Женская тема в Венеции предсказуемо звучит на каждом сеансе. Альберто Барбера в стартовой пресс-конференции с гордостью объявил количество женщин-режиссерок в конкурсе. Времена меняются, хотя с экрана героини обрушивают на зрителя все те же ламентации — в обличии женщины жить ох как непросто.
Ванесса Кирби, демонстрировавшая мучения и физиологического, и эмоционального спектра во «Фрагментах женщины», подверглась новым страданиям волей Моны Фастволд в «Этот мир придет». Действие картины разворачивается на фоне эпических пейзажей американской глубинки. На календаре 1856 год, февраль месяц. Эбигейл (Кэтрин Уотерстон) умеренно несчастлива в браке с Дайером (Кейси Аффлек), просвещенным джентльменом-фермером: судьба-злодейка не дала ему реализовать себя на естественнонаучном поприще и, вот он вместо того, чтобы склоняться над книгами, гнет спину над разными сельскохозяйственными агрегатами. Пара год назад потеряла дочь, умершую от дифтерии. Траур по меркам эпохи — непозволительная роскошь. Супруги замалчивают травму, Эбигейл вынуждена делиться своей болью лишь с дневником. Так, под поскрипывание гусиного пера и вой ледяного ветра коротают эти, по сути, чужие друг другу люди жизнь. А другой у них не будет.
Диспозиция резко меняется с приездом в соседнее поселение молодоженов Финни (Кристофер Эббот) и Талли (собственно, Кирби). Талли — полная противоположность Эбигейл. Она пышет жизнелюбием и любопытством, ее фарфоровая кожа и копна рыжих волос излучают волшебный внутренний свет.
Фастволд, выступившая соавтором сценариев «Детство диктатора» и Vox Lux Брэйди Корбета, определенно знает толк в киногении. Но плетет эту волшебную материю, увы, из сюжетных нитей и декоративных текстур — банальнее не придумаешь. Примерно те же реалии, с иронией показанные Келли Рейнхардт в «Корове», абсолютно хипстерские по духу сожаления о безвозвратно канувшей в небытие американской идиллии — у Фастволд почему-то рассказаны с неуместным пафосом и каким-то совсем уж карикатурным восхищением предметным миром олдскульных времен. Режиссерке кружева и бархат чуть ли не интереснее героев, форма явно превалирует над содержанием. Фастволд уголок свой убрала цветами и подолгу любуется на получившиеся флористические композиции.
Возникшее между товарками чувство — то ли от восторга, то ли от безысходности — разыграно исключительно политически. Со второй половины фильм превращается в методичку по феминизму. Домашнее насилие? Есть. Эксплуатация женского труда? Есть. Принуждение к супружеским обязанностям? Разумеется. Лидия Чарская тут идет рука об руку с Розой Люксембург, вызывая у зрителя когнитивный диссонанс. Фастволд борется за права или сдувает пылинки с фарфорового сервиза? Взять верную ноту ей так и не удается. Этот мир, в котором на женской теме будут не только спекулировать, если и придет, то не скоро.
Несколько изысканнее проходят поиски недостижимого гендерного равноправия в картине Сузанны Никъярелли «Мисс Маркс» — условном байопике дочери великого бородача Элеоноры. Сам Маркс в исполнении немецкого режиссера Филиппа Гренинга возникает на экране лишь дважды, в мимолетных флэшбеках в не такое уж и безоблачное детство. Рамола Гарай убедительна в роли протоэмансипе, несмотря на отцовские заветы, попавшей в сети бессовестного возлюбленного — драматурга Эдварда Авелинга, бабника, жиголо, классического плохого, хорошего человека. Действие «Мисс Маркс» утопает в интерьерах, будто написанных кем-то из прерафаэлитов. Декаданс переплетается с Ренессансом, релятивизм с марксизмом. Борец за пролетарскую свободу, не был свободен и, главное, честен с близкими. Маркс так и не признал своего внебрачного сына, спихнув ответственность — как моральную, так и материальную — на верного соратника Фридриха Энгельса.
Никъярелли в «Мисс Маркс» следует тропами Пьетро Марчелло. Многое роднит ее картину с прошлогодним «Мартином Иденом». Вечные социальные вопросы, попытка реанимировать идеалы ХХ века, анахронизм в качестве основного приема. Залихватский панк-саундтрек тщится освежить траченые молью красные знамена. Интернационал, что исполняют единомышленники на похоронах Энгельса, звучит, как Реквием. C’est la lutte finale — поют они — не в унисон и откровенно фальшиво. ХХ век уравнял красное с коричневым, кровь с грязью, человека с животным, а жизнь так и не победила смерть.
На этом фоне частная драма Элеоноры, полюбившей не того мужчину — парафраз других заблуждений, гораздо более фатальных. Человечество увлеклось тоже не тем и заплатило за это сполна.