Бен, я поздравляю вас, это отличный дебют. Как вы считаете, насколько мы далеки от времени, когда всех людей смогут заменить клоны? И к чему это приведет?
Бенджамин Клири: Вопрос хороший, мне часто его задают. Я искренне сочувствую и сопереживаю дилемме, которую вынужден решить главный герой «Лебединой песни» — Кэмерон: он, будучи смертельно больным, соглашается создать свою полную здоровую копию, которая сможет вернуться в семью вместо него. Поступил бы я сам, как Кэмерон? Думаю, тут все дело в обстоятельствах, в которых надо принять такое решение. Не думаю, что, если у вас будет возможность совершенно безболезненно избавить своих близких от страданий и горя, вы упустите такую возможность. Понятно, что тут есть свои плюсы и минусы.
Вообще, когда я говорю с кем-то про клонирование, чаще всего возникает вопрос не «почему» или «зачем», а «когда». Рано или поздно мы столкнемся с этим, и, надеюсь, наш фильм станет поводом для разговора.
Махершала, вопрос к вам. По факту ваш герой обманул своих близких, оставив их с клоном без предупреждения. Как считаете, имел ли он на это право?
Махершала Али: Сложно сказать, имел он на это право или нет. Главное — я понимаю, зачем это было сделано. Кэмерон видел, как его жена потеряла брата (и не просто, а брата-близнеца), а за пару лет до этого — мать. У них есть десятилетний сын, скоро будет еще ребенок. И вот у главного героя появляется возможность спасти жену и ребенка от депрессии и горя, дать им шанс дальше жить с любящим мужем и отцом. Это очень интересно и одновременно трудно: отпустить семью от себя, но дать им хорошее будущее.
Мне кажется, для Кэмерона главный вопрос не в том, подходит им его клон или нет, а в том, что он не может поговорить об этом с Поппи (женой главного героя. — Прим. SRSLY). Кэмерон вынужден смотреть, как клон принимает за него решения, контактирует с его семьей.
Каст «Лебединой песни» состоит из крутых актеров. Расскажите, как вам работалось в такой команде?
Клири: Махершала Али и Наоми Харрис — замечательные актеры, и это было невероятное сотрудничество. Я дал почитать сценарий Махершале, и когда он сказал, что ему нравится… это было нечто. На первой встрече мы обсуждали сценарий целых два часа.
Наоми Харрис — невероятная актриса, я ее давний фанат. Ну а их химия с Махершалой, с которым они ранее работали в «Лунном свете», просто невероятная. Еще до съемок мы решили сделать импровизированную свадьбу между их персонажами: написали целых два сценария этого и репетировали целый день, чтобы между Махершалой и Наоми сложились нужные отношения, ведь история любви — ключевая в фильме.
Сценарий «Лебединой песни» я начал писать пять лет назад, и вот спустя долгое время сидел и смотрел, как актеры творят настоящую магию. А потом подключились остальные артисты, и все стало совсем волшебно.
Наоми Харрис: Знаете, самое забавное, что в «Лунном свете» мы с Махершалой почти не работали вместе: у нас было всего два дня, и это были крошечные сцены. Но мне ужасно понравилось работать с ним над «Лебединой песней», потому что он невероятный актер и еще более невероятный человек. Мы во многом похожи (в плане работы): оба не очень любим репетиции, нам нравится работать самостоятельно, вне площадки, чтобы потом уже на ней выдать то, что возможно в этот конкретный момент. Иногда это даже слегка пугает, ведь ты не знаешь, что произойдет на съемках и что сделает другой актер. Но здесь больше спонтанности и фантазии, а значит, и магии.
Как вы работали над вашими ролями? Придумывали с Махершалой прошлое ваших персонажей, прорабатывали их отношения?
Харрис: Я играю Поппи — жену Кэмерона, которая до событий фильма потеряла нескольких близких людей, поэтому смерть еще одного близкого человека стала бы для нее фатальной. У наших персонажей не было никакого бэкграунда, кроме того, что прописан в сценарии. Как я уже сказала, мы ничего специально не репетировали и поэтому не придумывали никаких историй. Мы делали свою работу отдельно друг от друга, а потом выходили на площадку и жили в моменте. Уверена, такой вариант не подходит всем актерам, и потому я счастлива, что нам с Махершалой было комфортно работать подобным образом. Мы просто делали то, что должны, и смотрели на результат.
Али: Самым сложным для меня было сыграть так, чтобы Кэмерон и его клон Джек отличались друг от друга, но при этом оставались двумя версиями одного и того же человека. Думаю, ключевая разница между ними в следующем: один болен неизлечимой болезнью и скоро умрет, а второй здоров и должен найти цель и смысл жизни. Они по-разному сильны. Для меня Джек — младший брат, а Кэмерон — старший. Джек всегда остается в некотором роде подчиненным и пытается справиться с этим, стать союзником для своего «старшего брата». Он — своеобразное лекарство от болезни для Кэмерона. Это влияет на то, как они общаются: например, кто на кого может повысить голос и так далее. Джек осознает, что он здоров, а потому боится смерти, которая ждет его «брата». Осознание смерти — то, что помогало мне формировать характер Кэмерона: я понял, что он даже ходить и дышать будет несколько иначе, не так, как это делает Джек.
Харрис: Моя мама — невероятно сильная женщина, и воспитывала она меня в одиночку. Когда я пришла в кино, то решила, что буду играть именно таких женщин — крутых, волевых. Так и получилось. А потом мне попалась роль красивой, нежной, любвеобильной, хрупкой и уязвимой Поппи. У меня это вызвало поначалу даже какое-то отторжение, мол: «Как же так, я сильная женщина, а мне предлагают сыграть слабую». Сначала я ее осуждала, и пришлось провести работу над собой, потому что невозможно найти ничего общего с тем, кого осуждаешь. А мне предстояло ее сыграть! В итоге я даже смогла чему-то научиться у Поппи. Например, благодаря ей я поняла, что любящие и добрые — не значит уязвимые.
В остальном же — готовилась как обычно. У меня есть сценарий, я его изучаю, получаю достаточно подсказок. Потом представляю себя в ситуации: как будто бы у меня в этой роли берут интервью, расспрашивают о жизни Поппи, об отношениях с Кэмероном. С этого и начинается формирование души персонажа.
Бен, расскажите, как вы снимали сцену, где Кэмерон и его клон сходятся в короткой схватке лицом к лицу. Это наверняка сложнейшая задача.
Клири: Это и вправду была сложная задача, которой предшествовала большая подготовка. Мы не использовали motion capture, что позволило бы нам быть более точными, но заняло бы слишком много времени и ресурсов. Моей задачей как раз была экономия и того, и другого. Мы действовали старыми способами: делали разделенные экраны, снимали через плечо с дублером, добавляли 3D-графику. Для этого нам пришлось просканировать Махершалу, чтобы у нас была его виртуальная модель. Это была действительно технически сложная задача. Решали мы ее с замечательным оператором Масанобу Такаянаги, и, думаю, все получилось. Потом, уже на постпродакшене, добавили дублеру 3D-голову Махершалы. В общем-то, это почти все. У нас были четкие раскадровки, чтобы мы точно знали, где находятся оба актера во время съемки. Махершала в этом нам очень помог. Он вообще удивительно деятельный и за камерой тоже: пытался проработать темп фильма вместе с нами. Это действительно одна из самых сложных (с точки зрения съемки) сцен. Рад, что вы задали этот вопрос, потому что в эту сцену было вложено очень много сил, а я в этом плане страшный зануда: люблю, когда все выглядит идеально, без швов.
Мне кажется, вы смогли идеально попасть в настроение с музыкой, звучащей в фильме. Как думаете, что нужно для того, чтобы саундтрек стал важной частью фильма, его полноценным элементом, создающим необходимое впечатление?
Клири: Я обожаю музыку в «Лебединой песне». Наш композитор Джей Уодли подбирал ее в короткие сроки, и перед ним стояла задача сделать так, чтобы музыка не звучала «поверх» персонажа, а была созвучна с его эмоциональным состоянием, подчеркивала его. Мне показалось, что это красиво передает душу картины. Помню, как надевал наушники, включал песню Фрэнка Оушена и ходил по своему офису в Ванкувере, где мы снимали, слушал трек на повторе. Потому что в нем есть радость, но такая, горько-сладкая, ностальгическая. Вот такое настроение и у музыки в фильме.Али: Все это связано, конечно. Думаю, та музыка, на которой остановились Бен и Джей, сделала наш фильм ярче. Музыка — это еще один фактор, от которого зависит правильное движение истории. И это невероятно сложная задача — подобрать то, что поможет картине звучать правильно. Музыка в «Лебединой песне» должна была быть несколько медитативной. Кэмерон размышляет над жизнью и смертью в течение всего фильма, и мелодия должна это поддерживать. Важно еще все сбалансировать: чтобы картина не выглядела слишком научно-фантастической, а история оставалось человечной. Правильная музыка этому вполне способствует. И я считаю, что Бен и Джей отлично справились с этой задачей.
Наоми, ваша героиня в фильме сочиняет музыку и поет. Имеете ли вы какое-то отношение к музыкальному сопровождению?
Харрис: К сожалению, я не умею петь, поэтому в фильме был не мой голос. Он принадлежал прекрасной певице. Так что моего участия там нет совсем.
Как вы считаете, важно ли то, во что одевается ваш персонаж?
Харрис: Очень важно. Я прекрасно осознаю, какую огромную работу проделывают художники по костюмам — в том числе помогают лучше понять персонажа. Допустим, я узнала своего героя на 80 процентов, но как только они добавляют ему пару туфель — он уже готов на все 100. Поэтому, я считаю, очень важно давать художникам принимать непосредственное участие в создании фильма, они тоже авторы.
Выбор образа — чаще всего трехсторонний процесс. У вас есть продюсеры, у которых может быть очень четкое представление о том, как должен выглядеть персонаж. Еще есть режиссер: Бен жил с этим персонажем в голове долгое время и наверняка нарисовал себе четкий образ. Далее — художник по костюмам. А в конце этой цепочки — я.
Али: Конечно, важно (причем для любого человека)! Это вопрос того, как вы себя ощущаете. Допустим, встретились вы с кем-то, с кем дружили в детстве. Первым делом он или она кинули взгляд на ваши туфли — а обувь может многое о вас сказать. Поэтому, безусловно, то, во что одет герой фильма, имеет значение. И неважно, что это за персонаж: Кэмерон, Бенджамин Баттон или же Люк Кейдж. Мой персонаж носил в фильме маленький золотой браслет, который супруга подарила ему, когда они поженились. Эта мелочь может многое сказать о вашем герое, даже если зритель этого не узнает. Такие детали помогают персонажу чувствовать себя более реальным. А когда съемки закончатся, вы снимете с себя эти вещи, отпустите их и снова вернетесь к своей собственной жизни. Это помогает вам оказаться на месте другого человека, окунуться в его жизнь, подчеркнуть его характер.
Бен, то, что вы выиграли «Оскар» за короткометражку «Заика», помогло вам скорее найти деньги на свой полнометражный дебют? Вообще, насколько важно «малое кино» в современной индустрии?
Клири: Короткие метры важны. Я снял «Заику» шесть лет назад и даже не думал, что у него будет такой успех. В то время я продавал гамбургеры, спал на диване у друзей и пытался закончить фильм, который мы сделали за пять тысяч долларов. Это прекрасная возможность научиться всему без давления извне, понять, как работает экономика в мире кино. В итоге фильм действительно открыл мне дорогу дальше: я смог написать сценарий полного метра и продать его студиям, и это действительно гораздо проще, когда у тебя за спиной есть «Оскар» за короткометражный фильм. Но, мне кажется, даже если за спиной пусто, шансы есть. Если ваш короткий метр будет хоть немного успешен, вы можете проложить дорожку к полному метру.
Как вы думаете, о чем был бы этот фильм, если бы технологии, показанные в нем, были бы уже доступны?
Харрис: О том, что утраты — это часть жизни, через которые, к сожалению, нужно пройти. Я пока не сталкивалась с горем, когда любимый человек уходит. Это ужасная боль, и, к счастью, мне ее пока не приходилось испытывать. Но я все равно считаю, что горе, потеря и смерть — это все просто элементы жизненного цикла. Пытаться нарушить их — плохо.
Насколько фильм «Лебединая песня» важен и актуален для нашего сложного времени?
Клири: На сто процентов. Мы начали снимать, когда случился ковид, съемки были приостановлены на два года. Вернулись на площадку уже в другом мире, и я счастлив, что у нас была возможность продолжить снимать, ведь не каждый получил такой шанс.
Каждый что-то потерял за эти два года. Первым признаком того, что мы все сделали правильно, была реакция на тестовых показах: зрители подходили ко мне, делились невероятно трогательными историями о потерянной или, наоборот, обретенной любви и плакали. Иногда я плакал вместе с ними. Пожалуй, самое прекрасное в этом печальном аспекте — то, что люди, которые кого-то потеряли, говорили мне в первую очередь о красоте тех, кто ушел. Вот это действительно сильно. И здорово, если фильм вызывает такие сильные эмоции.
Харрис: Это невероятно важный фильм сейчас, потому что он о любви и связи между людьми в мире, где технологии стремительно меняются. Один из самых моих больших страхов в мире — то, как быстро все меняется, потому что мы еще не научились жить в гармонии с природой и тем, что у нас есть сейчас.
Али: В то же время это кино о том, что технологии могут быть нам и друзьями. В другой истории клон, возможно, был бы зловещим доппельгангером, темной стороной Кэмерона. Но в этом фильме он скорее его союзник. Я специально не смотрел другие фильмы про клонов при подготовке к роли, потому что мне было интересно прыгнуть в этот фильм вне зависимости от того, есть там клоны или нет, ведь фильм не об этом. Он о том, что любая технология может быть и во благо, и во зло — в данном случае она однозначно во благо. Фильм не столько про фантастику, сколько про то, как важно оставаться человечным и стремиться к любви и уважению к человеческой жизни.
Наоми, вы сыграли самого любвеобильного и ранимого персонажа в фильме. Что для вас значит название картины?
Харрис: Об этом меня раньше не спрашивали… Что ж, это действительно «Лебединая песня». Твоя последняя песня, последний шанс в жизни, последние мгновения. Фильм показывает, как могут быть прекрасны эти последние моменты, насколько они драгоценны и что самое важное — это те, кто рядом. А вы как считаете, что значит название картины?
Я просто соглашусь с вами, потому что, на мой взгляд, все именно так.
Харрис: Как здорово, когда люди живут в любви и согласии! (Смеется.)
