Начну внезапно. В 2016 году тебя попросили назвать слово, которое тебе нравится произносить. Ты назвал слово «шошечка». Что это?
Ооо! Шошечки — это два моих друга, еще с тех времен, когда я жил в Магаданской области. Мы придумали внутренний язык и называли друг друга шошами. Причем даже в инстаграме ники меняли: Вова Шоша, Саша Шоша и Арина Шоша.
Что это за друзья?
У меня просто долгий путь кочевничества по России. Сам я родом с Дальнего Востока, из поселка в Магаданской области. Вот эти друзья как раз оттуда. Саша и Арина были единственными, кто меня понимал. Все смеялись над моим увлечением пабликами ВКонтакте, считали это бредом, фигней для подростков. Ну а я уже тогда знал, что за этим будущее. Шошечкам я очень благодарен, потому что они меня поддерживали всегда и во всем.
Ты с ними общаешься сейчас?
Да! Правда, не так часто. С Сашей типичная московская история: живем в одном городе, а видимся раз в пять лет. Но при этом каждый из нас знает: между нами связь, мы есть в жизни друг друга и, если что, всегда поддержим.
Арина сейчас живет в Белгороде, я к ней туда ездил. Знаешь, я стараюсь быть благодарным: и Арина, и Саша находились рядом в тот момент, когда мне это было особенно нужно. Так что и я стараюсь быть рядом.
А что за «долгий путь кочевничества»?
Когда мне было 9–10 лет, моя мать связалась с местным криминальным авторитетом. Они то ругались, то мирились, а через какое-то время их ссоры стали серьезнее. Однажды он при мне замахнулся на маму топором. Мы выбежали из дома (я в одном нижнем белье) и три дня скитались по области, чтобы нас не нашли. Было страшно: мы приходили в одно место, уходили оттуда, а человек появлялся там же спустя несколько часов. Шел за нами по пятам. Так было три дня, потом мы уехали в Петербург.
Кто вам помогал в Петербурге? Где вы жили?
Помогал мамин брат, а жили мы на съемной квартире. Надо сказать, что за шесть лет, которые я провел в Питере, этот город стал для меня очень важным. Я сформировался именно там. Мама потом уехала в Магадан, я остался в Питере, а в 18 лет собрал все свои вещи и посередине учебного года в 11-м классе уехал один в Москву.
То есть ты не окончил школу?
Окончил, доучился уже в Москве. Сам ходил в какие-то школы, говорил, что родителей у меня в этом городе нет — вот, пришел к вам устраиваться. Меня, естественно, никуда не хотели брать, но в итоге в одну из школ удалось попасть, там и окончил 11-й класс. Я не сильно переживал из-за образования, понимал, что не пойду в вуз, хотя обещал отцу. Считал, что за пять лет традиционного журфака могу набраться гораздо больше опыта где-то на стажировках, подработках. Кроме того, преподаватели в топовых вузах — это, как правило, люди старше 60 лет. И тут дело не в возрасте, я не эйджист ни в коем случае. Но согласись: что в эпоху телеграм-каналов мне объяснит человек, который работал, условно, на радио «Комсомольская правда»? Важно: я не умаляю значимость образования, но, на мой взгляд, опыт и практика решают.
У меня, кстати, полно людей, которые работают в журналистике без журналистского образования, и им ок.
Ну да, и я, конечно, горжусь ребятами, у которых есть красный диплом журфака МГУ. Для кого-то это базис. Но не для меня.
Вернемся к твоему детству. Как выглядел дом в Магаданской области, в котором ты жил?
Двухкомнатная квартира на первом этаже пятиэтажки. Жили вчетвером: я, мой старший брат, мать и отец (пока родители не развелись). Этот поселок — достаточно дремучее место, про которое я не особо не люблю говорить, тем более что во мне оттуда минимум.
Где сейчас живет твоя мама?
Все там же, в Магаданской области.
Как вы с ней общаетесь?
С мамой у нас суперсложные отношения. Все пять лет, которые я живу в Москве, — это очень непростой период взаимоотношений даже не столько с матерью, сколько с самим собой в плане моих каких-то сыновьих обязательств. Это сомнения: что я должен, а что — нет, где могу уступить маме, быть мягче, а где наоборот. В какой-то момент мы вообще переставали общаться. Сложность во всем этом, думаю, идет от того, что в детстве она окружала меня гиперопекой и сейчас опять старается в эту гиперопеку вовлечь. Но нет, спасибо.
Вот один из примеров: тебе 16, ты идешь из школы, мама звонит и просит разговаривать с ней, чтобы она слышала, как ты идешь. А ты здоровый пацан, которому, конечно, хочется убежать от этой гиперопеки. Как только по закону я смог это сделать — то есть когда мне исполнилось 18 лет — я это сделал: уехал в Москву.
Опять же, что бы плохого я ни говорил про нее, все-таки это человек, сформировавший меня. Так что я за многое ей благодарен — особенно за слова, которые она мне сказала, когда меня травили в школе учителя и одноклассники. Тогда у меня случился конфликт с учительницей физкультуры, и мама дала мне совет: «Не нужно бояться ответить. Если тебе говорят слово — скажи два. Ну а потом приду я и разберусь. Не позволяй себя унижать». С этого и началось мое раскрепощение: я стал отвечать грубостью на грубость и насмешки, понял, что могу себе позволить чуть больше в общении, чем другие люди. Пока мои одноклассники утирали нос из-за оскорблений в свой адрес, я отвечал. Тот совет мамы мне помогает до сих пор.
А что за травля в школе?
Да из-за разного. Я никогда не был тем парнем, который играет в футбол и обсуждает, как бы трахнуть телку в туалете. Всегда считал, что только дураки решают вопросы кулаками и что лучшая драка — та, которая не началась. Сам я не дрался — ну только один раз.
Прежде чем переходить к тому, что происходило, хочу передать тебе атмосферу: в поселке шесть тысяч человек, одна школа, рядом со школой — интернат, там же областной детский дом. В школе — смесь всех и вся. Плюс ко всему в Магаданской области очень жесткое расслоение в плане дохода: супербогатые живут с супербедными, среднего класса нет. Так что было очень много ребят из бедных или неблагополучных семей — они искали способ вызвериться на тех, кто слабее и не может дать отпор.
Травили меня много за что: например, за увлечение пабликами. Говорили: «Че ты ютьюб смотришь? Всяких блогеров-пи@#$ов?» Вокруг почти никто не понимал, что это за люди, которых я смотрел: Рома Желудь, Катя Клэп и так далее. К пониманию приходят только сейчас.
Ты сейчас общаешься с одноклассниками?
Нет, но они иногда сами мне пишут — те, кто меня травил, — и предлагают встретиться. Нет, я не то чтобы злорадствую, просто пришло время, когда все поняли важность того, чем я увлекался еще давно. Уже тогда я верил, что за блогингом будущее, и планировал на этом зарабатывать деньги.
Кстати, об одноклассниках: из моего класса выбился только я и Гена Чеботарев, которого сейчас мы знаем как Джену Марвина. Над ним тоже, кстати, издевались.
А в чем именно заключалась травля?
Да обзывали пи@#$ом. Я заходил в школу, надевал наушники, чтобы просто не слышать, как кричат вслед в коридорах. При этом никакой физической силы ко мне никто не применял. Расскажу тебе один жесткий случай. Представь, ты заходишь в туалет, а там ребята курят. Заходишь в кабинку, делаешь свои дела и нажимаешь на кнопку смыва. Потом тебя начинают травить за то, что ты нажал на кнопку, на которую до этого кто-то нассал. Но, знаешь, я им благодарен, все это меня закалило — теперь могу найти общий язык вообще с любым.
Ты упомянул, что в драке участвовал лишь один раз. Что это была за ситуация?
Однажды вышел один из столовки, и в очередной раз мне крикнули слово на «п». Я уже не мог этого терпеть, поэтому снял наушники и предложил пойти разобраться за школу. Типа: окей, если ты разговариваешь на этом языке, давай поговорим. Мы зашли за школу, он меня ударил один раз. Кто-то еще все это снимал на видео — кстати, интересно, где этот ролик? (Смеется.) После того случая меня зауважали.
Собственно, это было только один раз. Зачем решать споры кулаками? Да и вообще ругаться? В мире и так происходит много дерьма, и я считаю, что если мы еще все будем друг с другом ругаться, то какой смысл всего? Я много ругался, и с блогерами в том числе. Но чем старше становлюсь, тем больше понимаю, что не стоит эта ругань потраченного времени и сил.
На травлю все реагируют по-разному. Кто-то ломается, кто-то справляется с этим. Как было в твоем случае?
Ну, я видел ребят, которые ломаются. Меня же грела такая мысль: если я покажу, что мне плохо, то обрадую тех, кто меня не любит. Это очень мотивировало меня.
Про маму ты уже рассказал. А чем занимается твой папа?
Я родился в суперзаурядной семье, одна сторона которой работала на государство (например, дедушка по маминой линии был прокурором Магаданской области), а другая — добывала золото в шахтах. Отец мог месяц быть с нами, а потом месяц отсутствовал, добывал это долбаное золото.
Что он за человек?
Дико спокойный. Возможно, самый спокойный человек, которого я знаю. Не помню ни одного раза, чтобы он кричал, выплескивал на кого-то свои эмоции. Когда родители развелись, мама пыталась убедить меня в том, что ему на меня пофиг, поэтому он мне все и разрешает. Но я знал, что это не так: папа мне сильно доверял и во всем поддерживал. И всегда, когда передо мной стоял выбор, я думал, как на это посмотрит отец, что скажет, подведу я его своим решением или нет.
Папа — очень ответственный человек, всегда платил алименты, у него был нормальный доход, и сумма, которую он выделял, являлась в какой-то момент определяющей в нашем бюджете. Папа — пожалуй, для меня образец мужчины. Он спокойно и ответственно делает свое дело. Не юлит, не открещивается. Это человек, которому я всю жизнь буду доверять.
Сколько тебе было лет, когда они развелись?
Семь. Это была такая типичная история, когда родители предложили поехать всем вместе в отпуск в Сочи на месяц. Хотели подарить классный отдых детям перед тем, как сообщить о разводе. Отпуск был и правда хороший, я помню его до сих пор.
А как они сообщили тебе о разводе?
Просто однажды папа не приехал домой, и мама решила со мной поговорить об этом. К сожалению, для нее отец был врагом номер один, и она не показывала его мне с хорошей стороны. После развода схему придумали такую: я пять дней жил с мамой, а на выходные — у папы в Магадане. Меня такой расклад устраивал. И честно, хоть это и звучит меркантильно — но, с другой стороны, дети все меркантильные — мне нравилось, что каждый из них старался показать свою любовь.
У тебя еще есть старший брат? Чем он занимается?
Евгений, он военный, мичман на корабле. Разница у нас семь лет, у него семья, жена, ребенок, сейчас ждут второго. Мы с ним диаметрально разные. Я отличаюсь от него тем, что для меня всегда важнее всего была именно карьера. Пока я ее не построю, то не расслаблюсь и не скажу: у меня все классно, я могу позволить себе семью, заводы, пароходы и так далее... Но у Жени свой путь, и я его уважаю. Честно скажу, не в обиду ему: если бы мне на улице показали 10 человек и попросили расставить по убыванию, с кем из них я пообщался бы, то мой брат был бы на последнем месте. Но я его очень люблю.
Как все началось с ВПШ?
Ну начнем с того, что я всегда был неравнодушен к желтухе. Да все мы любим немножко подсмотреть в замочную скважину, а те, кто говорит, что не любит, смотрит в нее больше всех. И дрочат тоже больше всех те, кто говорит, что не дрочит. Я следил за разными треш-блогерами, в том числе и за Анжелой Лондон. Через нее я вышел на ее бывшего парня, моего лучшего друга, а сейчас лучшую подругу Настю Федянину, а потом уже узнал про Игоря Синяка. У него был как раз такой разоблачающий контент, который мне был интересен: типа давайте раскроем, насколько фейковые девушки у Ромы Желудя. Все это мне очень нравилось, Игорь удовлетворял мою потребность в треш-контенте.
В какой-то момент Синяк организовал паблик. И тогда начался скандал с Сашей Спилберг: якобы ее мама душила блогершу Милену Чижову на фестивале «Видео People». Игорь сделал на эту тему огромный выпуск, интервью с Миленой — с чего и начался паблик, который очень хорошо развивался. Как-то получилось, что я попал в беседу Игоря с подписчиками, мы болтали по скайпу. Познакомились там с ним и начали общаться. У Синяка тогда была идея фикс: он хотел получить страничку в «Википедии» и галочку во ВКонтакте. Я предложил сделать ему страничку в «Википедии». А вскоре случилось непредвиденное: паблик Игоря заблокировали.
Синяк сомневался, нужно ли было создавать новый. Я настоял на том, что нужно. Вторую версию паблика мы уже запускали вместе.
Блогеры на нас сначала не подписывались, сторонились, но читали и обсуждали — это круто. Потом начали подписываться. Паблик очень быстро рос, мы влияли на повестку, могли какого-то персонажа сделать актуальным, а чью-то карьеру разрушить. Мне многие блогеры говорили: никто не боялся, что напишет ВПШ, но все боялись, что напишет туда Газин.
Честно говоря, я очень благодарен Игорю, несмотря на все наши конфликты, потому что он научил меня не бояться быть в андерграунде, против течения. Продолжать работать, когда тебя все ненавидят. Тебя все равно полюбят, и найдутся еще и те, кто поддержит.
А что случилось в ВПШ в итоге?
Мы разругались с Игорем по поводу ВПШ. Скажем так, между нами встал человек, который плотно общался с Синяком и которому было очень нужно, чтобы я ушел. В том числе из-за финансовой выгоды. Ну и ты понимаешь, когда на протяжении полугода тебе каждый день говорят, что Газин — мразь, рано или поздно ты в это поверишь.
Мы разошлись с Игорем, он меня обвинил в том, что я его обокрал на несколько миллионов рублей — это был скандал на весь интернет. Интересно, откуда я их взял, учитывая, что мы никогда таких денег не зарабатывали. В итоге получилось, что тот, кто нас рассорил, реально обокрал Игоря и свалил.
Когда меня «ушли» из ВПШ, я остался вообще без работы. Это было ужасно. Представь, ты впервые составляешь резюме, начинаешь его рассылать, пишешь всем, кого знаешь, и тебе отказывают. Все твои друзья-блогеры, которых ты звал на день рождения, куда-то испаряются. Как будто их и не было. Конечно, в какой-то момент у тебя едет крыша. Ты думаешь, что весь твой мир рухнул: твои друзья, вклад — все это рассыпалось в одночасье, ты остался ни с чем, никому не нужен. Я не говорю, что отвернулись все. Те же шошечки, Ксюша Хоффман, Настя Федянина (продюсер «Стенки». — Прим. SRSLY) и другие остались со мной.
А те, кто отвалился, аргументировал это следующими словами: «Вов, ты классный, но... сорри. Игорь нас собрал в кафе и сказал отписываться от тебя. А если не отпишемся, то нас будут травить в ВПШ». Так что в какой-то момент моя контактная книга как будто бы обнулилась.
В общем, на протяжении полутора месяцев мне все отказывали, и я ради бабок был готов уже идти листовки раздавать. Представь: не так давно — слава, с тобой фоткаются, а сейчас — ничего, безденежье. Тогда мне предложила пожить у себя Настя Федянина — я ей за это по гроб жизни должен. И Свете Данелян, моей боевой подруге (бывший главред Super.ru, сейчас — продюсер шоу «ДаДа — НетНет». — Прим. SRSLY).
Еще в начале моего московского пути мне повезло: меня взяли в Super.ru креативным продюсером наравне с ребятами, у которых за плечами образование в топовых вузах. И это место меня научило журналистике. В один прекрасный день Данелян говорит: «Сейчас занимаемся "Пушкой", новостным каналом про блогеров, приходи, может, найдется и тебе какое-то место». Я решил подождать, меня захантили в агентство Амирана Сардарова на должность копирайтера, платили для этой позиции очень хорошие деньги — 100 тыс. рублей. Работа была в целом непыльная: собирать тексты, фотки и видео для экранчиков в метро. И казалось бы, стабильный доход, делать особо ничего не надо, но я понял, что не хочу просто нажимать три кнопки и не расти — это я успею всегда. Проработал там один день и ушел. Хотя меня пытались вернуть обратно, даже предложили двойной оклад. Так я и решился влезть в омут под названием «Пушка».
Пришел туда сммщиком.
Верно. Света была продюсером, а я отвечал за соцсети, но довольно быстро понял, что не хочу больше заниматься SMM. Мне было интереснее иметь дело с блогерами. И это как раз нужно было Свете: она не сильно в них разбиралась. В общем, фигачили мы эти новости, делали по три выпуска в неделю, но они не залетали. Параллельно думали, что делать, я позвал Ксюшу Хоффман на роль второй ведущей, она пришла на кастинг, но… ее отклонили. Дважды. Света уходит из «Пушки». Причем сделала она это очень умно. Однажды сказала мне, что не сможет быть на съемке, и предложила мне сходить туда вместо нее. Потом так же было со сценарием: «Вов, я сценарий не написала, напиши за меня». Видимо, Света меня готовила к тому, чтобы я занял ее место.
И вот, Света уходит. Получается, что продюсированием вот-вот займусь я, но руководство внезапно сообщает о закрытии канала: он не оправдал ожиданий, а деньги были вложены большие. При этом мне сказали: «Мы тебя не увольняем, ты классный, найдем тебе другое применение». Я, который почти получил то, что хотел, — продюсирование, новый канал, возможность реализовать себя — решил их переубедить. Говорю: «Ребят, я вижу огромный потенциал в канале, его нужно оставить. Готов им заниматься сам. Давайте так: если после новогодних каникул на "Пушке" будет 50 тыс. подписчиков, мы продолжаем». Таким образом, у меня было две недели на то, чтобы вырастить канал с 25 тыс. подписчиков до 50 тыс. Они согласились, хоть и с трудом.
Итак, передо мной стоял челлендж. У меня возникали мысли накрутить, но денег на это не было (я даже думал, у кого бы занять). Да и смысл накручивать — так все алгоритмы ютьюба полетят и работать дальше с ними будет невозможно.
Что. Было. Дальше?
Просто каким-то чудом два видео — одно новое, и то, которым еще Света занималась, — выстрелили. Количество просмотров под ними увеличилось с 50 тыс. до 600 тыс. Само по себе. Количество подписчиков достигло 47 тыс. — то есть не 50 тыс., как я обещал. В день выхода на работу после новогодних праздников я был уверен, что канал все-таки закроют. Прихожу к руководителю, а он: «Ну что, когда снимаем?» И мы начали снимать. Первое, что я сделал, — позвал Ксюшу на роль ведущей. Она согласилась, причем за очень смешные деньги. Мы стали думать, как развивать канал. Начали звать гостевых блогеров для обсуждения новостей: все же мы канал про новости. Такие выпуски стали хорошо заходить. Мы решили: а почему бы не попробовать сделать один выпуск полностью в формате интервью. В то время я еще смотрел выпуски на канале «Нежного редактора», мне нравился подход Тани Мингалимовой, то, что она брала интервью у блогеров, у которых никогда раньше не брали интервью. Она в этом плане была в моих глазах новатором.
Так что изначально мы хотели сделать из «Пушки» апгрейднутого «Нежного редактора». Как было бы, если бы «Нежного редактора» делал я. Было понятно: нужно сделать что-то классное, ведь каналов с интервью и так очень много. Но пока 10 каналов спрашивают у Дани Милохина, как он набрал свои миллионы подписчиков, почему-то никто не пытается узнать, как он выбрался из детского дома, как употреблял запрещенные вещества, к чему это все привело и так далее.
И вот мы стартанули. Первым гостем стала Арина Данилова, интервью с ней зашло тогда на 250 или 300 тыс. просмотров (на момент публикации интервью — 531 тыс. — Прим. SRSLY). Мы жестили, понимали, что создаем желтый контент, но все-таки делаем то, что людям интересно. И как бы нас ни ругали за желтые заголовки и грязь, я всегда говорил: это не мы такие, это общество такое; если мы делаем такой контент и его смотрят — значит, есть в этом потребность.
Когда вы снимали выпуски «Пушки», ты смотрел на картинку, не хотелось ли что-то доработать, докрутить?
Знаешь, я понимал: то, что мы делаем, смотрится очень на коленке. Конечно, на фоне картинки, которую мы видим у Шихман или Дудя, три камеры и диван выглядят проигрышно.
Но вы приучили зрителя к этому.
Да, и это стало нашей особенностью. Снимали мы в офисе (ты могла видеть на фоне людей за компами), практически замораживали работу минимум на два часа. Это выглядело очень на коленке, зато живо, по-настоящему. Мы не могли позволить себе арендовать помещение для съемок в Москве, но и студии у нас так себе: все однообразные, поролоновые, что ли, как будто ориентированные под новогодние фотосессии.
Понимаешь, у нас была цель: сделать домашнюю историю с каждым блогером. Конечно, были те, кто нас за это критиковал, но большинство прикол выкупило, и говорили, что это классно.
Ты еще говорил, что главное, чему ты научился, — не слушать мнение других.
Это правда. Меня, например, многие отговаривали брать Ксюшу Хоффман как ведущую из-за ее старых алкогольных видео с Кириллом Черкасовым. Якобы аудитория относилась бы предвзято. Но у Ксюши не было проблем с алкоголем. И мне казалось несправедливым, что умного, адекватного, серьезного не по годам, работоспособного человека кэнселят. Я хотел, чтобы хоть какая-то часть аудитории увидела Ксюшу моими глазами. Что она может работать, задавать серьезные, жесткие, иногда некорректные вопросы.
Вопросы вы составляли вместе или только Ксюша?
Оба. Но тут вот что важно: мне очень хотелось экспромта, максимально живого диалога. У Ксюши во время интервью всегда был открыт вотсап, где я ей периодически, уже основываясь на ходе разговора, накидывал вопросы, которые можно задать. Поэтому она всегда с телефоном. Ксюша подстраивалась под меняющийся сценарий супербыстро, такая работа установила между нами определенную связь, химию: мы друг друга понимаем с полуслова.
А как вы вообще познакомились?
Вживую в 2016 году на «Видфесте», а до этого общались онлайн в тусовке ВПШ, и как-то я Ксюшу всегда очень близко воспринимал. На фоне многих она казалась такой настоящей, в меру ранимой. Я всегда очень уважал тех, кто открыто говорит с аудиторией о своих проблемах, переживаниях, тех, кто не делает идеализированную картинку из своих блогов. Ксюша как раз была такой. Она открыто признавалась, что в 16 лет тусуется и выпивает, устраивает вписки, блюет с балкона — и так делают многие в этом возрасте. Ксюша была честна, чем меня и подкупила.
Я точно знаю: если у меня что-то случится, я позвоню Ксюше, и она мне протянет руку помощи. И это взаимно. Как бы мы с ней ни срались — а у нас с ней бывали разные этапы взаимоотношений — я понимаю, что она одна из первых, кому я позвоню.
В каких вы отношениях?
У нас были разные периоды. Сейчас у меня есть некий страх, что если мы с ней по каким-то причинам разойдемся в плане дружбы, то это повлечет за собой и расставание в плане работы. Просто наша работа слишком сильно погружена в дружбу.
Вы обсуждали это?
Нам сложно говорить о наших отношениях. Мы знаем, что любим друг друга, но и ей, и мне сложно сделать первый шаг. Пару раз были недомолвки, и никто из нас не делал первый шаг, чтобы поговорить об этом. Правда, все по итогу решалось, мы продолжали работать и общаться. Знаешь, для меня самые ценные люди — те, кому ты звонишь, не когда тебе хорошо, а когда тебе плохо. Вот Ксюша как раз такой человек.
А теперь давай обсудим тот выпуск про Lemonad House…
В котором я не хотел сниматься.
Почему в итоге снялся? Потому что именно тебе первому поступила информация?
Именно. С того момента, когда я узнал о первом случае домогательств, до дня публикации видео прошло два месяца. Это были два месяца обсуждения, борьбы, мыслей, как все должно выглядеть. В какой-то момент мы поняли: у нас все почти готово, но как будто бы нет связующего звена. Настя Федянина сказала: «Вов, без тебя здесь никак. Кто еще расскажет? Это же твоя история, ты узнавал об этом шаг за шагом». Я согласился. Хотя раньше старался избегать интервью, потому что в норке продюсера, за кадром мне комфортнее.
Про этот спецвыпуск уже много было сказано. Ты говорил и про угрозы, и про то, что если хотя бы кто-то из команды сказал «нет», то вы бы не выпустили. Что во время всего этого говорили юристы?
Юристы серьезно взялись за наше видео за два дня до публикации. Дабы обезопасить себя, они предложили нам вырезать имя Александра Исамбаева и не называть хаус. Типа сделать намек, а люди в комментариях все равно поймут. А какой в этом смысл? Я каждый день выходил из отеля с мыслями, не плеснут ли мне кислотой в лицо, а тут вся работа могла схлопнуться просто из-за того, что мы не называем главного злодея. И вдруг я понимаю: единственное, что может нас защитить, — это публикация расследования. Пока оно не вышло, если с кем-то из нас что-то случится, ты не докажешь ничего.
В общем, с руководством мы бодались, и я даже впервые позволил себе кричать. Потому что я скитался по отелям и боялся за свою жизнь. Никто не предложил мне обеспечить мою безопасность. На минуточку: Дина Саева и Карина Кросс мне предлагали охранника. Они, а не мой продакшен. Выпуск вышел, потому что я сказал своему руководителю: «Хорошо, если со мной что-то случится, моя кровь будет на твоих руках. Знай это». И я прекрасно понимаю руководство, они берут на себя гигантскую ответственность, и им даже тяжелее, чем мне.
Еще, кстати, один юрист говорил, что Ксюша должна быть абсолютно нейтральна к героям, чтобы никто никогда не мог доказать, на чьей мы стороне. Мы буквально на монтаже подрезали поднятую бровь. Этот выпуск в плане эмоций Ксюши мы сильно кастрировали. Все вышло, мы довольны.
Задачей выпуска было, прежде всего, не допустить повторения такой истории. Мы должны были донести до всех: хаус нужно закрыть, а человека навсегда отстранить от работы с детьми. Я считаю, мы этого добились. Конечно, было бы хорошо, если бы это вышло на какой-то законодательный уровень, но тут нас, к сожалению, подвело предвзятое отношение к блогерам со стороны государства: до сих пор же считается, что они все немного фрики, пранкеры, хайпожоры.
Когда ты нашел в себе силы выехать из отеля и вернуться домой?
3-4 января, когда мне позвонили с ресепшена в отеле и сказали, что мой номер отдали под заселение кому-то другому. Я вернулся домой, подзаперся и постепенно начал выходить из кокона.
Честно, не оправился до сих пор. Это очень тяжело не только с точки зрения угроз, но и с точки зрения того, что ребята доверили мне свою судьбу, в том числе медийную жизнь. Одновременно и хотели об этом рассказать, и боялись, звонили и сомневались, просили что-то убрать, потом это же вернуть. И ты во всей этой напряженке понимаешь: нельзя давать слабину, нельзя рыдать. Если зарыдаешь ты, то все полетит на хрен.
Как ты себя чувствовал в плане безопасности после выхода выпуска?
Пару месяцев назад меня спросили, не озираюсь ли я по сторонам. Нет, не озираюсь. В какой-то момент я просто собрался с силами и начал выходить из дома. После публикации нашего расследования мне писала — я об этом не говорил никогда — Екатерина Мизулина и предложила свою помощь. Потом по запросу какого-то депутата в дело вмешался СК. Тогда я понял, что, наверное, уже можно выходить на улицу. Сейчас я не то чтобы озираюсь, но, например, если сижу в ресторане и с кем-то болтаю, а мимо просто проходит человек, то это дискомфортно…
Ты берешь трубку, когда тебе звонят с незнакомого номера?
Чаще всего нет. В том числе из-за этой истории стал более интровертом — при моей-то общительности. Но нет, я не сижу дома целыми днями. Короче, четвертый психолог за год нормально работает. Считаю, что я вообще вышел из всего этого с наименьшими потерями, которые могли быть. И, к счастью, никто не пострадал.
На ваше расследование сняли тикток Гудрон и Черная принцесса, где насмехались над темой насилия.
Я помню еще, как Настя Тололомо сказала, что если бы Саша кого-то домогался, то наверняка выбрал бы кого-то посимпатичнее. Шутить можно почти над всем, но над тем, что 40-летний мужик трогает 16-летнего парня... Что касается Гудрона и Жени Дихтяренко, то мы с ними виделись потом на вечеринке, и я попросил их честно сказать мне, что в «Лимонаде» никого не трогали. Они такие: «Ну трогал, было такое». А там была такая история, что у них забирали паспорта, человек использовал все влияние, в том числе финансовое, материальное, жилищное. Так вот Гудрону на той вечеринке я сказал, что он, конечно, как угодно может высмеивать эту историю, но как бы мог испортить все расследование.
Были блогеры, которые тебя осудили?
Были те, кто не поверил. Например, Игорь Синяк, те же Гудрон и Женя Дихтяренко. Игорь говорил (естественно, не мне лично), что вся история с «Лимонадом» — гонево. Некоторые нас обвиняли в паразитировании на теме домогательств. Так или иначе, большинство поддержало. Все мои знакомые, планировавшие какие-то проекты с этим хаусом, после выхода выпуска разорвали с ним сотрудничество.
Ты сам сталкивался с домогательствами?
Один раз всплыла история, связанная с журналистом, который домогался других журналистов — имен называть не буду. Этого человека начали кэнселить. И тогда я вспомнил, что, когда мне было 15 лет, он, будучи уже на нормальном посте и являясь идолом для меня в журналистике, писал мне и предлагал всякие непристойности. Эта история меня никак не травмировала, но она и не сравнится с теми случаями, что я слышал от ребят — участников нашего спецвыпуска, да и не только от них. К сожалению, проблема домогательств от нас не уходит и вряд ли уйдет. Кстати, после выхода расследования мне Алена Блин лично сказала, что Super.ru вдохновились выпуском и стали продолжать эту тему. Так что наше дело живет, проблема важная, и я очень надеюсь, что мы сделаем на эту тему еще один хороший материал, когда соберемся.
Кстати, о хорошем материале. Ты писал, что до сих пор не оправился от расследования про «Лимонад». И все-таки: готовите ли вы еще какой-то спецвыпуск?
В той теме, что мы раскрутили, к сожалению, потребность есть. И есть определенные кейсы, в которых надо покопаться, чтобы понять, правда это или нет. Думаю, мы что-то сделаем, надо только чуть-чуть оправиться, встать на ноги, подкопить сил, чтобы замахнуться на нечто подобное.
Выпуск про «Лимонад» — это такая завершающая жирная точка, которую мы с командой поставили на «Пушке». После этого расследования хоть какая-то часть зрителей поймет, что вне зависимости от возраста о нежелательном внимании, которое кто-то проявляет по отношению к тебе, нужно трубить, обращаться за помощью. Такое внимание — не ок. Герои выпуска были настолько подвержены воздействию, что мне самому их приходилось убеждать: произошедшее с ними — плохо.
Истории ребят нашли отклик у многих. Ко мне часто подходили в барах и клубах подписчики и рассказывали свои истории. Я понимал: мы реально не зря сделали тот выпуск.
Андрей Петров однажды спросил Ксюшу Хоффман, какой выпуск «Пушки» для нее был самым напряженным. Она назвала выпуск с Инстасамкой. Что ты скажешь о себе?
Володя XXL и Андрей Петров — два человека с абсолютно разными ненаигранными позициями. Перед выпуском с Андреем приходилось разговаривать, надрессировывать, чтобы он не велся на провокации и оскорбления, не поддавался эмоциям, четко задавал вопросы. Ни одной слезы, ни одного грубого слова, только адекватность. Честно, когда мы записывали этот выпуск, воздух можно было резать из-за атмосферы взаимной ненависти.
Сложно еще было с родителями Насти Тропицель. Во-первых, мы долго договаривались. В итоге я поехал на похороны поддержать родителей, и каким-то чудом там удалось снять несколько моментов. А во-вторых, конечно, сложно записывать 3,5 часа интервью с убитыми горем, затравленными СМИ родителями. Тяжело было Ксюше: представь, они рассказывают тебе историю, на полке рядом транквилизаторы, а на монтаже ты — да простит меня папа Насти — убираешь пену, которая идет у него изо рта.
Еще была такая история. У нас было мини-интервью по телефону с мамой Марьяны Ро. Она мне рассказывала, как из-за поведения дочери хотела на себя руки наложить. Знаешь, почему не зашел тот выпуск? Нам просто не поверили, что это и правда мама Марьяны. Ведь это был телефонный разговор.
Ты писал в сторис, что про ментальные проблемы команда «Пушки» знает не понаслышке. У Ксюши, насколько я помню, были панические атаки. А у тебя?
А я вот сменил психолога, четвертого за полтора года. У меня нет какого-то поставленного диагноза. Не кричу, что у меня депрессия, потому что это немного несправедливо по отношению к людям, у которых правда этот серьезный диагноз. Скажем так: я сталкиваюсь с определенными ментальными вопросами, и «Лимонад», конечно, стал тут жестким катализатором. Моя нервная система и так была шаткой, а после этого расследования уж совсем.
В какой-то момент меня просто перестало на всех хватать. Я откладывал свои проблемы в долгий ящик, не обращал на них внимания, фокусировался на проблемах других — не строю из себя мать Терезу, если что. Убеждал себя, что все хорошо, и это сыграло со мной злую шутку: кончилось все тем, что я впал в апатию, засел дома, а при каждом пробуждении мучился вопросом: «А нахрена я проснулся?» Обратился к психологам. Столкнулся с некомпетентными терапевтами, которые с первого же приема прописывали антидепрессанты. Ведь посадить на таблетки проще всего. Безусловно, я не умаляю значение препаратов, но не с первого же приема их прописывать!
Как ты восстанавливался после расследования?
Мы ушли на новогодние каникулы, и я все праздники протусил, виделся с друзьями, ходил в бары, рестораны и вот это все. Потом пришло время выходить на работу, и я понял, что не могу: не хочу ничего, прямо выжат. «Лимонад» стал последней каплей. И уехал в Сочи — руководство, которое, к счастью, было понимающим, легко отпустило. Я просто решил, что должен месяц посвятить себе. По сути, весь январь пропил с намерением забыть тот ужасный месяц. Потом вернулся на работу, мы записали четыре выпуска: с Саррой, Владом Хошиным, Мари Сенн и Лизой Анохиной. Но на съемки я уже приходил с другим настроем: вся работа на «Пушке» напоминала мне обо всем том ужасе. Но важно: я нисколько не жалею о расследовании, мы все сделали правильно, мы молодцы.
Так что я принял решение уйти. Естественно, в первую очередь это нужно было обсудить с Ксюшей. Встретились, я ей рассказал про свое ментальное состояние, что меня убил выпуск про «Лимонад», что больше не могу. Да и более того, мы уже всех сняли. Последние полгода постоянно задавались вопросом: кого снимать? Я предложил Ксюше тоже уйти, просто в никуда. Она попросила время подумать. Уже потом я пошел к руководству, разговаривали мы два часа, и я плакал. Ксюша отвела какие-то выпуски, которые нужно было отработать по договору, и тоже ушла.
Безусловно, я думал, что делать дальше. Предложения мне всегда приходили, но первыми, кому я позвонил после ухода, стали ребята из Medium Quality. Реакция у них была быстрой: «Окей, давайте завтра встречаться, подписываться». Мы договорились об условиях и начали сотрудничать. Medium Quality ко всему максимально открыто подходят и не вмешиваются в контент, так что с ними очень круто работать.
Перед интервью мы с тобой немного обсудили «Пушку» и ты назвал Женю Гуцала (бывший генеральный продюсер Divico — компании, создающей «Пушку». — Прим. SRSLY) «вторым отцом». Почему?
Это правда. Он очень значимый человек в моей жизни. Понимаешь, Женя занимал супервысокую должность в Divico и, казалось бы, мог бы не разбираться в куче мелких проблем. Но он был вовлечен вообще во все. Я всегда знал: как бы и с кем бы я ни поссорился, я могу прийти к нему, он всех рассудит и всегда меня поймет. Женя всегда был на моей стороне, никогда не выстраивал дистанцию, общался на равных, но в пределах разумного — в общем, лучший руководитель. И к нему первому я пришел, когда мы решили делать расследование про домогательства в Lemonad House. Он просто сказал: «Делай».
И вот ты уходишь из компании, с «Пушки», а через какое-то время пишешь пост про то, как можно было «просрать такую ведущую, как Лиза Василенко», и про спорных героев. Кто из героев тебе показался спорным?
Например, Черная принцесса. Все из-за тех тиктоков, которые она снимала с Гудроном, где они смеялись над насилием. И потом я ухожу из «Пушки», и она чуть ли не первый персонаж, кого они зовут. Мне это показалось плевком в сторону всей нашей работы. Я считаю, если ты приходишь на место и до тебя там что-то сделали значимое, то ты должен уважать историю этого места.
По поводу Лизы Василенко. О том, что она будет ведущей, мы узнали на съемках «Стенки». Я еще тогда подумал, что это крутое решение: Лиза — очень неглупая девчонка, знает инсайды, вертится внутри блогерской тусовки. Понятное дело, не хватало немного практики, опыта, но это все наживное. Лизе оказалось сложнее всего, потому что она была первой после Ксюши и весь удар приняла на себя. Лунаком уже полегче, ее не особо сравнивают с Ксюшей.
Но зачем брать в ведущие Лизу, если к ней неоднозначное отношение?
Это, наоборот, классно. Условно говоря, вот сейчас мы выпустили выпуск про трансгендерных людей. Реакция аудитории разная, и в том числе нас критикуют в комментариях за то, что мы недостаточно широко осветили тему, не позвали каких-то героев. Считаю, что задача любого материала — чтобы о нем говорили. Как угодно — плохо или хорошо. Ксюша всегда говорит: «Тебя любят — это один поцелуйчик, тебя ненавидят — это два поцелуйчика».
Теперь о «Стенке». Олды ютьюба: почему ты решил подсветить тех, кто все это начинал?
А мы просто делаем выпуски про то, что интересует нас самих, что сами бы смотрели с удовольствием. Условно, про тех блогеров, которых я пересылаю в телеграме друзьям, мы ржем, кого-то хейтим, кого-то любим. С олдами все просто: люди любят ностальгировать. Это работает. И классно вытаскивать откуда-то из пыли тех героев, которых все помнят, но давно никто не видел. Стряхивать пыль — это клево. Люблю всякие выпуски со старыми мемами, преемственность поколений.
Затизери что-то.
Во-первых, опыт новогоднего выпуска нам показал, что присутствие зрителей в студии — это классно. Думаю, что во все следующие выпуски мы будем их звать. Хочется больше традиционного ток-шоу, реальных реакций от зрителей.
Но рано или поздно герои закончатся. Есть такой инсайд: возможно, будем брать, скажем так, не только блогеров в качестве героев. Сделаем упор на интересные аудитории темы, а не на звездные лица. Уверены, что нам удастся стать площадкой для какой-то дискуссии, объединить всех в одну студию.
Подписчики просили тебя позвать Юлика, а ты ответил: «Сейчас накопим на гонорар и обязательно». Он просил денег?
Да. Но мы никогда не платили гонораров. Я считаю, что, когда ты платишь гонорар герою, это создает искаженные финансовые…
Ты один раз платишь и создаешь прецедент. Другие тоже начнут просить деньги.
Да. А еще создается ощущение, как будто герой должен тебе отработать эти деньги, а на самом деле у него нет интереса к тебе и твоему ресурсу. Нет, я не критикую тех, кто платит, но, во-первых, у нас тупо нет столько денег, а во-вторых, классно делать проект, в который блогеры хотят прийти сами. Для блогеров просто стало престижно прийти на «Пушку». Если ты дал нам интервью, значит, ты топ.
Что касается Юлика, то его мы ждали очень долго, я писал его менеджеру, но нам отказывали, а потом он написал сам. Озвучил сумму, за которую готов прийти и рассказать вообще все, без стоп-тем. В итоге мы не договорились, и я пошутил: накопим на гонорар и позовем.
А есть какой-то герой, может, не российский, про которого ты бы сказал: «Да, накопим, сделаю все, чтобы найти эти деньги и он/она дал(а) нам интервью»?
Вот если бы Валя Карнавал с Егором Кридом запросили бы гонорар, я обил бы все пороги нашего руководства. Это было бы настоящее шоу, я мечтаю, чтобы они сели и рассказали, как все на самом деле произошло. И это купил бы любой рекламодатель: ведь их историю реально обсуждал весь интернет.
Если мы говорим про какие-то прогнозы в мире блогинга, то на что ты делаешь ставку в 2022 году?
Я прогнозирую падение просмотров и в принципе стагнацию длинных форматов. Мы немножко от них подустали, это очевидно. Как будто бы теперь в моде тайм-менеджмент, более ответственное отношение ко времени. Трехчасовой выпуск Дудя не вписывается в рамки тайм-менеджмента. Думаю, спрос на длинные форматы упадет в ближайшие год-два.
Давай честно, каким бы классным ни был тикток, он все равно про деградацию. Короткий формат — это упрощение. Если еще что-то прогнозировать, то, думаю, через год-два мы все уйдем в стримы. Будущее сейчас за ними.
Ты говорил про Таню Мингалимову, и я сейчас вспомнила про Надю Стрелец. Смотришь ее интервью?
Стрелец классная. Наверное, это пример того канала, где очень приятно наблюдать за ведущей, она так шикарно выглядит в каждом выпуске. Надя даже не столько харизматичная, сколько круто и правильно себя подает. Она немножко мышь на фоне крутого героя: тихая, незаметная в хорошем смысле, позволяет собеседнику раскрыться и при этом не перетягивает все внимание на себя. Особенно если сравнивать с Ирой Шихман, Дудем, Собчак. Стрелец — такая апгрейднутая Лаура Джугелия.