Зинаида Пронченко очень смешно написала в Facebook про мужчину, который после вашего интервью Юрию Дудю подошел к вам и извинился, что еще не смотрел. Какие самые странные общественные реакции до вас доходили после выхода видео?
Реакций куча, но хвастаться ими нескромно. Количество проклятий, которые я получаю из самых неожиданных мест, возросло пропорционально количеству восторгов. И то и другое я нахожу милым и смешным. Потому что если кого-то за этот разговор стоит хвалить — то только Дудя, потому что все изложенные мной «мудрости» (не забудьте поставить кавычки) я повторял тысячу раз в тысяче других интервью. Но ему удалось здорово их объединить под одной крышей и представить сказанное широченной аудитории, которая о моем существовании даже не знала.
Самое шокирующее для меня — когда некоторые люди пишут, что смотрели интервью несколько раз. Лично я бы два с половиной часа и один раз не осилил. Но, видимо, у кого-то есть такая потребность, и это мне еще лишь предстоит осмыслить.
Вы сказали, что вам пишут проклятья. А вот если посмотреть комментарии в ютьюбе, то общественное мнение провозгласило Антона Долина добрым, умным и интеллигентным. И этот флер так же сильно распространен среди ваших коллег. Но какие у вас минусы? Что в себе раздражает?
Я не добрый человек. Это иллюзия. Я, скорее, хороший. Но это не одно и то же. Ведь что такое быть хорошим? Это значит быть порядочным. И это не дар какой-то. Быть порядочным по силам каждому.
Я вообще не верю в чистое добро и зло, но верю в карму. Карма — это такая комната с белыми обоями. Каждый раз в течение всей жизни, когда ты думаешь, делаешь или говоришь гадость, белые стены покрываются пятнами. И ты начинаешь жить в уже запачканной комнате. Это как «Портрет Дориана Грея». Понятно, что обои замараются в любом случае — но насколько сильно, зависит только от тебя.
Поэтому я не добрый. Более того, огромное количество моих близких, включая семью, вам расскажет, что я вредный, раздражительный и совсем необаятельный. Порой перетягиваю на себя все внимание, начинаю чересчур много говорить и не даю вставить никому слова. В общем, в мире довольно мало людей, которые способны так же сильно взбесить окружающих, как это порой делаю я. Но мне уже скоро 45 лет, и менять себя я не хочу. Я, конечно, постоянно работаю над самообразованием и культурным потреблением, но становиться услужливым, милым, хотя бы начать одеваться прилично — это уже не в моих силах. С другой стороны, какие-то крупные недостатки вроде трусости, лживости, подлости я в себе нещадно истребляю.
К слову, о доброте: я тут вспомнил Пиноккио. Там был персонаж Манджафоко — владелец кукольного театра, который мучил своих подданных. Но когда он расчувствуется — сразу становится добряком, дает Пиноккио золотые монеты и отпускает на все четыре стороны. Многие злодеи любят вдруг немотивированно простить своих врагов, кого-то пожалеть… повторюсь, это вообще не про меня.
Я задам вам тогда нескромный вопрос. Если взять ваших коллег, например, некоторых молодых кинокритиков или конкретно Марию Кувшинову, с которой вы долго дружили, вырисовывается недовольство вами по двум конкретным вопросам: Антон Долин — традиционалист и мизогин. У вас есть какие-то комментарии на этот счет?
Мне дико трудно говорить о себе со стороны. Пусть этим занимаются другие люди. Если бы мы были в суде, я бы, конечно, стал защищаться. Да и то взял бы лучше адвоката... Но вот по поводу «мизогина». Мизогин — это женоненавистник. Должен ведь быть какой-то факт, который доказывает, что я ненавижу женщин. Обвинение в мизогинии достаточно веские, они должны хоть на чем-то основываться. И я правда не понимаю, на чем они базируются по отношению ко мне. Поэтому подозреваю, что мой конфликт — отмечу, что односторонний — с Машей имеет не гендерную, а личную подоплеку. Иначе сложно объяснить, почему я не конфликтую с моими коллегами в «Искусстве кино»: Зарой Абдуллаевой, Еленой Михайловной Стишовой, Ниной Цыркун, Алисой Таежной, Зиной Пронченко. Они ведь все женщины. Не буду даже говорить про своих подруг — их у меня куда больше, чем друзей-мужчин. Знаете, антисемиты говорят иногда: «Да у меня даже есть друг-еврей!» Но у меня-то не «друг», а фактически все окружение. Всю жизнь я окружен женщинами, работаю с женщинами, общаюсь и дружу с женщинами. Конечно, Кувшинова об этом знает. Дело точно и не в «Дау». Уже после того, как я восхищался этим проектом, а «Искусство кино» посвятило ему специальный номер, мы вполне дружелюбно общались с Машей, она преспокойно публиковалась у нас. В двух номерах из шести за год вышли ее статьи: о «Портрете девушки в огне» и «Чернобыле». Дело, наверное, в личной неприязни, причина которой мне не вполне понятна. Ну, как я уже говорил, я многих раздражаю. В любом случае, никого переубеждать не стремлюсь. За меня говорят мои тексты, поступки и круг общения.
Антон, вы, очевидно, являетесь лицом российской кинокритики. Поэтому мой вопрос сейчас будет касаться самореализации. У вас она удалась? Или есть куда расти?
Отвечу двойственно. Я реализовался очень давно, но никогда не стремился к успеху и богатству. Я просто человек, который полон любопытства и продолжает двигаться по жизни.
Каждая книга, фильм, поход в театр вызывают во мне сильные эмоции, которые я вкладываю в свои тексты. Поэтому да, реализовался давно, но это бесконечный процесс, и нет причин его прерывать.
В 2020 году вы написали и выпустили книгу про «Твин Пикс». Во-первых, поздравляю! А есть уже идеи для новой?
Три-четыре. Но я никогда не тороплюсь, и, возможно, они никогда не появятся. А может, и напишу!
Вы записываете свои идеи? В дневник или в заметки.
Нет, идеи не записываю. Вот когда идея обрастает планом — тогда да. Понимаете, у меня такая логика: если мысль из головы быстро выветрилась, потеряла свою привлекательность — значит, и реализовывать ее не нужно, оно того не стоит. А если идея хороша, то она меня не покинет много лет.
Хотел поговорить с вами подробно про 2020 год, и первое, что пришло в голову, это Венецианский кинофестиваль в разгар пандемии. Я говорил о нем с режиссером «Конференции» Иваном И. Твердовским. Теперь интересно узнать, как оно было с вашей точки зрения.
Было меньше прессы, фильмов, гостей. Но кино все равно родилось — по-моему, это главное на любом фестивале. Ощущения в моменте были неуютные. Довольно тяжело провести весь день в маске, быть под постоянным контролем. Например, на каждом сеансе ты мог находиться на строго зарезервированном для себя месте, чтобы в случае заражения ковидом также изолировать всех, кто сидит рядом. Знаете, обычно едешь на фестиваль с покалывающим чувством вины. Мол, больно хорошо живешь: в Венецию поехал кино смотреть, а рядом море плещет, можно налить себе апероль и чувствовать себя в немного ином мире. Сейчас, наоборот, к вышеописанной радости примешалось чувство тревоги и понимание того, что ты оказался в чужом мире, который, плюс ко всему, представляет конкретную угрозу для здоровья и даже жизни.
В любом случае, это был уникальный фестиваль, и я думаю, что такое не повторится никогда. Эти ощущения, конечно, перевешивают страх остаться на карантине в чужой стране.
Из-за коронавируса Берлинский кинофестиваль пройдет полностью онлайн. Как думаете, если в таком же формате будут проведены Канны, это можно считать поражением?
Для Канн — конечно. Ведь этот фестиваль славится своей непреклонной позицией: показывать и смотреть кино на большом экране. Пройдет все онлайн или снова будет перенесено, я не знаю, и они тоже, уверен, не знают. Провести фестиваль без толп прессы, звезд и лучших фильмов на Земле будет для них недопустимым компромиссом.
Лично я всегда предпочту кинозал условному Netflix. Но если такой возможности нет — все же мы переживаем эпидемию, ситуация тяжелая, жизни под угрозой — буду смотреть фильмы онлайн. Это ведь временные меры. Уверен, что, когда коронавирус закончится, люди вернутся в кинотеатры, хотя движение в сторону увеличения домашнего просмотра, конечно, тоже будут. И пусть!
Давайте подведем итоги года. Можете сказать, что самое ценное вы приобрели благодаря ему?
Впервые в жизни я ежедневно провел полгода с семьей: женой, двумя детьми и собакой. Такого не было никогда. Я всегда постоянно куда-то ездил: учеба, потом работа, командировки. Так что 2020-й стал очень интересным эмоциональным и интеллектуальным опытом, который мне еще предстоит осмыслить. Это самое главное, но есть еще менее существенные вещи. Я посмотрел огромное количество сериалов, устроил себе ретроспективы Ренуара, Бунюэля, Орсона Уэллса, много слушал американский джаз и впервые в нем разобрался, прочитал огромное количество книг, в частности «Декамерон» в переводе Веселовского. Ну и написал книгу про «Твин Пикс»! Если бы не было самоизоляции, то я бы не смог этого сделать. План предполагал ежедневный просмотр одной серии (всего их 50, если считать фильм «Огонь, иди со мной»), после которого я сразу же писал посвященную ей главу.
А какой сериал из просмотренных за этот год вам запомнился больше всего?
Это скучный ответ, но правдивый. Сериальная версия «Фанни и Александер» Ингмара Бергмана, которую я пересмотрел с блокнотом. А из того, что не видел, — «Гравити Фолз» по совету младшего сына.
И про книги. Вы — человек литературы, и это предмет отдельного разговора. Но назовите, пожалуйста, одного современного автора, которого надо знать.
Норвежский писатель Карл Уве Кнаусгор, автор цикла романов «Моя борьба». Две книги из шести уже переведены на русский. А в англоязычном мире все они давно стали бестселлерами. Это такой нескончаемый автофикшн про писателя, который пытается написать роман, но выходит не то, что он хочет. Очень реалистический, но в то же время постмодернистский текст. Он круто написан и придуман. По-моему, любой неравнодушный к литературе человек обязан хотя бы попробовать это прочитать.
А что самое дорогое у вас забрал 2020 год?
Свободу перемещения.
Вы можете сформулировать одну мысль, которую поняли для себя или про себя в этом году?
Отвечу банально. Жизнь продолжается до тех пор, пока ты жив. Очень часто нам кажется, что жизнь кончилась, когда мы потеряли работу, расстались с любимым человеком, потерпели неудачу или потеряли деньги. Все это, конечно, тяжело. Люди даже кончают с собой по любой из вышеназванных причин. Но на самом деле пока человек продолжает жить, в его существовании остается смысл.