Биография великой поэтессы в обрамлении поверхностного великосветского ситкома в духе «Сплетницы»
«Дикинсон» стал первым крупным проектом для Apple TV+. Первый сезон подчеркнуто постмодернистского байопика о культовой поэтессе Эмили Дикинсон, несмотря на старания попасть в нынешнюю повестку — с феминизмом, лозунгами типа «сексуальность это спектр», etc., — снискал если не холодный, но едва теплый прием у публики и критиков. Среди серьезных наград только Peabody, а рейтинг одобрения на Rotten Tomatoes достиг скромных 74% — прямо как «Тоттенхем» в весьма точном сравнении героя Колина Фаррелла из «Залечь на дно в Брюгге». Вряд ли на это рассчитывали в Apple TV+, учитывая нескромный бюджет сериала.
Впрочем, новый сезон это еще один шанс все изменить… или напротив — сделать еще хуже. В случае с «Дикинсон», однако, не произошло ни того, ни другого — все осталось по-прежнему. Вездесущий «слоумоушен», сопровождаемый хитами iTunes Radio, все еще вездесущ, квелые шутки, построенные на анахронизмах, сыплются из уст второстепенных персонажей как из рога изобилия (а иногда и чаще); утомительные вечеринки, которым нет конца, призванные вероятно развлечь зрителей, все так же душны. В большей или меньшей степени это вопрос вкуса или его отсутствия. Даже сценарный движок остался прежним — тот же любовный треугольник, только с новыми углами. Место брата Эмили занял редактор местной газеты «Спрингфилд рипабликэн» и к тому же «повеса пылкий» Сэмюэл Боулз, в которого влюбляется поэтесса и который по многочисленным намекам создателей состоит в неодобряемых моралью отношениях с Сью.
Однако тема у сезона новая — вечный союз тщеславия и таланта. Последний всячески убеждает Дикинсон ответить на соблазнительные призывы первого. Из истории мы знаем, что ему этого сделать не удалось — при жизни поэтессы было опубликовано всего семь стихотворений, и те были подписаны чужими именами, и это при том, что библиография Дикинсон насчитывает около полутора тысяч работ, а строфы, некогда написанные ею, как будто говорят сами за себя: ««Как уныло — быть кем-нибудь — И — весь июнь напролет — Лягушкой имя свое выкликать — К восторгу местных болот».
Но создательница сериала Алена Смит увидела в них по крайней мере искру тщеславия (что может быть более тщеславным, чем болезненная скромность?) и попыталась раздуть из нее целый костер. И ей это не вполне удалось. Тема большая и переползает из века в век, в конце концов чем, как не ей, был болен Фауст, но проблема «Дикинсон» в том, что все порывы Эмили так или иначе сводятся к ее желанию быть любимой, что сильно обедняет идею всего сезона. Уже упомянутый Боулз играет чувствами поэтессы, и ее жажда славы не что иное, как попытка ему понравиться и быть его достойной. Центральная, казалось бы, метафора сезона — потеря Эмили зрения и ее чувствительности к свету (которую стоит истолковывать многозначно) повисает в воздухе и не получает развития. Ее оттеняют крикливое и придурковато пышное великолепие костюмов, звенящие глупостью диалоги, на которые спущена половина хронометража, и затянутое перетягивание внимания на второстепенных персонажей, в развитие которых безвредная тенденциозность подменяет художественность (борьба со стереотипами сама превращается в стереотип).
К шестой серии бедняжка Эмили все так же плутает в лабиринте сомнений (одном из самых запоминающихся визуальных метафор сезона) и пытается найти путеводную звезду, позабыв, что несет свой собственный свет. Без него ей остается быть смутным силуэтом на картине, большую часть которого занимает толстая золотая рама. Надпись под ней гласит: «Дикинсон. Второй сезон».
Эмили, не ищи славы и не доверяй тем, кто будет тебе ее предлагать. Они не настоящие. Слава не настоящая. Она использует тебя и в конце концов уничтожит.
