоют и ночлег дадут.
Помощники, технический персонал, актеры массовых сцен и второго плана тоже обходятся в регионах гораздо дешевле. В Москве каждый актер массовых сцен просит себе такую ставку, которая платится актерам первого-второго плана где-нибудь в Екатеринбурге. А иногда бывает, что актеры третьего плана без реплик в Москве получают больше, чем те, кто снимается в главной роли во Владивостоке. Очень несправедливо, но это факт.
Однако тратятся большие деньги на дорогу и проживание группы. Как раз-таки это все закрывается дешевыми локациями и недорогим сервисом. Мы даже считали экономику одного проекта и рассматривали вариант снять все под Москвой или поехать на Байкал — вышло примерно одинаково. Поэтому если есть возможность ехать экспедицию, то обязательно нужно ей пользоваться.
Павильоны, экраны — это все здорово. Но, мне кажется, нужно, чтобы они помогали индустрии в сложных решениях, трюковых сценах, фантастических фильмах и так далее. Если у тебя роуд-муви про природу и нужно рассказать о том, какая красивая и большая у нас страна, то обязательно нужно ехать. Я не понимаю, как можно это снимать в павильонах. Вообще не могу в них долго находиться. Были проекты, когда нужно было сидеть много смен на одном месте, и я прям умирал. На третий день уже было невозможно, хотелось выйти на улицу. Мне необходимы постоянные передвижения, так что я бы, наверное, никогда не смог снимать типичные телевизионные ситкомы по тысяче серий в одной локации.
Мне кажется, все от того, что вы внутри очень свободолюбивый человек, и это ощущение вырывается наружу во всех ваших проектах.
Вот, например, снимаешь короткометражку, едешь в Мурманскую область или во Владивосток, но берешь небольшую мобильную команду и не самую дорогу, но нормальную технику. Пусть не будет крана или сложных рельсов, которые позволят снять плавный кадр, но ты доедешь до какой-нибудь уникальной точки, которую никто до тебя никогда не снимал. Это произведет на зрителя гораздо большее впечатление, чем технически отточенный кадр, снятый в Подмосковье. На своем опыте точно знаю.
Наверное, экспедиции — одна из причин, почему актеры любят у вас сниматься. Они знают, что если их утвердили, то мало того, что будет добрая история, так еще и скорее всего получится вырваться туда, где, возможно, еще не был.
Бывает, да. (Смеется.) Многие думают, что экспедиции отпугнут актеров, но на самом деле большинство из них сами любят путешествовать. Особенно если предстоит поездка не в Питер или в Ярославль, а куда-то на остров или в крайний север.
Как реагировали актеры во время съемок «Легенд»? Они раньше бывали в тех местах, где вы снимали?
Они прям очень много комплиментов высказывали Уралу, нашей природе. По-моему, кто-то бывал в Екатеринбурге, но потом мы уехали подальше, в Свердловскую область, куда ребята попали впервые и сильно радовались.
На съемках была очень приятная атмосфера пионерлагеря. Нас было человек 50, мы уезжали на базу отдыха, где особо не было интернета. Вместе жили, ели, снимались, шутили. Даже если была плохая погода, мы нормально это приносили. Было прикольно. После съемок даже многие ребята, приезжавшие из Москвы, говорили: «Я сначала не понимал, зачем мне ехать к вам за тысячи километров, если те же самые деньги могу и здесь заработать. Но мне так понравилось! Зовите еще на проекты, и вообще это одна из лучших съемок, которые у меня были».
Это действительно совсем другой опыт. Когда ты долго снимаешь кино и уже увяз настолько, что оно стало частью твоей жизни, хочется создавать себе необычные условия. Вот такие экспедиции с турбазами, поездами, пароходами — это интересно. Я думаю, 99% ребятам из команды и актерам нравится такой подход, потому что они тоже устали уже от стандартных съемок, а тут для них появляется вызов.
Я еще не была ни в Екатеринбурге, ни в тех краях, которые вы показываете в кино, но вот посмотришь, и руки сами тянутся гуглить билеты. В моем представлении там дышится как-то по-другому.
Кстати, после премьеры «Пришельца» ко мне подходили и спрашивали: «Где снимали, в Карелии?» «Нет, на Урале». «Урал? Ничего себе! У вас там так красиво что ли?» А мы на самом деле однажды работали в Карелии, смотрели по сторонам и не понимали, почему сюда все ездят, а не к нам. Урал нисколько не уступает по красоте. Из-за одного климатического пояса природа похожа, но у нас больше гор и пещер разных.
Конечно хочется, чтобы к нам приезжали. На самом деле одна из моих миссий — расширять географию людей, которые смотрят кино. Я сам уже попутешествовал по России, снимал во Владивостоке, на Байкале, в Мурманске, на Кавказе и не только — практически во всех главных точках. И мне очень обидно, что большинство выбирает Турцию или Египет для своих путешествий. У нас очень много мест, от которых захватывает дух. Это не типичная Россия с панельками и магазинами «Красное&Белое», нет. Вот приезжаешь на Ольхон, а это реально остров, где передвигаются только на буханках, пасутся дикие коровы, табун лошадей проносится рядом. То есть полно уникальных мест, непохожих ни на что. Если мы со съемочной командой, с камерой и актерами смогли доехать до этих точек, то зритель должен быть уверен, что он тоже сможет.
Раз уж мы обсудили путешествия, то нельзя обойти стороной еще одну тему, которая красной нитью проходит в проектах, — это отношения внутри семьи, в частности между детьми и родителями. Почему для вас так важно из раза раз возвращаться к ней?
Не знаю, мне уже неудобно даже. Я пишу-пишу, получается опять про проблемы отцов и детей. Процесс все равно непроизвольный: ты идешь, приходит какая-то идея, начинаешь раскручивать.
Сейчас готовлю проект пишу, опять там отношения семьи. Яна уже мне говорит: «Напиши что-нибудь про любовь». Вот пишу, но там снова про взрослых людей, а про молодежь, школьников, студентов писать почему-то сложновато, не тянет в эту стороны совсем. Больше нравится про семейное, взрослое. Я делаю это не запрограммировано. Видимо, оно сидит глубоко и постепенно вырывается наружу, но я иногда даже себя останавливаю.
У вас есть какой-то внутренний рычаг саморегулирования, который помогает перенаправлять энергию в нужную сторону? Есть же стереотип, что творческие люли довольно хаотичные — вам легко раскладывать по полкам свою работу?
Трудности бывают. Я болезненно переношу разные отказы и неприязнь со стороны. Слушателем моих идей всегда становится Яна, и часто я сильно обижаюсь, когда они ей не нравятся. Бывает так, что я что-то придумал, а она такая: «Ну Вань, это не очень мне нравится». (Смеется.) Яна приводит конкретные доводы, почему это может не сработать, почему это рискованно или сейчас неактуально. Дальше я начинаю анализировать. Иногда соглашаюсь, иногда нет, продолжаю писать, дальше пытаюсь ей доказать, что на самом деле это хорошо.
Мне самому сложно. Легко придумать, оформить в коротенькую идею уровня синопсиса, но трудно превратить в сценарий потом. У меня есть блокнотик, где хранятся идеи для сценариев. Сейчас там 42 фильма, но все они на уровне трех предложений. Я понимаю, что тема интересная, все нравится, но мне так сложно пойти глубже, заставить себя все расписать и превратить на кино.
Часто мне важно, чтобы кто-то со стороны просто начал делать. Например, хотя бы взял и начал расписывать мою идею, чтобы я почитал и подумал: «Блин, ну что ты делаешь? Не так же должно быть!» Тогда я сажусь и начинаю реально писать. Иногда не хватает именно толчка, мыслей-то много. Самое сложное — превратить их в сценарий, потому что я еще ленюсь, прокрастинирую. Если я преодолею этот путь от идеи до сценария, то, думаю, буду еще гораздо продуктивнее.
