Их было десять
(1 сезон)

Восемь постояльцев располагаются на территории типового отеля на тропическом острове. Каждому по бунгало, каждому по способностям — во всех комнатах скромный намек на темное прошлое туристов. Обстановка дает надежду на славный отдых, даже черепа, развешанные по периметру, кажутся аутентичными этому месту элементами декора. Поблизости частный пляж и, заодно, бассейн. Пока гости наслаждаются коктейлями и знакомятся друг с другом, заочно разделяя собравшихся на друзей и врагов, обслуживающий персонал тревожится, что продуктов осталось всего на несколько дней, а об управляющем неизвестно вообще ничего. Администратор так и не появляется, пропадает интернет, нанятая обслуга оказывается точно в таком же положении, как и приглашенные. Вскоре все выясняют, что на остров их заманили: кому-то пообещали много денег, кого-то соблазнили и посулили романтический отдых, кого-то позвали составить компанию. Вездесущий инициатор путешествия  един в одном лице — выброшенное на берег тело опознает практически каждый. В джунглях ловушки, в ямах — ядовитые гадюки, единственный вертолет, покоящийся на площадке, стоит его завести, начинает искрить. Вечером таинственный голос на записи громогласно заявляет: «Вы все совершили преступления и за них заплатите». Утром ни еды, ни воды в хранилище не остается, повара находят мертвым, а деревянных негритят на видном месте становится на одного меньше.

Для Паскаля Ложье сам факт экранизации большого детективного романа, как и проба себя в многосерийном формате (в «Тринадцатом» он все же был наемной рабочей силой), не более чем очередная игра в деконструкцию жанра. Он упрощает текст Агаты Кристи: тяжкие грехи, ставшие обвинением для гостей острова, и последующий суд совести — это уже не эффектный твист, а данность, за которой кроется некий убийца в несоответствующем тропикам массивном теплом балахоне. В прологе первого эпизода на берег ступает тандем напарников-полицейских, обнаруживших пустую гостиницу и записанное на фронтальную камеру телефона видеообращение с истошным призывом о помощи. Единственный отработанный годами режиссерский прием — разрушение ожиданий. Алгоритм выбора новой жертвы предельно прост: погибель настигнет неминуемо того, чью историю рассказывают во флешбэках. Эту последовательность Ложье доводит до автоматизма, равно как и внешнее следование духу первоисточника: любовь во время резни и неприязнь к ближнему своему соседствуют друг с другом. Каждый сходит с ума в одиночестве, задачи вызвать сочувствие к кому-либо перед Ложье не стояло. «Десять негритят» для постановщика — это продолжение работы с готической традицией. Отсюда большой интерес к материалу со стороны автора клаустрофобических фильмов про невозможность выбраться из тюрьмы собственного сознания — в виде поместья, где прошло детство или пыточных капсул из «Мучениц».

Фактура, впрочем, служит для Ложье обманным маневром. Смена обстановки на тропики — формальность, это все тот же викторианский особняк, разве что полный скорпионов, гадюк и прочей ядовитой живности. Режиссер продолжает подмигивать самому себе: то фарфоровую куклу в кадре заявит, то ногти герою оторвет на манер «Мучениц», то своего «Верзилу» в облике маньяка процитирует. Для тех, кто знаком с творческим методом Ложье, момент эмпатии по отношению к несчастным гостям — это понимание того, что их неминуемо ждет и каким образом с ними разделаются. Режиссер забронзовел, но даже в таких декорациях, по отношению к тексту Кристи, поиска будет больше, чем в любой поделке, сделанной для ВВС. Каждому времени свой «новый экстрим». Доводя аудиторию до предобморочных состояний десять лет назад, все сложнее делать это вновь. Ложье это, кажется, и сам понимает. Озолотится скорее тот, кто из «Десяти негритят» способен будет сделать настоящий, лишенный приличий слэшер.