Собраться с друзьями под одним одеялом, запереться в комнате, чтобы вожатые не слышали, и рассказывать страшилки. Такие ночи знакомы каждому, кто хоть раз ездил в лагеря, пионерские или современные. Но что делать, если после пары жутких историй про вампиров ты становишься свидетелем того, как один твой друг пьет кровь другого?..
Пока в Москве запускают в небо ласкового мишку и встречают гостей со всего мира на Олимпиаде, где-то на Волге в пионерском лагере с многозначительным названием «Буревестник» начинают происходить еще более необычные вещи. Впрочем, начинается все весьма прозаично. Главный герой — Валера Лагунов, прибывает в лагерь, находит нового друга — Леву Хлопова, платонически влюбляется в беатричеподобную Анастасийку (привыкайте, здесь всех так зовут), слушает страшные рассказы, прячась в сооруженном из одеяла домике, и скучает по недавно погибшему старшему брату.
Но однажды ночью он просыпается от странного шума… пропавший недавно в лесу Лева здесь и, более того, сосет кровь у невинно спящего соседа! Теперь алый цвет пионерского галстука навязчиво напоминает ему о крови, а в привычных советских звездочках видятся пентаграммы. Валера пытается разобраться в том, какую тайну хранит «Буревестник».
Роман Иванова, вышедший в 2018 году, несколько выбивался из ряда его произведений. «Пищеблок» написан легким слогом и пусть, как кажется на первый взгляд, является всего лишь хорошей беллетристикой, оригинально соединяющей мистику с подростковым романом, работает сразу на нескольких уровнях. Кроме детективного и фантастического элементов, он содержит довольно прозрачную, но внятную метафору вампиризма как вируса несвободы — в первую очередь от идеологии. Все обращенные с бледным цветом кожи и нелюбовью к изображениям Христа приобретают еще и полное отсутствие воли, превращаясь в подконтрольных марионеток (даже хулиган Бекля, будто сбежавший в мир «Пищеблока» из «Ералаша», и тот превращается в примерного пионера).
Иванов указан в титрах как сценарист, но, по его собственному признанию, он почти не участвовал в работе над текстом и дал полную свободу Александру Талалу, которому, как кажется, удалось в союзе с режиссером Святославом Подгаевским переложить все нюансы романа на киноязык. Корабль, на котором дети прибывают в лагерь, неслучайно назван «Вергилием», напоминающим о его роли проводника в «Божественной комедии» Данте. Вместе с Валерой мы отправляемся в путешествие по потустороннему Советскому Союзу эпохи заката, мертвая идеология которого очевидно рифмуется с вампиризмом, высасывающим жизнь и неспособным ничего создать. Ей, что весьма характерно, Валера противопоставляет творческое мышление (единственный из всех героев), пытаясь осознать происходящее.
Если Иванов в романе занимается осмыслением истории с примесью сентиментальной ностальгии, то Талал и Подгаевский пересобирают привычный для советского кино жанр фильма про пионерский лагерь. Так Валера Лагутин такой же нарушитель правил, как знаменитый Костя Иночкин из «"Добро пожаловать", или посторонним вход воспрещен», но в «Пищеблоке» конфликт личности и коллектива решительно решен в пользу первой.
Непривычна и тональность повествования, превратившаяся из озорной и разнузданно трикстерской в герметичную и наполненную саспенсом. В этом отношении «Пищеблок» гораздо ближе к «Очень странным делам» с их ностальгией по 80-м, деятельным подросткам и беспробудно поглощенным своими проблемами взрослым.
Детективная линия при многоплановости сюжета, в котором есть второй главный герой со своей линией — вожатый Игорь, обреченный стать помощником Валеры, — все же доминирует и здесь, как кажется по показанным первым трем сериям. Талал тоже отступил от первоисточника, в котором злодеем оказывается живущий при лагере Серп Иванович — ветеран Гражданской войны, тема которой накладывается на историю самого Валеры, стоящего перед выбором: спасти себя, сбежав из лагеря, или остаться и помочь «товарищам» (так вампиры иронично называют друг друга), и на нынешнюю общественную диспозицию, поделенную на условных «белых» и «красных».
Но при всей видимой несерьезности «Пищеблок» — это символичная история, о чем Алексей Иванов рассказывал в одном из интервью. По его словам, роман строится по формату меметики, используемой популяризатором науки Ричардом Докинзом: так, в основе лежат три меметических комплекса — мертвой идеологии (пионерство), жизни (культура детства в целом) и вампирский комплекс (подавленный, но стремящийся к лидерству).
В туманном, полном опасностей воздухе «Буревестника», скрывающем друзей и врагов, хулиганов и отличников, хочется надеяться, Валера (а вслед за ним и мы) сможет разглядеть не символы и знаки, а прежде всего людей — если интеллигентный мальчик не справится, то на кого еще надеяться?
Не могу, когда мной управляют, это хуже смерти.
На Руси не только караси есть, а еще ерши и щуки.
Я как майор Том, который потерялся в огромном пустом космосе.
Мне брат всегда говорил, что если за что-то борешься и тебе больно, значит, ты — живой.
