«День мертвых» стал кинематографическим дебютом для уже опытного театрального деятеля, бывшего художественного руководителя московского театра «Современник» Виктора Рыжакова. В основу фильма легла пьеса уральского драматурга Алексея Еньшина.
Название ленты отсылает к одноименному латиноамериканскому празднику, а по сути своей означает православную родительскую субботу. Интересно, что пьеса, по мотивам которой снят фильм, все-таки называется «Родительский день». В оба «дня мертвых» принято вспоминать умерших родственников, убирать их могилы и почитать их память. Только если в Мексике, Гватемале или Сальвадоре это принято делать с ярким размахом — красочные карнавалы, угощения в виде черепушек, украшения, грим, как вы могли это видеть в диснеевском мультипликационном фильме «Тайна Коко» — то в православии все намного скромнее. Российская реалия и мексиканская романтика обоих праздников сходятся во внешнем и внутреннем мире героя, объединяя разные культуры в их отношении к мертвым.
Главный герой картины, безымянный сын в исполнении Александра Паля, увлечен Мексикой и ее культурой. Он бы предпочел мексиканскую версию Дня мертвых, но, живя в российской культуре и традициях, вынужден проводить родительский день со своей матерью в исполнении Агриппины Стекловой.
Сюжет фильма крутится — или скорее, ездит — вокруг того, как сын и мать за два дня объезжают могилы родственников, раскиданные в разных и отдаленных местах, попутно споря и ругаясь о проблемах семьи, при этом насыщая вечный конфликт отцов и детей новыми для российского кино вопросами поколенческих и коллективных травм и токсичных семейных отношений.
Так, герой Паля отказывается положительно относиться к дедушке и убирать его могилу, так как он доносил на людей и ломал им жизнь. Аргумент матери один — ее отец был уважаемым и успешным человеком. Если сын предпринял действия — залез в архив, нашел информацию — и сделал осознанные выводы, то его мать бессознательно и безропотно принимает и держится за то, что видела всю жизнь, не задавая вопросов. Наверняка потому, что видела и знала, как ее отец закладывает невинных людей, и молчала из страха, который потом перевоплотился в более безопасное ощущение чего-то правильного и положенного, не предполагающего задавать вопросы и сомневаться.
Это коллективное бессознательное буквально появляется на экране в виде небольшого лагеря ГУЛАГа в неестественном и недостоверном виде, основанном на бессознательных ощущениях, попытках их визуализировать и представить по-своему — то, что остается следующим поколениям, не заставшим предыдущую эпоху, передвшую им через родителей замолчанные и непроработанные травмы. Театральные приемы хорошо работают для передачи подобных сцен и ощущений — которые невозможно напрямую показать и даже описать.
Сын также ставит матери в вину неумение сепарироваться от своих детей и воспринимать их как самостоятельных и отдельных личностей, а не функции — как, например, в случае с младшим братом героя Паля, что привело к трагичным последствиям. Как всегда, проблема не в мертвых, проблема в живых, не сумевших в силу психологической незрелости предотвратить ошибки частных случаев, в итоге вылившиеся в очередную коллективную поколенческую травму.
Удивительно, что в фильме звучат всем набившие оскомину, многократно слышанные — если не лично, то косвенно — и составляющие бессознательный код российского менталитета фразы, но при этом чувствуется облегчение, что кто-то наконец сказал их вслух, обозначил и подверг критическому осмыслению в формате художественного кино.
В последние годы в российском кинематографе все чаще появляются картины на темы неадекватных семейных отношений, которые, к сожалению, большинству из нас не понаслышке знакомы — например, «Оторви и выбрось» и «Папа, сдохни» Кирилла Соколова или «Ника» Василисы Кузьминой. Возможно, это поможет, наконец, обществу разобраться с повторяющимися семейными травмами, как это пытаются сделать герои «Дня мертвых» — пусть через крики, скандалы и отказ понимать и принимать друг друга.
