Существует давняя западная традиция создания оторванных от жизни экранизаций русской классики. Это привычка, от которой очень сложно отказаться, ибо русская классика и мифическая «Россия, которую мы потеряли» формируют эталонный хронотоп для пробы и демонстрации актерских способностей (туда же и хрестоматийную систему Станиславского). «Екатерина Великая» с Хелен Миррен в главной роли не стала исключением в «клюквенном» производстве: русская история здесь не более чем фон. Конечно, в каких-то грубых нарушениях создателей сериала упрекнуть сложно, но в целом он напоминает незамысловатые исторические романы и нон-фикшн Саймона Себаг-Монтефиоре — исследователя и популяризатора русской культуры. Он выступал консультантом на съемках «Екатерины». Как можно догадаться, факты и причинно-следственные связи в его книгах принесены в жертву увлекательности повествования и легкости слога. Екатерина в этом универсуме прежде всего чувственная женщина, серийно влюбляющаяся в сильных мужчин, при этом по-настоящему любящая только одного (Григория Потемкина), но никак не глава государства, которой нужно справляться с конкретными управленческими задачами.
Такие женщины, если у них есть способности, могут делать что угодно, абсолютно все, что угодно, если есть возможность вкалывать. В этом отличительная черта Екатерины — в ее умении работать невероятно продуктивно.
История недружелюбно принятой в России императрицы как никогда вписывается в нынешнюю повестку и задачу создания галереи «сильных женщин». Немецкая принцесса, приехавшая в Россию, не знавшая языка, насильно выданная замуж за эксцентричного (если не сказать больше) Петра Третьего — вместо того чтобы заниматься с ней любовью, он вешал крыс (прямо в их спальне) и игрался в солдатики. Екатерина могла бы сдаться, захиреть от российского климата и умереть от горя и чахотки. Но она предпочла дождаться своего часа, свергнуть мужа и стать императрицей.
«Екатерина Великая» осциллирует между державным пафосом (Что Россия любит больше «сильной руки»? Только женскую «сильную руку»!) и сентиментальностью женского романса. Вот ее правая рука Григорий Потемкин (Джейсон Кларк) — и возлюбленный (в письмах она обращалась к нему не иначе как cher epoux, «милый супруг»), и главный чиновник ее правительства. Странно, что сериал называется «Екатерина Великая», а не «Екатерина и Григорий» — так было бы явно логичнее.
Хелен Миррен пытается спасти сериал, сценарий которого потрясающе бессобытийный (учитывая, что действие происходит в середине российского XVIII века, эпоху завоеваний, бунтов и блестящей до безобразия светской жизни!). Она изо всех сил старается придать своей Екатерине характер. Только вот британка никак не попадает ни в условно «немецкий», ни в «русский» регистр. Режиссер сериала Филип Мартин снимал первые два сезона британской «Короны», но забыл, что русские цари все-таки безбашеннее чопорных британцев. Возможно, именно это и нужно в первую очередь уяснить всем, кто покушается на экранизацию биографии Екатерины II: ее феномен состоит в том, что это немка, которая сумела стать русской. В 14 лет она по ночам, пока все спали, заучивала русские слова, которые давались ей с трудом. За свою жизнь она успела издать несколько журналов на русском, написать толстенную книгу о российской истории (задолго до Карамзина), мемуары, наказы, «Азбуку» для своих внуков. Екатерина потому и стала великой императрицей, что разгадала русский «знак бесконечность»: чудную «духовность», основанную на смеси безбашенности, двужильности и раздолбайства. Куда уж там британцам.
У Хелен Миррен есть российские корни.