О съемках в Киргизии, браке и фатализме. Интервью с Викторией Толстогановой

«На дальних рубежах» можно интерпретировать по-разному. Есть и религиозный аспект, есть и мотив фатализма. О чем этот фильм для вас? 

Мне в этой истории дороги скупость и минимализм. Так бывает, что происходит в жизни то, чего не должно было быть. Судьба схватила мою героиню за хвост и подсунула чувственное искушение. Если бы Мария знала, к чему все это приведет, изменила бы она? Не думаю. Да и измена бывает разной. Назвать изменой ее поступок можно только после долгого разговора с собой, в зависимости от того, как человек понимает, что такое плохо. Режиссер фильма Максим Дашкин в этом смысле занимал жесткую позицию. Он говорил, что за измену должно быть наказание, и я согласилась: ну да…, а почему нет? 

Ваша героиня воспринимает изменой поцелуй. Вы думаете, эта история происходит с ней как ответ на ее отстранение от супруга? 

Вы думаете о том, что ей стоило подумать, что она не любит…

Да, что это ответ на сомнение. 

Супружество — сложная история. Я взрослый человек и понимаю, что, находясь в браке много лет, можно отдаляться, приближаться, чередовать сложные периоды, потрудиться пережить их. Все возможно. Есть божественные подарки судьбы, которые дают паре прожить в любви, и это величайшая награда. С другой стороны, если бы не было измен, не было бы других примеров великой любви. Ведь результатом измены становятся  встречи людей, которые не оказались бы вместе, если бы не расстались с прежней парой. Но это уже нюансы. Мне кажется, что измена — это страшный поступок. И сложнее, в каком-то христианском смысле, тому, кто изменяет. У того, кому изменили, есть возможность простить, хотя это и безумно больно.

В любом случае секс обладает огромной разрушительной силой.

Секс — самое желанное и самое страшное, что есть в мире. Это крест, который мы несем. Очень больно, когда тебе изменяют. Очень больно, когда ты понимаешь, что ничего не мог сделать и изменил. Это обоюдное страдание. Героям фильма уготовано получить наказание за причиненную друг другу боль. 

Чаще всего измену оправдывают поиском свободы и счастья.

Да, но это ничего не меняет. Действие нашего фильма происходит в Киргизии. Там мы и снимали. Это очень далеко, там сильные ветра и не очень комфортные условия для жизни. Но я искренне считаю, что и в этих условиях можно быть счастливыми. Потому что счастье черпается не из внешних вещей, а изнутри. Мне всегда больно за пары, которые расстаются. Испытание предательством это самое страшное, что уготовано человеку. И мне очень жалко тех, кто через это проходит. Большинство людей очень слабые, они не могут противостоять своим чувствам и желаниям. Но я знаю и тех, кто способен противиться. Их единицы, но так и должно быть. 

Ваша игра в фильме построена на отчуждении. В кадре вы существуете в обстоятельствах? 

Думаю, да, в жизни я совсем другая. Мне очень нравилась скупость в проявлении чувств моей героини. Такое существование в кадре привлекает меня намного больше, чем эмоциональные всплески. И если бы можно было сыграть эту роль еще раз, я вообще лишила бы свою героиню эмоциональности. Я завороженно смотрю на безэмоциональных женщин или мужчин. Хочется сразу спросить: ты в этот момент разве не испытываешь чувств? Не раздражаешься? Что происходит в твоей голове? Я раньше думала, что реакция обусловлена силой происходящих событий. Ничего подобного. 

Находите общие черты со своим персонажем? 

Я ее понимаю. Понимаю движения ее души. Женщине вообще не очень легко в этом мире. Мужчине природой дана большая сила. Это обидно, конечно. Женщине дано единственное, в чем она может соперничать с мужчиной, — она может быть как трава: расти, подстраиваться, выдержать что угодно. Если мужчина может силой открыть дверь, то женщина способна через эту дверь просочиться, и это ее единственное спасение, иначе вообще без шансов существовать в мужском мире. Даже если мир сейчас становится женским, кажется, что нам отвечают: «Мы позволили вам сделать его женским». Свою героиню я правда понимаю. Да, случилось страшное. Да, ты виновата. Но она проснется, и будет следующий день. А у ее мужчин уже не будет. Когда я в финальной сцене смотрела на дом прощаясь, Максим Дашкин просил, чтобы я улыбнулась. И я сказала: «Макс, я не могу улыбнуться, у героини горе, еще двух недель не прошло». Максим же просто хотел этим сказать, что героиня, даже после того, что она пережила, уйдет и будет жить дальше. 

Вы готовы к радикальным трансформациям на экране? Например, недавно неожиданный образ был у вас в «Колл-центре». 

Всегда была открыта, а сейчас особенно. А чего терять? Это круто, на самом деле. 

Вы самокритичны к себе? Награды как-то влияют на оценку собственной работы?  

Единственный человек, которому я верю и который трезво (настаиваю на этом слове) и правильно может оценить мою игру, — я сама. Я не верю никаким мнениям и оцениваю себя намного жестче, чем окружающие. Когда меня хвалят и говорят, что я сделала свое дело качественно, это хорошо. Но если я понимаю, что справилась плохо, меня никто не переубедит. Награды ничего не меняют. Это приятно в моменте. Но, если я не получаю награды за хорошую роль, однако внутренне понимаю, что была достойна, — это для меня главное. А если я чувствую, что в полученной награде есть какая-то натяжка, я принимаю ее, но не верю. Верю себе и, конечно, режиссеру, с которым работаю. 

Придумываете биографию персонажа? 

Стараюсь. Максим — дотошный режиссер. Просил вести дневник. Даже подарил мне молескин, чтобы я вела его. Но я была двоечницей и не делала этого. Очень много думала о своей героине, что-то придумывала. В кино это проще, в сериале сложнее заставить себя этим заниматься и режиссера тоже. У Макса же было много времени для внутренней подготовки, как и у меня. Мы думали, как живет моя героиня, о чем думает, что ест на завтрак…

При просмотре провел любопытную аналогию, вспомнил «Раскаленную субботу». Там историю, нравы, поведение героев определяло место. Здесь же, при схожих обстоятельствах любовного треугольника, происходит совершенно другая история. Заряжало ли вас какой-то энергией место, где вы снимали? 

Очень. Не было бы этого места — Балыкчи, фильм был бы совсем другим. Мне кажется, «На дальних рубежах» как кино состоялось. Оно может нравиться или не нравиться, оно держит в напряжении, не отпускает, и мне кажется, что на 70% это происходит благодаря месту, где мы находились. Мне в голову не могло прийти, что такое место на свете есть. Там какое-то сочетание несочетаемого. Невозможно себе представить, как живут люди в Балыкчи. Там много домов разрушены, словно после бомбежки. Но, стоит отойти на несколько километров, увидишь невероятной красоты природу. С этим ветром, цветами гор. Русские жители, с которыми мы говорили, подмечали, что «если здесь идет дождь, значит, в Бишкеке сейчас сильный снег». Они от природы зависят полностью. Когда ты видишь эти несочетаемые вещи, рождается что-то третье, какой-то новый смысл. Например, мы снимали, и вдруг из ниоткуда появлялся красавец-мальчик верхом на ишаке. Ты сразу думаешь: «Это сказка?» Но это также очень одинокое место. Я не хотела в Москву, когда находилась там. Но сейчас смотрю на фотографии и думаю о том, как в этом месте легко умереть от одиночества. Если бы мне сказали: «Проживи там год», я бы выжила, конечно, но это было бы сложно. 

Для этого нужно там родиться, наверное. 

Да, конечно, но наши персонажи не родились там, поэтому им и нелегко. Вся трагедия происходит накануне их отъезда в Рязань, где все проще и роднее. Однако в последние две недели случается то, что случается. Но есть еще и сын моей героини, он точно уедет. 

Есть какая-то надежда…

Какая-то надежда всегда есть!