Пару лет назад я общался с Дашей Чарушей. Одна из основных тем того интервью заключалась в том, что перед разговором я вообще не знал, кто она такая. И вот меня просят поговорить с тобой. Я пытаюсь вспомнить, где я мог тебя видеть — и пустота. Поэтому первый вопрос простой: ты не очень известный актер, как тебе с этим живется?
Знаешь, мне моя известность или безызвестность побоку. Это не меняет мою жизнь. Я горжусь своей работой, а конвертация ее в узнаваемость — вопрос времени. Не знают меня сейчас, значит, узнают потом. Вообще, мне кажется, что любая творческая профессия — это отчасти лотерея, где кому-то везет больше, кому-то меньше. При этом известность не является объективной мерой твоих способностей или таланта. Поэтому повторюсь, я счастлив быть собой, жить эту жизнь, а остальное придет или не придет, но это тоже нормально.
То есть ты из тех, кто кайфует от процесса?
Да. Я испытываю драйв от работы, во время которой происходят разные настроения. И я правда думаю, что внутри этого дела и заложена, скажем так, универсальная модель моего существования (я ведь хотел быть актером с детства), где сплетаются мечта, энергия и люди.
Если говорить про настроение в профессии, то что ты сейчас думаешь о своем актерском будущем?
Сейчас мне кажется, что все, что было «до», уже не имеет никакого значения. Как минимум потому, что «Гоголь-центра» больше нет. То есть представь: большой живой коллектив людей, внутри которого строились планы, надежды и мечты, сейчас лишился дома. Это фрустрирует.
А театр точно закрылся? Или есть варианты возродить его в каком-либо виде?
Понимаешь, театр это очень сложная структура, построенная на планировании. А прогнозировать что-то сейчас — гиблое дело. «Гоголь-центра» на улице Казакова не будет точно никогда. Откроется ли в другом виде — не знаю.
Вообще, знаешь, ты задаешь такие сложные вопросы, которые касаются моей самоидентификации, и я сейчас отвечу тебе честно: последнее время ощущаю себя бродягой. Просто живу так, будто вчерашнего дня нет. Приспосабливаюсь и стараюсь лезть выше.
Давай снова вернемся к тебе. Как происходит процесс выбора роли? Я имею в виду, есть ли у тебя выбор как таковой? Или берешься за все предложенные проекты?
С одной стороны, стоит все же отметить, что актерство — моя единственная работа и средство заработка. С другой — я не берусь за все подряд и, когда мне предлагают роль, руководствуюсь принципом: нравится мне или нет. Вернее, так: если история коррелирует с моими внутренними переживаниями, дает попробовать что-то новое — я в деле. И часто интересные роли, как и сотрудничество с настоящим режиссером-автором, не приносят денег. Например, мои роли в короткометражках или у Кирилла Серебренникова — все это ради искусства. А вот когда роль, грубо говоря, простая или мне в ней что-то не нравится, но на кону хороший гонорар — можно думать.
А так, я могу играть и скинхеда, и скрипача в XIX веке, и хоккеиста. Это дает мне преимущество выбора роли. То есть кастинг-директора не застолбили за мной один образ, как это часто бывает с молодыми актерами.
Почему ты решил сыграть в «1000 дешевых зажигалок»?
Сперва я хотел очутиться в состоянии такого старшего брата. А когда я пришел на пробы, то режиссер Ирина Обидова согласилась с моим видением персонажа. И когда начали снимать, мы вместе добавляли в мою роль деталей. Например, в одной из сцен я должен был зайти в комнату и поговорить там с другом. Но решили с Ириной, что лучше мы будем общаться через закрытую дверь. И таких моментов было несколько. Плюс, это честное кино от молодых кинематографистов, где было приятно играть. Мы пробовали, приятно общались и делали общее дело.
Дальше будет крамольный вопрос, но я часто задаю его актерам. За какие роли тебе стыдно?
За которые прям стыдно — у меня таких нет. Понятно, что ранние работы были слабее, чем сейчас. Но это ок. Часто бывает, что я смотрю фильм и вижу сцену, где я молодец, а за ней идет другая, которую я откровенно про@#$л. Причин может быть масса: плохая погода, не выспался, не договорились с режиссером. Вообще, мы заходим на территорию фундаментального вопроса о главном различии кино и театра. Хочешь об этом поговорить?
Да, давай. Но ты сперва все равно ответь: нравишься ты себе на сцене или нет?
Лично мне в большинстве случаев не нравится, что я делаю. Но повторюсь — это не значит, что я делаю плохо.
Теперь давай про кино и театр.
Кино, проекты на телевидении в частности — это не про творческий процесс, а про производство. Когда группа четко следует плану съемок и на эксперименты нет времени. И кино — это когда съемочный день навсегда будет увековечен камерой. Но бывает так, что именно в этот день ты уже устал, не выспался, тебе хочется домой, а какого-то актерского откровения все нет. Тогда ты работаешь техникой. И эта техника в итоге попадает в конечный результат.
А театр — это постоянные эксперименты и новые прочтения одних и тех же ролей. То есть я как актер могу выходить на сцену каждый вечер и в одном и том же эпизоде быть разным, выдать новые эмоции. Театр — живой процесс, где, как я уже говорил, все завязано на людях. И вот такие маленькие изменения внутри сцен не влияют на сюжет. Благодаря им ты реагируешь как человек, а не прописанный персонаж.
Поэтому в случае с кино я не особо парюсь. Там есть моя роль — это моя зона ответственности. Если роль получилась, если кино получилось — прекрасно. Если нет — нельзя зацикливаться, потому что рано или поздно это тебя загонит в депрессию. Мне вообще кажется, что чем меньше актер ассоциирует себя со своим персонажем, тем выше его профессионализм. Вообще, артистам очень легко потерять связь с реальностью. Ты можешь окружить себя лизоблюдами, которые будут лишь хвалить и вторить. А можешь загнать себя так, что будет страшно выходить даже на репетицию.
Там ты можешь постоянно улучшать свои навыки, перепридумывать роль, находиться в контакте со зрителями. А можешь просто играть — и если играешь хорошо, то всем будет ок.
Мне кажется, я тебя понял. И думаю, театр тебе ближе, да? Другой вопрос — мне правда интересно — а не устаешь, когда выходишь на сцену каждый вечер? Ты сам сказал, что в кино ты отстрелялся и пошел дальше. А в театре ты физически проживаешь свою роль снова и снова. Есть ли выгорание?
Понимаешь, в десять лет я решил стать актером. Мне сейчас 29. Я занимаюсь этим большую часть жизни и дико кайфую. Поэтому каждый раз я выхожу играть по эмоциям, как в первый. Возможно, это магия «Гоголь-центра». Но никакого выгорания нет вообще.
Отвечу и на твой другой вопрос. Бывают очень энергозатратные спектакли. Например, «Море деревьев» Филиппа Авдеева — это его режиссерский дебют. Я играл одну из главных ролей и каждый вечер без перерыва носился по сцене по полтора часа. И раз уж мы говорим откровенно: иногда за пару часов до выхода меня одолевала обычная человеческая лень. Плюс я по своей физиологии очень потливый человек. И к финалу «Моря деревьев» я всегда был насквозь мокрый. Потому что реально физически тяжело это все. Но опять же, когда я на сцене, все остальное побоку. А когда мы выходим на поклоны, понимаем, что все не зря. То есть в этот вечер мы сотворили чудо, только сегодня оно релевантно.
И вот мы опять возвращаемся к различиям кино и театра. Черновой монтаж «Лета» составил примерно пять часов. Вышло огромное полотно в этом серебренниковском длинноплановом стиле. И вот представь: я полтора месяца работал над картиной, а большую часть сцен, где я есть, вырезали, чтобы сохранить темп. И мой труд никто теперь не увидит! Задавать себе вопрос «почему» нельзя — иначе сойдешь с ума. Но осадок все равно остается. А в театре я отрабатываю спектакль и к финалу воздух в зале настолько накаляется, что и актеры, и зрители как бы переживают общий катарсис. Понимаешь?
Да, и это интересно. Вообще, хочу сказать спасибо за такую честность. И давай вернемся к «Зажигалкам». Почему этот фильм нужно посмотреть?
Я его еще не видел, так что не могу сказать, что его НУЖНО смотреть. Но на съемках мне казалось, что я помогаю ребятам реализовать герметичное и искреннее высказывание. Одно из тех, которые должны выйти в свет. Этот фильм, очевидно, делался с большой любовью, и надеюсь, она будет чувствоваться с экрана.