Игра в кальмара

История «Игры в кальмара» начинается с небольшого черно-белого пролога, где объясняются правила одноименного детского развлечения: нападающий пробирается по нарисованной на земле фигуре кальмара, чтобы добраться до ее «головы», а защитник должен всеми силами оттеснить нападающего. Сразу после — знакомство с героем. Сон Ки Хун живет с престарелой матерью, у которой подворовывает деньги, чтобы спустить на скачки или другие азартные игры. Несмотря на отсутствие работы, долги по кредитам и упреки старушки в безответственности, инфантильный Ки Хун, в общем, живет как живется. Даже жесткие коллекторы не выбивают у него почвы из-под ног: удалось спастись, и ладно. Особенно счастливым наш герой выглядит со своей дочерью, которая, несмотря на юный возраст, смекает, что у папы реальные проблемы. Новость, что она с отчимом и матерью уедет в Штаты, заставляет Ки Хуна позвонить по номеру, полученному от таинственного незнакомца в метро, и попроситься в игру, где можно много и быстро заработать.

Герой попадает на остров в укрепленный бункер вместе с другими игроками. Среди них его школьный друг Сан Во, красавица Сэ Бёк, бежавшая из Северной Кореи, иммигрант из Пакистана Али и старичок на пороге деменции. Скоро все они объединятся в команду против группы во главе со специалистом по мокрухе Док Су. Им предлагают шесть детских игр: «Тише едешь — дальше будешь», сахарные соты, перетягивание каната, игру в камушки, стеклянный мост и, собственно, игру в кальмара. Кто проиграл — тот покойник. Призовой фонд с каждым выбывшим пополняется: деньги пачками летят в огромную прозрачную копилку в виде свиньи, подвешенную над головами участников. Но победитель в этой смертельной гонке один.

Деньги — первое, что появляется в кадре после пролога. Мать Ки Хуна кладет на стол несколько бумажек — на подарок для внучки. После этого причинно-следственная связь драматургически устанавливается просто: и поиск кредитки, и подбор пароля у банкомата, и скачки, и все дальнейшее по сути своей — игры ради денег. На этот крючок сценарист и режиссер Хван Дон Хёк сажает зрителя с ходу.

Жанрово «Игра в кальмара» — якобы антиутопия, а точнее, дистопия, то есть предметом критики служит ад современности, возведенный в квадрат. Некто высокопоставленный создает игрушечную модель государства, где утверждает а) демократию и б) равенство возможностей. В этот оплот «мировой добродетели» заселяются герои, им присваивают номера, выдают одинаковые костюмы, контролируют их через камеры. В скупом на фактуру, пластмассовом, мертвом пространстве некто возводит в абсолют жажду денег и наблюдает за «гражданами» как за подопытными. Но если уж проводить параллели, то критикуют здесь какой-то странный капитализм: где, среди прочего, всех стремятся обезличить (куда же делся культ индивидуальности?), а управляют людьми в духе кровавой диктатуры.

Последняя показана в сериале как нечто легкое и даже забавное, иногда и под веселую музыку: камера прыгает по гибнущим в крови так же быстро, как гаснут их аватарки и уменьшается число на счетчике. В ином взгляде на игру зрителю, которого, кажется, заинтересовала в сериале гуманность, отказано вплоть до сцены финального противостояния.  

Провозглашенный принцип равенства оказывается иллюзией. Вообще, на слово верить героям в сериале «Игра в кальмара» — последнее дело. Дурачок здесь получается не таким уж глупым, а умник — не таким уж всезнающим. С таким же успехом зачеркиваются любовь, дружба, честность, и многое оборачивается не тем, чем показалось. Жаль, что визуально такая отмена часто производится примерно никак, то есть отыгрывается словами или реакциями актеров. Например, вот сцена, где бандит и Ми Нё занимаются сексом, и тот клянется в любви, а перед следующей игрой он проговаривает своему доверенному: «Набирай парней покрепче». Сложные взаимоотношения главного героя и старика тоже существуют исключительно в измерении реплик.

Режиссер (он же сценарист) держится за свой текст и руками и ногами. Даже когда камерой возможно показать все, что нужно, он включает закадровый голос, который бесконечно комментирует. Ничто не должно остаться не дай бог не так понятым, мы все вам объясним членораздельно: и что Ки Хун сделал с печеньем, и что там с канатом, и даже при выборе номера манекена. Как же странно, что режиссер выступает против идеи такого несвободного устройства мира таким авторитарным способом и следует даже не за камерой, а четко — за словами в сценарии. Апогея этот метод достигает в бесконечных (часто сентиментальных) диалогах, выраженных простым чередованием лиц героев. Особенно скучно становится, когда в середине сериала сценарист позволяет себе чушь вроде: «Как вы здесь оказались?» — «У меня денег не было. А ты?» — «Денег не было».

Поразительно, что в конце Ки Хун в сцене, где он произносит сокровенное «Я не лошадь, я человек», камера снимает его со спины. Так где человек, его лицо? В этом ключевом моменте — на экране эмоция скрыта, гуманность, о которой все девять серий твердил режиссер, оказывается утеряна, всю ставку режиссер снова делает на слова. Отсюда и общая растянутость «Игры в кальмара»: вместо того чтобы экономно показать происходящее, режиссер занимается буквальной экранизацией своего текста, попутно собирая формулу «Не мы такие, жизнь такая». Кто готов подписаться под этими словами? Уже 111 млн аккаунтов, как сообщил Netflix.