Миру — мир, война — войне
Где-то на совсем недавно образовавшемся постсоветском пространстве, в зеленеющем и залитом солнцем летнем панельном дворе на самом пике пубертата цветет мальчик Саша (Егор Губарев). Днем он тусуется на крыше со своими друзьями — нахальным Вовкой, странным, молчаливым Ильей и дерзкой, только присоединившейся к компании мальчишек Женей. Вечером он в окружении семьи: папы (Степан Девонин), доцента кафедры литературы, мечтающего о карьере большого писателя, торгующей на рынке мамы (Ксения Каталымова), младшей сестры (Дарья Гущина), а время от времени дает о себе знать и только недавно вернувшийся из Афгана дяди (Юрий Борисов). Позже в быт родственников вольется дедушка, еще один ветеран, но в этом случае уже ВОВ.
Я ненавижу девяностые, я не испытываю романтической ностальгии по этому времени. Девяностые оставили шрам на всю страну, в этом отпечатке наша любовь к силе, желание урвать кусок, готовность оправдать свои нечестные поступки. И все равно я остаюсь оптимистом, ведь Рябинины-Волковы смогли пройти испытания девяностыми, значит, и мы сможем остаться людьми в самые сложные времена.
За последние несколько лет девяностые успели стать излюбленным сеттингом режиссеров-дебютантов. «Бык» Бориса Акопова, «Хрусталь» Дарьи Жук, «Как Витька Чеснок вез Леху Штыря в дом инвалидов» Александра Ханта, «Печень» Ивана Снежкина и, конечно, «Теснота» Кантемира Балагова — все они пытались так или иначе если не переоткрыть, то по-новому взглянуть на социокультурное наследие лихого времени первоначального накопления капитала. Заочно к своеобразной эстафете присоединились и американские авторы, в частности, только севший в режиссерское кресло Джона Хилл. Пацанский вайб и ностальгическая интонация его скейтерской драмы «Середина 90-х» во многом перекликаются с настроением сериала «Мир! Дружба! Жвачка!», вышедшего на Premier’е, а следом и на самом ТНТ.
90-е были полны свободы, и в светлых, и в тёмных её проявлениях. Главные вопросы, беспокоящие подростков — вечны. Они актуальны, что в 90-е, что сейчас. Конечно, мы, миллениалы, многим отличаемся от поколения Z, но в ключевых вещах мы всё равно одинаковы.
В отличие от вышеперечисленных отечественных примеров, авторы «Мира! Дружбы! Жвачки!» рассматривают время через нарочито более условную жанровую оптику тинейджерского кино о мире бушующих страстей юности и первых героических поступков. Погружение ребят в водоворот разборок, шантажа, угроз и бесконечно курсирующих между группировками пачками денег — это в первую очередь попытка сыграть в залихватскую приключенческую историю, а не серьезный разбор ужастиков времени. Однако в перерывах между перестрелками молодежь, прилежно следуя канону, успевает взрослеть. Пулевое ранение здесь соседствует с заветными моментами первого прикосновения к женской груди, а дебютная бутылка пива с уже покоящимся за пазухой пистолетом. Яркая, насыщенная палитра, анаморфированное изображение и медленные панорамы под звучащего вперемешку с хитами 90-х Mujuic’а окрашивают лихорадящую действительность в цвета детства и на время скрывают от непосредственных в своем восприятии героев ее истинный неблагоприятный надрыв.
Я пересмотрел "Бригаду" и "Бумера", хотя там все показано через взрослых, к тому же нет моментов из обычной жизни — практически одни разборки. Так что мне оставалось только войти в этот раж 90-х, в чем мне помогла зарубежная музыка. Вообще, мне просто надо было представить себя обычным пацаном из 90-х. Для Саньки этого было достаточно.
Впрочем, комедийная приторность вскоре сама дает трещину — шутливо-ироничная интонация карикатурных скетчей за считаные секунды преобразовывается в настоящую семейную драму. У кого отравлено отцом-алкоголиком, у кого сидящей в тюрьме за убийство матерью, у кого просто спонтанным насилием — домашнее закулисье подростков, в которое авторы постепенно погружают зрителя, все жестче пропитывается атмосферой пугающей взаимной отстраненности. И пока юношество сосет чупа-чупсы и бегает по городу в цветных ветровках, на кухнях квартир медленно увядают от неизжитых комплексов их родители – недолюбленные, униженные, одинокие. Большие трагедии маленьких людей побеждают заявленный в первых сериях «Ералаш». Девяностые в «Мире! Дружбе! Жвачке!» на поверку оказываются набором травм, а не анекдотов — хотя, казалось, они и обитают в этом рукотворном мифе бок о бок. Обеспечивающие фасад времени приколы и стереотипы о малиновых пиджаках только подчеркивают тотальную растерянность героев, которых уже не спасает ни быт, ни близость, ни крышечки от миринды.
Как любая ушедшая эпоха, время кооперативов, бандитизма и нищеты, прекрасно уже только тем, что было временем чьей-то молодости. Периодом, когда все невзгоды зачастую перекрывает сказочный опыт первой влюбленности и вечной, как обычно представляется в юности, дружбы. И, кажется, ностальгировать по нему можно уже потому, что время это, каким бы оно ни было, прошло и больше никогда не вернется.
