Рой Холстон родился в маленьком городке Демойне в штате Индиана. Отец его, человек весьма консервативных взглядов и буйного нрава (что вполне обычно для 30-х годов), не одобрял увлечений сына, любящего рисовать и сооружать из подручных средств элегантные шляпки для матери. Позже Рой поступит в Университет Чикаго, получит известность сначала как дизайнер исключительно женских головных уборов (один из которых наденет Джеки Кеннеди на инаугурацию), позже как один из первых американских кутюрье и столпов индустрии, превратившись в нечто, как может показаться, большее, чем человек, а на поверку, неизмеримо меньшее — в бренд. Из Роя Холстона в несклоняемое и монументальное «Холстон».
Байопик, пусть и в виде сериала, как, пожалуй, никакой другой жанр, ограничен нормативами. Во-первых, самой личностью главного героя и ее масштабом, во-вторых, траекторией его взлетов и падений, вторящей мифу об Икаре (покажите мне героя, не обожженного славой и успехом). Соответственно задача, стоящая перед автором, видится в том, чтобы, с одной стороны, из биографии человека пусть и примечательного сделать нечто большее, обогатив и расширив ее контекст, с другой, напротив, «снизить» пафос, связав путь героя с личной драмой, чтобы получить в итоге дуалистичного «богочеловека», в котором были бы соединены два начала.
«Холстон» Райана Мерфи, автора «Американских историй ужасов», с этими формальными задачами справляется. Структура сериала хрестоматийна. От напористого начала, в котором судьба подыгрывает неуемным амбициям главного героя (первая коллекция, победа над французскими дизайнерами в «битве в Версале»), до пика (грандиозного успеха, появления собственного бренда) и полного краха в финале (ссоре с друзьями, разочаровании в любви и собственном выборе).
История Холстона тривиальна и, кроме жанровых аллюзий на Икара, содержит намеки на не менее поучительную историю Фауста (в основе обеих идея богоборчества). Холстон, ища защиты и покровительства, продает свое имя Дэвиду Махоуни (Билл Пуллман) и его компании в обмен на финансовое благополучие. Этот центральный для сюжета выбор Мерфи умело связывает с детской травмой Холстона — гомосексуала, выросшего в глубокой американской провинции в 30-х, алчущего признания отца (фигуру которого воплощает Махоуни) и любви матери, субстратом которой стала его подруга Лайза Миннелли.
Для выражения «уровней» его истории Мерфи использует метафору духов, которые по сюжету создает Холстон. Верхняя нота аромата, обращающая на себя внимание, в первую очередь — мотив героя, бросающего вызов (не зря Холстон переносит офис в «Олимпик Плаза»), средняя, «сердечная», нота — история мальчика, который искал любви, а нашел деньги, и шлейфовая нота — линия Фауста, продавшего душу.
Вся эта образная конструкция работает, пусть и без блеска, — человеческая сторона Холстона — та, что не стремится превзойти самого себя и забронзоветь в форме идола консюмеризма, — почти неразличима и подавляется к тому же утяжеляющей ее нарочитой визуальной пресыщенностью — то яркая, то холодная, но неизменно стильная картинка, в которой мелькают атрибуты проносящихся эпох — от шляпок и невинности 60-х до кокаиновых дорожек и группового секса в «Студии 54» поздних 70-х — тянет «Холстона» на дно.
Однако самым примечательном в сериале является нюанс, воспринимаемый почти бессознательно, — жуткая в своей точности параллель судеб Роя Холстона и создателя сериала Райана Мерфи. Речь, конечно, не о сексуальной ориентации и родном для обоих штате Индиана, а об обретении успеха и подавленностью им. Для Мерфи, подписавшего с Netflix контракт на пять лет и 300 миллионов долларов и из творца, как кажется, превращающегося в производителя (за три года он спродюсировал три сериала), «Холстон» служит то ли предостережением, то ли исповедью. Ведь, в конце концов, смотря на синеву океана, хочется видеть сам океан.
«Манифестировать» стало словом года по версии Кембриджского словаря
Сериал основан на биографии Роя Холстона, написанной Стивеном Гейнсом. Она вышла под названием «Просто Холстон» и была опубликована в 1991 году, через год после смерти дизайнера.
Не пойми меня превратно, но это худшее платье, которое я видел. Какое-то выпускное платье для марсианина.
Когда танцоры двигаются, я хочу, чтобы зрители почувствовали влечение. Влечение смертности, от которой все хотят убежать, но не могут. Это греческая трагедия. «Персефона». Я хочу почувствовать мембрану, отделяющую наш мир от небес, которых нам никогда не коснуться. Если бы мы могли дотянуться чуть выше… мы были бы бессмертны.
Я сделаю тебя такой неотъемлемой частью американской культуры, что никто не сможет вспомнить времена, когда не было Холстона.
