Не писатель, а рассказчик историй. Интервью с Исламом Ханипаевым

Я постараюсь не задавать вопросов про сюжет, потому что сама боюсь спойлеров. Но в общих чертах аккуратненько не могу не спросить — во второй части завершатся все сюжетные арки, открытые в первой?

Начинаем с самого провокационного вопроса, который мог быть! Что ж… Если первая часть была скорее вводной в мир «Луны 84» (не без определенных драматических событий, но все же герой через свою боль, кровь и эмоции только погружался в мир, в котором ему предстоит выживать), то вторая часть теперь позволит герою «пустить корни» в этом мире в каком-то смысле. Стать своим в этой враждебной реальности.

В то же время у меня не было ощущения, что я должен сделать лучше ради кого-то, я лишь шел по своему плану, который был изначально. То есть не было мыслей в духе: «В этот раз я сделаю так и только так, раз уж кому-то что-то больше понравилось». Никакие манипуляции в этом смысле на меня не действуют.

Трезво оценивая второй сезон, я понимаю, что это как будто бы более масштабная версия первого сезона с продвижением в сюжете. То есть если первый был условно вводным, то вторая часть фокусируется на главном и примерно объясняет, куда мы будем двигаться.

Изначально, когда задумывалась эта история, вы закладывали определенное количество частей?

Нет, изначально это один бездарно написанный мной в 2015 году гигантский фантастический роман. В то время, восемь лет назад, стреляли янг-эдалт-истории: «Голодные игры», «Дивергент», «Бегущий в лабиринте» и так далее. И в то время мне казалось, что я бы тоже мог написать нечто подобное. Но мне на это… не то чтобы отказывали, издательства никогда мне не отвечали, когда я пытался им это дело выслать. Теперь же, садясь за этот текст в 2022 году, я понял, почему мне не отвечали. По делу.

В общем, в первоначальном варианте все было не очень хорошо, а сейчас, в переписанном, в доведенном до ума виде — другое дело. Я сохранил только сюжетную основу, которая, как мне кажется, мне давалась и дается хорошо.

Текст же был полностью переписан. Если первый сезон был переписан процентов на 80, то второй — на все 100. Сюжетная часть сохранена, а вот в текстовом плане все иначе, потому что, очевидно, во время работы вскрылись многие сюжетные дыры, стилистические неточности. Я сел за доработку текста с четким ощущением, что уж в этот раз я сделаю все правильно и хорошо. Благо в этот раз меня сопровождает суперклассная команда из «Букмейта», и они помогают сделать из этой штуковины высококлассный продукт.

Вы как-то говорили, что «Холодные глаза» не получат продолжения, чтобы не было «конвейера». А что с «Луной 84»?

Не было разговора о том, что второй части у «Холодных глаз» не будет, потому что это превратится в конвейер. Обсуждалось, что продолжение выйдет в том случае, если я внутри себя по-настоящему почувствую желание, что я хочу его сделать. Не потому, что люди просят, хотя это очевидно успешная штуковина, которая прекрасно продается, слушается, читается, скачивается пиратами, а просто потому, что я ощущаю, что я хочу это сделать.

Проблема «Холодных глаз» во многом в том, что главный герой прошел через массу драматических событий. И как будто бы этих событий хватает, чтобы путь героя наконец закончился. Теперь он должен сидеть с кофейком где-нибудь и просто вспоминать о былых временах до старости лет. Если уж пытаться находиться в плоскости реализма, то надо признать, что не так уж часто журналистам перепадает возможность расследовать убийство вселенского масштаба. И мне бы хотелось, чтобы, если и будет продолжение, оно было бы органически таким, в которое люди поверят. То есть у будущего «Холодных глаз» два основных фактора: вторая часть появится тогда, когда я искренне ощущу желание сделать продолжение, и оно будет по-настоящему реалистически оправданно.

По поводу «Луны 84» — здесь нет подобных сомнений, просто потому, что у нее изначально другой план.

Только недавно на книжной ярмарке Non/fiction во время мероприятия по аудиосериалам я говорил, что мне было бы суперобидно, если бы у меня не было возможности завершить начатую историю, потому что я знаю, куда мы движемся. Одно дело, когда говорят: «Люди хотят продолжения, все, погнали», — и ты начинаешь его придумывать. И совсем другое, когда у тебя уже все запланировано, и ты понимаешь, что ты просто обязан свою историю в том или ином виде завершить не только ради поклонников, а во многом потому, что это твоя история, которую ты пытаешься рассказать до конца. У Луны потрясающий финал и только вспоминая его, я переполняюсь вдохновением. Первый сезон, как мне кажется, не отражает всего моего видения. Это только задел на то, что я хочу сделать. Когда я завершу сериал, поставлю финальную точку и люди поймут всю его идею, будет ощущение, что сложился огромный пазл. Станет понятно, что я делал и зачем.

Насколько для вас важно мнение читателей и слушателей? Вы принимаете чужие комментарии или предпочитаете абстрагироваться?

Я активно читаю отзывы и суперсчастлив, когда они положительные, а еще больше я счастлив, когда люди будто бы поняли, что хотел сказать автор, поймали со мной одну музыку, у нас будто один общий Wi-Fi. Классно, когда такое происходит, и классно, когда люди дают свои интерпретации сюжета.

Если говорить про то, насколько это сильно влияет, — никак не влияет, ни положительно, ни отрицательно. Это просто классно, когда есть что-то положительное. Аргументированная критика тоже полезна, я ее легко воспринимаю, потому что достаточно трезво отношусь к любым своим творческим поделкам.

Конечно, отрицательная критика немножко неприятна, но это нормально, меня это не сильно беспокоит. Ничего, пусть будет. Если она аргументирована, то вообще супер. Но по умолчанию ни положительное, ни отрицательное на меня никак не влияет.

Есть современные форматы, в которых работают даже известные писатели, когда они дают поклонникам возможность увидеть первый черновик текста и даже оставить какие-то комментарии, чтобы ты потом мог все учесть и в каком-то смысле пойти на поводу. Иногда даже голосования устраивают в духе: выживет герой или не выживет. Я на такое на тысячу процентов пойти не готов. По крайней мере, пока. Ни за какие деньги. Для меня очень важно быть максимально самодостаточным в этом смысле.

В лучшем случае на меня может повлиять редакторский состав, потому что я понимаю, что иногда пишу текст с такой скоростью, что нахожусь в околонеадекватном состоянии. И первый и второй сезон «Луны 84» писался каждый примерно за месяц. В это время восприятие становится туннельным, ограниченным. Буквально, чтобы я не опоздал на многочисленные поездки, мероприятия и все такое, супруга меня собирает в дорогу и отправляет в поездку, контролируя, чтобы я просто не облажался ни с чем, а потом меня принимает встречающая сторона, меня сажают в машину, везут на мероприятие, показывают стол и микрофон и говорят: «Выступай». То есть я настолько внутри текста могу находиться, что ничего больше не вижу, не могу ни на чем другом сконцентрироваться, и просто вот как получается, так и делаю.

Вот почему комментарии на меня никак не влияют: я максимально дистанцированно делаю то, что я считаю нужным, как автор сериала, и даю возможность редакторам если что пнуть меня, когда я и сам понимаю, что что-то затянуто или непонятно.

Я просто с самого начала для себя определил эту философию, что аудиосериал — это производственный процесс. Твоего авторства никто не отменяет, но ты все же меньше писатель и больше условный шоураннер проекта, где ты понимаешь, что выполняешь часть своей работы, а потом передаешь этот проект другим ребятам, с которыми ты работаешь вместе, и надо учитывать мнение всех.

А как вы вообще пришли к такому формату как книжный сериал?

Когда я впервые узнал об аудиосериалах, их было всего несколько и формат еще не был устоявшимся. Я сразу почувствовал, что это то, что близко мне, потому что по нутру своему я скорее не писатель, а киношник, у меня кинематографический бэкграунд, сценарно-режиссерский. И вот через несколько месяцев «Букмейт» обратился ко мне с предложением сделать сериал. Я, конечно, с радостью согласился, предоставил им ряд моих потенциально интересных концепций, среди которых была и «Луна 84». Мне кажется, что тогда я показал штук восемь разных сериалов, сказав: «Выбирайте любой и давайте делать». Потому что у меня огромное количество идей, а скинул я только то, что вижу как аудиосериал, и то, что концептуально у меня уже готово.

Получается, изначально я просто проявил интерес, но даже не надеялся, что когда-нибудь кто-нибудь придет ко мне с таким осознанным предложением, но все сложилось.

Формат книжного сериала выглядит как сращение литературы и кинематографа. При этом вы много раз в интервью говорили, что с кино завязали. Получается, что кинематограф просто проникает в вашу литературную деятельность своим путем?

В этом смысле скорее литература проникает в кино. Потому что, несмотря на то, что я занимаюсь околокинематографическим форматом, со мной работают литературные люди — Лена Васильева, Ксения Грициенко… То есть это ряд людей, которые давно-давно известны именно как представители мира литературы, которые пришли в аудиосериальный книжный формат.

Вот почему для меня все выглядит так, будто кино в литературе, а не литература в кино. Мне просто по нутру намного ближе этот формат. Вполне возможно, я так закрываю свои кинематографические гештальты в этом аудиоформате. Конечно, в будущем я надеюсь на экранизацию, но прямо сейчас воспринимаю все как условный тест, где я проверяю свои писательские возможности. Находясь в мире большой серьезной литературы (хоть я себя к нему не причисляю), общаясь с серьезными литературными деятелями, я замечаю, что и они любят иногда почитать Агату Кристи. То есть у многих есть любовь к романтическим книжкам, фэнтези, к фантастике. И я их в этом хорошо понимаю как большой фанат жанровой литературы, жанровых фильмов, сериалов. И сейчас я этой жанровой литературой и занимаюсь между моими наполеоновскими планами по захвату российской словесности. 

У меня еще один киношный вопрос. Осенью на питчинге на «Новом сезоне» вы представляли «Холодные глаза» для экранизации. Если проект будет запущен в разработку, вы будете участвовать в нем как сценарист, как режиссер? Или вы отдадите права на экранизацию и удалитесь в мир литературы?

По умолчанию статус любого неплохого сюжетно ориентированного тиражируемого автора предполагает, что рано или поздно к нему придут киношники и попытаются его забрать в свой мир, потому что киношные гонорары в десяток раз больше и, в общем-то, тяжело отказаться от таких предложений. Я пока отказываюсь и отчаянно держусь в литературе, хотя подобные предложения есть.

У меня есть желание поучаствовать в экранизации «Холодных глаз», и во многом это необходимость, потому что дагестанский контекст без дагестанского сценариста и вообще первоисточника немножко странно реализовывать. Где найти эксперта? Мне кажется, что я просто фулл-хаус в этом смысле: человек знаком со всем изнутри, кинематографически ориентирован, да и вообще первоисточник этого материала.

Но я по своему нутру довольно открытый человек, понимаю, что в некоторых случаях приходится переломить хребет основной истории. Я к такому готов. Поэтому претендую на то, чтобы быть сценаристом данного проекта. 

По поводу «Луны 84» ко мне тоже приходили несколько киностудий. Сейчас они ждут, когда завершится аудиосериал, чтобы посмотреть на всю картинку в целом. Все понимают, что, отталкиваясь исключительно от первого сезона, тяжело задумать какую-то экранизацию. Конечно, можно просто забрать саму концепцию тюрьмы на Луне и дальше придумать остальные детали. Но мы с кинематографистами крутили, вертели, прожевывали эту идею и поняли, что пока есть просто интересный необычный фон для истории, но не сама история. Так что я просто продолжаю работать, зная, что нахожусь под взором нескольких больших киностудий.

В «Луне 84» я не претендую на должность сценариста. Готов проконсультировать, если нужно, но по умолчанию не претендую, потому что не вижу своей необходимости, несмотря на возможные большие гонорары. Есть важные для меня моменты, которые должны учитываться в экранизации. Например, с религиозной точки зрения мне важно, чтобы там неожиданных сцен секса не появилось, чего нет в оригинальном тексте. Это часть моих условий к любой киностудии. Ничего такого нет в первоисточнике, как будто оно там и не нужно. В конце концов, я разделил парней и девушек железным забором под напряжением...

Да уж, там и в теории сложно себе представить, как они встретятся.

Если сравнивать «Луну 84» и ваши предыдущие книги, с чем вам больше нравится работать — с реалистичными историями или фантастическими мирами? И в каком формате? 

Мне ближе реализм и литературный формат. Во многом просто потому, что он сделал мою жизнь. До 30 лет я довольно много метался, много пробовал, был неудачный кинематографический опыт, и только литература дала мне путевку в жизнь и вывела меня вообще из границ Дагестана. Я прожил здесь всю жизнь и проживаю до сих пор, меня это устраивает. Но в любом случае я как творческая единица чувствовал себя нереализованным, это сжигает изнутри, что очень плохо.

«Луна 84» в этом плане всегда занимала для меня особое место. До моего литературного успеха у меня было написано шесть очень разных рукописей. И только у шестой, у книжки «Типа я», все получилось, благодаря ей я нахожусь там, где нахожусь сейчас. А вот из других пяти неизданных «Луна 84» всегда была особенной просто потому, что она показала мне мой потенциальный творческий масштаб.

Это тот случай, когда я написал по-настоящему большую историю, с перерождением героя. Поэтому-то второй сезон и называется «Луна-84. Перерождение». Это очень рисковая позиция, когда ты берешь абсолютно неприятного героя, который занят только выживанием за счет остальных, как паразит, и хочешь большой масштабной историей вырастить из него настоящую личность. Я надеюсь, что с этим все получилось, это и был мой вызов. Поэтому «Луна 84» сто процентов не про развлекуху. Это во многом история про попытку показать людям или объяснить себе, как теоретически не самый приятный человек мог бы со временем измениться и вырасти в героя во всех смыслах слова.

Тюрьма на Луне — в таких условиях мне захотелось создать историю появления героя. Не чувака мэрисьюшного (Мэри Сью — архетип персонажа с нереалистичными достоинствами и везением. — Прим. SRSLY), который уже умеет все, или героя, у которого есть врожденные способности, ничего такого. Это просто человек, который использовал свои умения и свое настоящее желание измениться сам и изменить за счет себя ужасные условия, в которых он находится. В общем, это для меня супермасштабная история, нечто особенное на фоне всего остального, что я раньше делал. Мне видится, будто я возглавляю огромный корабль, танкер, — вот такого масштаба для меня этот проект. Даже в потенциально планируемых каких-то текстах или аудиосериалах у меня нет и не планируется истории такого масштаба. Это вызов.

Вы открещиваетесь от того, чтобы вас называли писателем.

Да.

Что должно произойти, чтобы вы могли так себя называть? Или есть полное отрицание этого слова по отношению к себе? 

Нет, я его принимаю и даже иногда пытаюсь одеться в это слово, но пока не очень активно, не очень хорошо получается. По факту, очевидно, что я писатель, ведь у меня есть книжки, но даже сейчас как-то мне немножко не по себе. Поэтому я предпочитаю ставить условные кавычки, сразу себя так позиционируя.

В разных городах, когда устраивают встречи с писателями, мне часто дают 10–15 минут рассказать о себе перед тем, как перейти к общению с читателями. В такие моменты я сразу объясняю людям, что я как бы писатель, но мне это слово не очень приятно, и если у кого-то есть возможность не называть меня писателем, то он может смело этого не делать, потому что мне от этого будет приятнее.

Для меня, например, аудиосериальность — это не про писателя. Я не знаю, что это, но это точно не писательство. Вот почему сам для себя я «рассказчик историй». Потому что все, что я пытаюсь делать, это рассказывать истории в доступных для меня жанрах, форматах, стилях.

Можно ли сказать, что у всех рассказываемых вами историй есть какая-то общая глобальная цель?

Нет, ничего такого нет, но очевидно, что все три мои книжки основаны на дагестанском контексте. Можно предположить, что у меня есть цель пропагандировать регион, причем не как туристическое место (с этим и без меня все блогеры страны отлично справляются), а именно как стремление показать Дагестан, объяснить Дагестан.

У меня такого прямого стремления нет, но это, естественно, все равно происходит просто потому, что я пытаюсь всегда искать, разбираться, исследовать. Для меня странно заниматься литературой, когда отсутствует какой-либо поиск.

С системой взаимоотношений, с политической системой. Любая моя история, даже самая добрая детская история как «Типа я» — это стремление разобраться, что не так с современным Дагестаном, как мне это кажется, или что не так с дагестанскими детьми, или с тем пространством, в котором они должны вырасти, и почему это пространство всегда пытается их вести по одному наиболее уверенному курсу.

Это пространство учит ребенка, что все будет нормально, если ты условно будешь хорошим спортсменом. У тебя сразу появится большое количество друзей, поддержки, подписчиков и какое-то финансовое благополучие. Обычно предпочитают не упоминать о том, что после 25 лет ты, скорее всего, будешь весь травмированный, зато будет 3–4 медальки и возможность до конца жизни рассказывать родственникам, что когда-то был спортсменом. Но проблема в том, что на фоне тебя еще 10 тысяч таких людей со своими медальками. И все молодые годы ты был занят физическим самоутверждением, и в какой-то момент все свелось к тому, что тебе уже почти 30, ты умеешь только драться и больше ничего. И ты идешь работать в частную охрану, в полицию, в армию, в такие места, где физическая сила — это все, что нужно, а умственный потенциал не очень в современных реалиях и нужен.

И Дагестан правда во многом такой, это моя персональная трагедия республики. Отчасти все три мои книжки пытаются разобраться с тем, что происходит в современном Дагестане. Не обязательно, что не так с ним, а просто какой он есть. Я с большим теплом отношусь к Дагестану и хочу показать, что, помимо негативного информационного фона и положительного глянцево-туристического, есть еще и люди, настоящие люди, в которых чаще всего приезжающие в Дагестан влюбляются. Простой дагестанский люд, где тебе легко помогают, зазывают к себе домой, где есть обычная доброжелательность.

Кроме того, для меня важно, чтобы люди понимали, что в моем творчестве во многом есть религиозная составляющая. Если человек правильно интерпретирует ислам, то он будет просто добрым, хорошим, нормальным человеком. Но, опять-таки, я не закладываю целенаправленно идею, что я обязан поднять определенную важную социальную тему. Нет, придумывается классная история, вокруг которой потом уже накручиваются какие-то смыслы. И это автоматически происходит просто потому, что у тебя всегда в голове лежит задача: «Я не хочу заниматься развлекухой, мне важно наличие вызова для самого себя».

Важно еще и ощущение того, что ты занимаешься чем-то околозапрещенным. Причем не с точки зрения Конституции Российской Федерации или Уголовного кодекса, а запрещенным среди людей, быта. Когда говорят: «Неужели он пишет об этом?» Я просто хочу для себя понимать, что стремлюсь сделать что-то важное, осмыслить что-то сложное. Не спрятаться в домике, где для меня существуют только романтичные вещи и какая-нибудь условная фэнтези-история о любви с драконом.

Как вам кажется, истории, которые вы рассказываете про Дагестан в ваших книгах, люди из Москвы, Мурманска или Якутска смогут понять в полной мере?

Нет, в полной мере, очевидно, не смогут, да и не должны, ведь я не ношу корону всея объяснителя состояния Дагестана. Хотя если в современных реалиях проштудировать Северный Кавказ, то выглядит так, что на весь регион сейчас только один писатель, которого читают по всей стране. Только не делайте из этого кликбейт! (Смеется.)

Получается так, что я один в большой современной литературе рассказываю про Дагестан и мое одно-единственное мнение становится главенствующим. Для меня как будто бы это должно быть норм, потому что я вроде как занимаюсь хорошим делом, не очерняю и не обеляю Дагестан, а пытаюсь рассказать, какой он необычный и сложный. Но, с другой стороны, это страшно опасно и сложно, потому что это один-единственный голос, и то, как я объявлю, для многих людей таким и станет. И это некоторый груз ответственности. Поэтому я иногда использую рамки иронии, как в случае с «Типа я» и еще намного больше «Большой суетой», когда с самого начала дается понять, что это просто мой иронический, добрый, искренний рассказ о том, какой необычный и сложный Дагестан, но вы не обязательно должны во все это верить.

Мне кажется, я просто должен показать, что Дагестан такой же сложный, как и все остальные. И думаю, я довольно хорошо справляюсь, потому что мой дагестанский внутряк прекрасно понятен людям из всех городов России: ребенок, который сталкивается с буллингом, — это общероссийская история, когда один из родителей, скажем, пьет, или когда-то кто-нибудь убивает кого-нибудь, — это тоже универсальная тема. 

В любом случае рассказчик рассказывает истории, которые понятны всем. Но дагестанский контекст добавляет души, какую-то сюжетную схематичность, он добавляет вот этого настоящего мира. И поэтому я осуждаю киношников, которые ко мне приходят и говорят: «Мы готовы купить ваши киноправа, но имейте в виду, что главные роли сыграют известные российские, русские актеры и, скорее всего, события могут перенестись из Дагестана в какое-то другое пространство». Это автоматически отказ всегда. Я могу понять, если нужно заменить одного из главных героев для расширения аудитории, но отобрать душу, отобрать республику в этом смысле для меня максимально неправильно.

У меня остался заключительный вопрос, и он довольно общий. Как вам кажется, какое самое важное качество должно быть у современного писателя / рассказчика историй?

Есть один сайт, где очень много отрицательных отзывов, они базируются на таких скандальных, выходящих на личность автора отзывах, но там я заметил важную идею: «Почему современные молодые российские писатели пишут книжки, когда они даже не пожили эту жизнь?» Многих напрягает, когда вчерашний студент московского или питерского вуза, который жил своей московской молодежной околохипстерской жизнью, садится писать роман об этом. И меня это тоже, честно, иногда напрягает, но, наверное, я имею право напрягаться, как житель региона, где не только жизнь сама по себе сложная, но и постоянно что-то происходит. По умолчанию каждый имеет право писать о том, что он прожил, и о своих переживаниях, я понимаю это. Но как обычному обывателю, который читает не так уж и много, мне важно прочитать хорошую книжку. И вдруг я сталкиваюсь с бытовыми мысленными проблемами современных модных московских жителей, студентов, хипстеров и думаю: «Ну, ребята, какая скучная у вас жизнь! Вы как Салли Руни размышляете о ваших взаимоотношениях с близким  в течение всего текста». Это несколько грубо звучит, но по-честному у меня такая мысль иногда внутри все равно возникает. Ничего не могу с этим поделать. Хочется читать книжки не только об экзистенциальных проблемах миллениалов. Хочется читать настоящие захватывающие и не обязательно жанровые истории.

Я малость известен в литературных кругах как человек, который старается не льстить, а по-честному сказать, когда книжка хорошая, когда книжка не очень. Будучи знакомым с авторами текстов, я пытаюсь корректно объяснить своим подписчикам, как мне кажется, что не так, а что так. И мне кажется, что многим молодым российским писателям надо немножко пожить эту жизнь, чтобы более глубоко узнать о реальном мире и о реальных больших переживаниях. Не только о своем, своей стандартной тревожности по поводу персонально своего будущего. Я бы сказал, после учебы или во время отпуска, схватить рюкзак и поездить по стране автостопом или пожить где-нибудь в деревушке на севере от Мурманска. Автор обязан жить эту жизнь и впитывать ее.

Отвечая на ваш вопрос, вспомнил мысль, которой делился в своем телеграм-канале: «Где-то в пелевинской реальности лучшим писателем был бы продавец арбузов, который по одному постукиванию по внешней оболочке понимает потенциал содержимого». Это правда важный скилл. Мне кажется, что российским писателям нужна чуйка на то, чтобы видеть историю, потому что в мире их миллионы. Меня просто разрывает, честно говоря, от количества историй, а многие как раз страдают из-за отсутствия идей или описывают какие-то свои внешние или внутренние переживания, что тоже нормально, но…

К чему я это? К тому, что очень много текстов современных писателей, которых я читаю, начинаются довольно активно и где-то после первой трети задыхаются. Просто потому, что автор описал примерно то, что он хотел, но потом, когда уже основные рамки были выстроены, и ему казалось, что дальше уж история соберется, ведь «Я создал интересных персонажей в необычных интересных условиях», но все задохнулось. В такие моменты понимаешь, что автор заканчивает книгу только из-за того, что он ее уже начал. Я сразу вижу, когда авторская сила, энергия, страсть к тексту угасла, и теперь он просто творец, пишущий на ощупь, слепо.

Писателей иногда делят на садовников и архитекторов: архитекторы, как я, выстраивают общий план, у них есть структура, вектор, а садовники просто выращивают свой текст, каким он получится, таким и получится. И зачастую у таких авторов довольно скомканный конец или на каком-то этапе, чаще всего на первой половине, текст начинает задыхаться. В такие моменты понимаешь, что крючок хороший придуман, как часто бывает у российских авторов. Как идея тебе это нравится, но ты понимаешь, что источник на каком-то этапе исчерпал себя. Причем не потенциал автора, не его талант, а сама история, и он просто ее пытается добить до нужного объема.

Редакция благодарит пространство «Суперметалл» за помощь в организации и проведении съемок. 

Фотограф: Алина Рейер @pholirey
Продюсеры: Валерия Сапронова @lera_sapronova, Алексей Крикуненко @qors1313 
Стилист: Валерия Солянкина, @lera.solyankina
MUAH: Нина Гончарук, @nina.gruk
Дизайнер: Максим Чениб @Maximch2310