10. «Нас других не будет», режиссер Петр Шепотинник
Маленький фильм-коллаж из интервью и размышлений «больших людей». Сделано с любовью, скорбью и сочувствием не к тем, кто ушел (они давно стали фантомами, силуэтами, оставшимися на кинопленке), а к памяти, которую они после себя оставили в каждом из нас.
Фильм Петра Шепотинника — это не только портрет Сергея Бодрова-младшего, но и отблеск эпохи, немного наивной и искренней, как и обезоруживающая, полная теплой отзывчивости улыбка Данилы Багрова. Бесценные архивные записи чередуются с монологами тех, кто оглядывается на былое без сожалений, но после ухода героев картины из жизни, прежними уже не будут. Объять кинематографические и личностные миры Бодрова и Балабанова невозможно, но этого и не требуется — многое было (и будет) сказано, написано, осмыслено, разберутся и без нас. Прямая речь: здесь говорят Бодров, Балабанов и щемящее одиночество, которое заняло их место на Земле. «Нас других не будет» позволяет сделать несколько иллюзорных шагов по извилистым горным тропам Кармадона к правде и истине. Но, как полагается в таких экспедициях, понимание чего-то важного придет в разговоре с самим собой.
Где посмотреть: PREMIER
9. «День мертвых», реж. Виктор Рыжаков
Коллективная память как долгое путешествие по провинциальным городам и весям в надежде обойти все могилы предков за один уик-энд. Пробудить призраков легко, достаточно разбередить семейные раны. Эпоха задает не только контекст, но и роли. Жертвы и палача. Работяги и бездельника. Человека, которым семья гордится, и того, кого принято не вспоминать.
В споре поколений истина не рождается. Как относиться к проступкам (и преступлениям) всех праотцов, решительно непонятно. Те, кто моложе, измучены чувством глобальной несправедливости и смириться с прошлым не могут. Те, кто постарше, стараются прощать и каяться (получается едва ли). «День мертвых» — роуд-муви, дебют театрального режиссера Виктора Рыжакова со всеми остановками. Спектакль на двоих с избыточно литературным текстом и ощутимым авторским комфортом в эпизодах, которые легче представить на сцене, чем на большом экране, и растерянностью во всем остальном. Впрочем, есть в этой истории спорящих, но нежно любящих друг друга матери (Агриппина Стеклова) и сына (Александр Паль) неподдельная эмоция, понятная каждому по-своему (в зависимости от масштаба внутрисемейных конфликтов. Злишься, куксишься, но обижаться не можешь — ведь родные люди.
Где посмотреть: PREMIER
8. «Расторгуев», реж. Евгения Останина
Терапевтическое эссе, посвященное убитому четыре года назад в ЦАР кинематографисту Александру Расторгуеву. Автор — вдова режиссера Евгения Останина. Обрамление — выдержки из чата WhatsApp возлюбленных накануне трагедии. Контекст задает сакральные смыслы. Прозвучавшие (отправленные) нежные слова ощущаются острее, чем когда-либо. Эти сообщения — то, чего нельзя не сказать друг другу и в снег, и в стужу, и на раскаленном африканском солнце.
Сам Расторгуев на протяжении двух часов хронометража также говорит и молчать не может. Такова природа и характер, за это и любили, сколько бы режиссер ни крыл собеседника матом, поучая, наставляя, искренне огорчаясь (особенно когда кто-то воспринимал кино не как искусство, нацеленное на спасение человечества). «Не нужно быть Толстым, чтобы пользоваться большим методом». «Журналист — тоже писатель». За каждой максимой кроется ощущение непрозвучавшего откровения, затерявшегося в череде монтажных фраз.
Что можно узнать о Расторгуеве из фильма? Он любил «Таинственный остров» Жюля Верна. На экране его интересовало «открытие боли» и отсутствие табу. Ему нравился «дождь и все такое…» Казалось бы, штрихи к портрету, но именно из таких мелочей и складывается объемный, дышащий, живой и непременно сложный образ (простыми такие люди не бывают). Шум и ярость. «Расторгуев» — это череда отрывков (кино, жизни) то лирических, то громогласных. Фильм Останиной, что называется, «лишен кожи»: стоит притронуться, попадешь в нерв. Таков был взгляд Расторгуева, в котором одинаково уязвимы и ранимы были как московские небожители, так и уставшие краснодарцы из маленького городка Апшеронск.
Где посмотреть: «Кинопоиск»
7. «Мама, я дома», реж. Владимир Битоков
Водитель автобуса Тоня (Ксения Раппопорт) теряет на войне в Сирии своего сына-контрактника. По крайней мере, так говорят мужчины в кителях из серых кабинетов. Женщина смириться не может, верить на слово отказывается и без лишних раздумий возвращает положенные за гибель бойца деньги. Все вокруг просят Тоню заткнуться, но только разжигают в ней праведный гнев. Вскоре на пороге ее дома возникает молодой человек (Юра Борисов) и представляется сыном.
Нальчик сквозь тусклое стекло рейсового автобуса. «Плачу и смеюсь я». Фильм крайностей, написанный на языке русской народной сказки. Иносказательный: сын/не сын — не так важно, близость меряется подвигами и поступками. Назидательный: каждому по невыученному уроку жизни. Озорной: чиновники, разглагольствуя о бывавших генсеках в заброшенном ныне санатории, пугаются осыпавшейся в тот же миг штукатурки, из-за которой выступает лик Сталина. Россия, как заколдованный лес. Юра Борисов играет здесь богатыря, замаскированного под обыкновенного простака. Будут злодеи, будут и свершения. Обойтись можно и своими силами, без «волшебника в голубом вертолете» (московских важных гостей, которых весь фильм ждет местная администрация).
Где посмотреть: в прокатных планах пока не значится.
6. «Летчик», реж. Ренат Давлетьяров
Волки, немцы и мороз. Зима 1941-го. После неравной воздушной битвы летчик Николай Комлев (Петр Федоров) экстренно посадил свой Ил-2 посреди поля. До Большой земли далеко, территория оккупирована, остается выживать: прихрамывая (пуля попала в ногу), в голоде/лишениях и без особых шансов на успех.
Режиссер Давлетьяров продолжает традицию нового советского кино. На войне все частное — общее (от побед до поражений). Любая история героя — коллективный путь, преодоление и подвиг людей на местах. Тем, кто выживает, остается только соответствовать. Изможденный Комлев храбро отстреливается от дикой живности (и не менее одичавшего врага) и, не жалея себя, ныряет то в прорубь, то в сугроб, но большую часть своих мучений проводит в отключке. Воля высшая приравнивается к совести, «своих не бросаем» и прочие скрепляющие девизы разыгрываются режиссером без тени фальши, с неизменным внутренним достоинством. Также как и в давлетьяровских «А зори здесь тихие…», случай правит и улыбается герою Петра Федорова. Сложно найти артиста, умеющего скрывать физическую/душевную боль со стиснутыми зубами также благородно и непринужденно.
Где посмотреть: «Кинопоиск»
5. «Прабабушка легкого поведения. Начало», реж. Марюс Вайсберг
Фольклорный универсум Марюса Вайсберга. Действительность «анекдота» — переиначенные инфоповоды с первых полос вчерашних газет в интерьерах эпохи застоя. «Старичок» или некий китайский грипп, которым накануне закрытия московской Олимпиады заболел Лев Лещенко, — маячки начала двадцатых. По фильмографии Вайсберга карабкаешься, как по лесенке-летописи. Нулевые отлились позолотой в экранной вариации похождений Шуры Осечкина aka Штирлица («Гитлер капут!»). Начало десятых — в приключения поручика Ржевского («Ржевский против Наполеона») . Позже за чередой ромкомов (не только о временах, но и нравах) материализовался травести-образ бабушки, в которую на протяжении трех фильмов вынужден наряжаться мелкий аферист в исполнении Александра Реввы.
Предыдущая часть «Бабушки» апеллировала к пенсионной реформе, финансовому кризису и блокировке телеграма. В триквеле-приквеле Вайсберг ищет точки соприкосновения между ясным «сейчас» и туманным «тогда». В этом безумном карнавале сплелись КГБ и ФСБ. Молодые Лепс и Киркоров. Обязательный брежневский поцелуй. «Жестокий романс» как застольный новогодний фильм. Зыбкость гендерной самоидентификации. Пародия на шпионские будни. «Интурист» как кузница опасностей для советской жизни (везде шпионы). Все в мире «Прабабушки» абсурдистски-неправильно (и знакомо), но никакого снобизма: действительно смело и смешно.
Где посмотреть: ivi
4. «Папа», реж. Валерия Гай Германика
Итальянские каникулы Валерии Гай Германики и ее семьи. Восьмидесяте разговор режиссера со своим отцом Александром Брауном (91 год!). Море, солнце, пляж. Брюзжание, ворчание и капризы по обе стороны поколенческого барьера. Все как у людей.
Отпуск — это неспроста, отпуск — это навсегда. Остросюжетная жизнь в итальянских широтах. Трагедия (Брауна эвакуируют на вертолете в больницу) и спасение. Шепоты и крики. Спонтанные приступы нежности и обиды. «Папа» — модель семьи через призму травмы: недолюбленности, недосказанности, ноющие потери. Страхи взрослых продолжают томиться в их детях — жизнь как «родовая травма». Фильм Германики сродни фотоальбому, который режиссер, наконец отложив кинокамеру, листает ближе к финалу вместе с отцом. Но «Папа» — значительно больше, чем сборник движущихся картинок, «снимающих» образ реальности. Германика фиксирует состояния любви, невозможной без боли, потому что пожилые люди склонны к упрямому протесту также, как и подростки. Каждый эпизод/фотоснимок — и комическая/драматическая сценка, и вывод, и урок. Германика при внешней невозмутимости ее (кино)взгляда сентиментальна. И сколько бы герои на экране не пересобирали/обсуждали прошлое, останется только нежность друг к другу. Очень живо, тактильно и смешно. Иногда сквозь слезы — а как иначе?
Где посмотреть: Okko
3. «Продление жизни», реж. Дмитрий Фалькович
Метафизические проблемы белых людей. Кинорежиссер и венчурный инвестор Дмитрий Фалькович размышляет о вечном. (Не) сиквел его предыдущей картины «Иванов», герой которой (версия 2.0) обитает в сонном лондонском чистилище, убеждая обеспеченных людей вложиться в стартап по продлению жизни. Собеседники смущаются: ежедневно завтракать блинами с черной икрой здорово, но провести так больше сотни лет все-таки утомительно.
Комедия положений, продиктованных обстоятельствами. Постдок, в котором постановщиком выступает не Фалькович, а некая воля свыше (которую, в общем, легко спутать и с режиссерской). «Я это все устроил, вообще все», — признается герой собственной супруге после того, как под их окнами разразился праздничный салют. Так Фалькович подытоживает и свой фильм, сочиненный, кажется, интуитивно. Оттого он вышел необременительно легким, сродни торжественной пьяной посиделке с добрым другом. Москву любить легче, когда она за лесами, горами и пограничными постами. Тоска по родине отзывается в обращенных к сыну просьбах прочесть мемуары Толстого и в легкой ухмылке при просмотре репортажа о том, что на Тверской опять вздулась плитка. Если «Иванов» был посвящен влечению к смерти, то «Продление» — влечению к жизни. Бессмертие мнимое (Фалькович в кадре заботливо потирает награду от Forbes) сменяет истинное — кинематографический акт искусства. Обратиться к вечности легко, достаточно посадить дерево. Начни с себя и своего двора.
Где посмотреть: в прокатных планах пока не значится.
2. «Купе номер 6», реж. Юхо Куосманен
Девяностые. Студентка Лаура (Сейди Хаарла) собирается в путешествие. Пункт назначения — Мурманск. В программе — петроглифы. Наскальные рисунки интересуют девушку постольку-поскольку, ее истинная страсть — Ирина (Динара Друкарова). Они должны были поехать вместе, но представительницы московской богемы, как правило, болезненно безразличны. Ирина в последний момент от поездки отказывается, теперь Лауру ждет койка в купе и несколько дней и ночей в обществе нетрезвого (за редким исключением) шахтера Лехи (Юра Борисов).
Каннский лауреат, самый трепетный краудплежер года. Кто единожды ездил в поездах — поймет, узнает и вздрогнет (вне зависимости от симпатий к картине). Особенности национальных железнодорожных перевозок. Анатомический рисунок русской души. «Купе» приятно (не без удивления) хвалить в контексте заботливого и учтивого взгляда «оттуда». Речь в фильме родная, характеры не без преувеличений, но прописаны любя. Юра Гагарин и Юра Борисов — простые парни с нашего двора, заразительной улыбке которых нельзя не поверить (не устоит ни Лаура, ни зритель). «Купе» — кино про то, что сложности коммуникации чувствам не помеха. Двум одиночествам достаточно встретиться и всего за несколько дней они изобретут свой «птичий» язык, безукоризненно понятный и по-детски трогательный (примерно как наскальные рисунки).
Где посмотреть: PREMIER, «Кинопоиск»
1. «Медея», реж. Александр Зельдович
Однажды бизнесмен Алексей (Евгений Цыганов) завел молодую любовницу (Тинатин Далакишвили). Адюльтер затянулся. Появились ангелочки-дети. Когда «действующая» супруга бизнесмена сошла с ума (и состарилась), мужчина наметил переезд в Израиль, а вторая семья стала первой. Дальше — ничего кроме боли и страданий, все по заветам Еврипида.
Портрет женщины в огне. Портрет мужчины на фоне земли обетованной. Фильм Зельдовича — универсальное высказывание обо всем, что касается любви. О чувственном голоде, который порой сильнее здравого смысла и любых инстинктов. О том, что время, может, и разрушает все, но люди справляются с этим значительно быстрее. О том, что «маленькой смерти» недостаточно, чтобы переродиться и тем более дышать полной грудью. Печальная участь главной героини в том, что все повторяется и никуда от этой цикличности не скрыться. Безграничное счастье не может длиться вечность. После молодости приходит зрелость, какими самодельными антивозрастными кремами не мажься. Знание — не лекарство, а повод исчезнуть. «Медея» поэтически буквальна. Героиня обещает съесть сердце своего Леши и не отступает. Тайна, к которой Зельдович приближается сам и подводит зрителя, одновременно проста и сакральна: однажды увидев, уже не забудешь. Отражение вечности в зеркале, солнечным зайчиком скачущее по зрительскому лицу. «В лунном сиянии снег серебрится», даже если вокруг — дюны.
Где посмотреть: «Кинопоиск»