«Романти́к» (Une comédie romantique)
На одном плече — котомка, на другом — конвертообразная сумка со складным пианино, предназначенным для сбора штрафов за игру в неположенном месте. Так, после трехлетнего отсутствия, Сезар (Алекс Лутц) возвращается в Париж. Деваться в старом-новом городе некуда, приходится вспоминать знакомые адреса. Сначала Сезар вдохновенно преображает квартиру брата (Оливье Шантро) в свинарник, завалившись туда без спроса — сжалилась консьержа, — пока последний был в отпуске. После наведывается к красавице Саломе (Голшифте Фарахани), незамедлительно получив в лицо яблоком. Когда-то Сезар обещал ей поездку по Франции и маленькое гнездышко с видом на крыши Парижа, но вместо этого просто исчез. Саломе так и не побывала в отпуске, живет в квартире, окна которой выходят на утренние пробки, и терпеливо справляется с дочуркой — девочке три года, и она никогда не знала своего отца…
Это кино одной по-своему очаровательной придумки, созвучной обыкновенной человеческой привычке превозносить свои чувства и переживания до необъятных размеров, — ведь каждый без исключения считает себя главным героем собственного фильма. Под громогласным названием «Романтическая комедия» (в оригинале) — миниатюрные и хрупкие людишки, которым на пути к своему маленькому счастью не придется встретить иных препятствий, кроме как собственной тревожности. Два брата с трудом свыкаются с институцией семьи: один, чуть что, сбегает, впадая в панику от любой долгосрочной ответственности (например, сходить в музыкальный лейбл на встречу), другой — прячется от новорожденного младенца и своей жены в душе, будто бы переживая не меньшую послеродовую депрессию, чем она. Но в этой парижской повседневности есть свое счастье, и оно также сводится к преувеличению. Посреди города может возникнуть целый морской берег — достаточно набить на стене соответствующее живописное граффити и улечься рядом, нежась на солнышке. Цезарь вмещает всю Францию в одну поездку — посетить музей мини-достопримечательностей: здесь тебе и Лувр, и пещера Ласко, и амфитеатр в Арле — все в масштабах одного парка. Что уж говорить про вид на столичные крыши, которым может стать расписанный бок грузовика, пусть и на пару минут заслонивший собой целый мир.
Этот фильм не стесняется ни седых прядей Саломе, ни свойственной Сезару неуклюжести, здесь воспевают тех трогательных неудачников, кому просто не везет. Вечно сбоит банковская карта. Постоянно докапываются полицейские, выписывая за игру на музыкальном инструменте в неположенном месте опостылевшие штрафы — благо идут они на выдуманные адреса, а иногда даже на имя Ромена Гари (известный французский писатель. — Прим. SRSLY). Любовь есть любовь — и поездка на детском паровозике по Парижу может быть одним из самых романтичных моментов на свете.
«Сыновья Рамзеса» (Goutte d'or)
Прием у Рамзеса (Карим Леклу) стоит 100 евро. Для начала клиенту придется выждать пятичасовую очередь. Затем сдать ремень, телефон и часы. Сесть, вытянув перед собой фотографию того, с кем появилась нужда связаться, «сконцентрировавшись на его энергии». При соблюдении всех правил из соседней комнаты выходит Рамзес и доверительно сообщает, что дух усопшего рядом и просит о прощении, а в окружении посетителя притаился недоброжелатель. Ясновидящий давно подмял под себя весь рынок местных шаманов к вящему недовольству последних. В парижском гетто-районе Ла-Гутт-д`Ор нынче неспокойно — банды беспризорников кошмарят всех и вся, достается и Рамзесу, от которого шпана требует применить паранормальные способности на деле. К своему удивлению, он и правда начинает что-то чувствовать.
Гроза морщинистых марбутов-экстрасенсов, держащих свое дело по соседству еще с тех времен, когда не было и намека на появление смартфонов, Рамзес совершает психотерапевтические мистерии (нередко групповые) под видом спиритических сеансов, толпами уводя клиентов от любого другого шарлатана со стеклянным шаром и другими колдовскими атрибутами. Он дарит утешение всем вне зависимости от вероисповедания — были бы деньги, — а после «коннекта» с духом заботливо согревает, укрывая продрогшего от печали клиента блестящим аварийным одеялом. Рамзес — как и экскаваторы в Ла-Гутт-д`Ор — под ноль равняет все устои, традиции и прочий жилой ветхий бетон, где ютились его старшие коллеги, когда во Францию переезжали либо их родители, либо они сами. В жилах героя золото, ведь сам он — не только сын своего отца, но и местечка Goutte d'Or (буквально «золотые капли». — Прим. SRSLY), соответствующая цепочка, первоначально украденная нагловатой шпаной, и возвращает его к истокам, пробуждая дар.
Разыгранные Леклу таинства завораживают не меньше иного театрального перформанса, но стоит Рамзесу ощутить свою наследственную силу и выйти на улицу, то он сразу растерянно стопорится. Не может совладать с энергетикой «намагниченного» местечка в парижском 18-м округе и режиссер Кожитор, бесцельно блуждая по заколдованным просторам, не замечая, что эта улица уже была пройдена им минут 20 назад (последнюю треть фильма события в полуимпровизационной манере просто повторяются друг за другом). Все-таки упражняться в магическом реализме появлением таинственных близнецов — такое же шарлатанство.
«По блуждающим тропам» (Sur les chemins noirs)
После падения с балкона, расположенного на высоте восьми метров, путешественник и писатель Пьер Жерар (Жан Дюжарден) лежал в больнице и думал: «Если поправлюсь, пройду Францию пешком». Поднявшись с койки на чистом упрямстве, он решает воплотить задуманное, просчитывая пеший маршрут протяженностью в 1003 километра от парка Меркантур до носа Джобура.
Палки для ходьбы, рюкзак и записная книжка — что еще нужно для счастья, если даже шрамы на твоем лице напоминают очертания горного серпантина на карте. С природным дюжарденовским благородством Пьер скрывает болезненное усилие каждого своего шага, попеременно останавливаясь, чтобы зафиксировать очередную мысль, побеседовать с кем-то (не)случайно встреченным, или же просто предаться воспоминаниям. За вычетом невообразимых видов (Альпы, Прованс, Нормандия) монолог Жерара о том, что «мы свернули куда-то не туда», с тем же успехом мог бы быть выполнен в формате аудиокниги и нисколько бы от этого не потерял. Для фильма, герой которого предпочитает альтернативную географию, передвигаясь по скрытым тропам и заросшим подлескам той, деревенской Франции, где росли рябины и водились сипухи, режиссер Имбер выбирает разочаровывающе ведомые дорожки. По степени зрительского комфорта это променад не по сельским кочкам, а по гранитной мостовой.
Издатель просит написать о травме? Пьер угрожает взяться за перо на ходу и… пишет выстраданный — в прямом смысле — роман, где посмеивается над неокрестьянами, для которых в глушь проводят 5G, ругает себя прежнего — за то, что слишком часто пьяным лазал по водосточным трубам и щеголяет цитатами из прозы Генри Дэвида Торо. Но сколько бы окружающие ни крутили у виска, едва заслышав о маршруте Жерара, прогулка дается ему легко — относительно человека, у которого были сломаны ребра, череп и позвоночник. Где-то вдалеке воют волки. Пьера разбивает краткосрочный припадок и задерживает болезненное падение. Изредка, сказывается недостаток воды. Не ощущается внутреннего усилия и в фильме, его стержень — Дюжарден, которому одинаково к лицу и незатянувшиеся рубцы, и раскаяние, но красивого артиста, способного слиться с пейзажем, мало для исповеди, одни из первых слов которой «мое благословение было в движении». Выхаживать боль тоже нужно правильно, и в этом «Тропам» недостает жадности к жизни, присущей путнику, прильнувшему к роднику.
«Я буду там» (Ailleurs si j'y suis)
Матье (Жереми Ренье) — под 40, и он за@#$лся. Жена (Сюзанн Клеман) просит развода и раздела имущества, чтобы сбежать в Африку с доморощенным гуру. Депрессивный отец (Жакки Берруайе) требует внимания, при каждой встрече грозясь лечь в гроб. Начальник (Жан-Люк Бидо) гонит на поле для гольфа (за компанию), чтобы безальтернативно навязать партнерство и повышение, пока на его стройке рабочие вкалывают в режиме шестидневки по пониженной смете. Однажды, маниакально выстригая косилкой круги на лужайке (как в шьямалановских «Знаках»), Матье замечает оленя на подступах к лесной чаще, завороженно следует за ним, и находит просветление… у идеалистического озера, отныне отказываясь возвращаться в большой мир.
Как бы режиссер Пиро ни высмеивал эскапистские крайности духовных практик, навязанные теми, кто спит и видит, как улетает на Амазонку к племенам, чтобы «вернуть все, что мы потеряли», а получив авиабилет в руки, лишь боязливо ретируется на свою мелкобуржуазную кухню, его авторский текст также недалеко ушел от навязчивого аутотренинга для тех, кому за 40. Некогда открытый Дарденами большой драматический артист Ренье — в густых усах которого спряталась вся безграничная тоска кризиса среднего возраста — впустую растрачивает комический потенциал (площадка для демонстрации оного выбрана, прямо скажем, так себе).
Пока Матье плещется в водице, ловит рыбу собственными руками и проживает свою лучшую жизнь, его близкие начинают суматошно разыскивать такой же персональный оазис спокойствия. Спойлер: тщетно, потому что озарение должно снизойти на тебя само — тейк на зависть любого коуча, — иного выхода из сытой европейской апатии не бывает. Зацикленность на беспорядочной многоголосице утопающих в повседневной серости — главный стратегический просчет Пиро, он и сам сбивается с пути, так и не выйдя к озеру с картинки: если главный аттракцион твоего фильма — Ренье, словно Белоснежка, блаженно пересвистывающийся с пташками на ветвях, стоит расслабиться и чиллить в его компании на солнышке до финальных титров, а не прятаться по домам, повторяя за трусоватой свитой.
