Один из пионеров этого движа, продюсер и промоутер Олег Цодиков собрал воспоминания 150 основателей клубов, промоутеров, диджеев, чтобы показать ту великую и свободную эпоху глазами ее героев. Объемный материал лег в основу книги «Made in Dance 1991–1999. Хроники электронной клубной сцены России», которая на днях вышла в обновленном и дополненном издании.
К 30-летию легендарного «Титаника» мы публикуем воспоминания тусовщиков о главных клубных площадках обеих столиц со всеми интересными подробностями о том, что ставили на танцполе, какой вайб царил в этих местах, какие персонажи ходили в эти клубы, сколько баксов стоил вход и кто придумал первые авторские тусы.
18+В «Тоннеле» был охранник, который еще на Первой чеченской воевал. Он выбегал один на десятерых бандитов и орал: «Стреляю на поражение! Не уйдете, с@#и!» Бандосы тоже были не дураки, разбегались, едва завидев этого парня. Еще был легендарный милиционер в «Тоннеле», который вместе с нами прямо в форме ел галлюциногенные грибы.
Габриель Воробьев (DJ GABRIEL):
Я играл эйсид-хаус и техно, хотя лично мне больше всего нравился эмбиент — Миксмастер Моррис, Эфекс Твин, Алекс Паттерсон. А уже после моих поездок в Индию я привез в город транс.
Андрей Хлобыстин, рейвер, художник, искусствовед:
В одном пространстве оказались смешаны динамичные маргиналы всех мастей — художники, бандиты, наркоманы, молодые бизнесмены и так далее В «Тоннель» ходили как на работу: по четвергам, пятницам и субботам там можно было встретить всех друзей, которых традиционно пускали бесплатно.
Алексей Хаас, первый российский клубный промоутер:
«Тоннель», первый наш «Тоннель», — это как первый ребенок. Мне всегда кажется, что это вообще самое лучшее, что было из клубов. Конечно, для меня и людей вокруг «Тоннель» был не просто клубом, а образом жизни. Мы так жили и все, что там происходило, было частью нашей жизни. Поэтому мне сложно оценивать.
Олег Оджо, промоутер, диджей:
В Москве даже по тем временам некуда было пойти. В 1994 году позакрывались большие клубы — «Лис’c», Red Zone, Jump, а маленьких особо и не было. «Манхеттен-Экспресс», удобно расположенный, вместительный, с хорошим звуком и светом, превратился в площадку, которую мог арендовать на один вечер практически любой промоутер. Администрация была готова работать с кем угодно, лишь бы что-то происходило и приносило деньги (вход во все ночные заведения был платным, и средняя цена билета составляла десять долларов). Рок-концерты устраивали по выходным. Поскольку электронной музыке отводился только понедельник (администрация была категорически против других дней), за него шла борьба. По понедельникам в «Манхеттен-экспрессе» играли в основном диджеи «Птюча» Салмаксов, Еж, Компас, Джанго — практически весь состав. До этого там же начала выступать джамповская команда, то есть Фонарь, Фиш и Спайдер, потом подтянулась группа lsdance — Рома Диггер и Леша Компас.
Cлава Билый (DJ FINIST):
«Манхеттен-Экспресс» был первым ночным клубом в стране, сделанным по высшему разряду. За дизайн было заплачено семь миллионов долларов моднейшему нью-йоркскому дизайнеру. Все было продумано: хостес-зона, бар, VIP-зона, танцпол с новейшей аудиосистемой Ohm с сотовыми сабвуферами, встроенными таким образом, что сам пол служил сабвуфером, система видеотрансляции.
Клуб работал каждый день, и каждый день он набивался битком. В понедельник мы с Женей Жмакиным делали андеграунд-вечеринки, где играли все звезды танцполов — Фонарь, Трапезников, Спайдер, Грув, Фиш, Компас-Врубель, Лена Попова, группы Radiotrance, Cool Front. Звучала свежайшая электронная музыка того времени.
Дизайном для вечеринок занимался художник Дима Федоров. Во вторник вход со скидкой по студенческим билетам (студенты платили 10 долларов, все остальные 15). В среду звучал соул, регги и рэп. Четверги были американскими, на них царили диско и фанк 70-х, вход только для обладателей паспортов США, бесплатный. Пятница-суббота были отведены мейнстриму. В воскресенье собирались модельные девушки, крутили хаус, гараж, иногда проводили показы. Регулярно устраивали живые концерты: Гарик Сукачев, «2ва самолета», CrossroadZ, Вадим и Глеб Самойловы. Там же начинались перформансы Бартенева, показы Цигаль.
Это сейчас все тусуются в разных клубах, а тогда такого выбора не было, и все проводили время в одних и тех же местах.
Алексей Чернорот (DJ Compass-Vrubell):
Сейчас можно с уверенностью сказать, что в «Птюче» 1994-го были воплощены самые разнообразные «фишки» из тех, что появлялись в различных ночных заведениях столицы позднее. В их число входят вечерние киносеансы, показы мод, живые выступления российских электронщиков, привозы западных звезд того времени, видеоарт и даже такие детали, как афроамериканцы, которые работали в качестве обслуживающего персонала клуба. Еще до открытия стало понятно, что это будет за место, и то, что сюда будет закрыт вход для случайных людей.
На открытии с диджейским сетом выступал британский проект Art of Trance. Слушая сейчас любимые пластинки того времени, понимаешь, насколько замедлился средний ритм на танцполе в наше время. В середине 90-х, например, средняя скорость диджейских сетов была в диапазоне 129–145 ударов в минуту. В «Птюче» отжигали самые разные люди, начиная с разнообразных фриков-тусовщиков того времени и заканчивая художниками, музыкантами, журналистами и писателями. Плюс известные теперь уже на всю страну телеведущие, актеры и бизнесмены.
Игорь Шулинский, журналист, основатель журнала «Птюч»:
В конце 1994-го к нашему кругу присоединяется Иван Салмаксов, человек по образу мыслей совершенно питерский. В Москве его за это недолюбливали и воспринимали немного болезненно. К тому времени Москва уже делилась на кланы. Был Мамедов, который заведовал транс-музыкой. Был Фонарь, возглавлявший поп-хаус-направление. Были «Володи & Арт», настоящие «матрешечники», которые играли все на свете. И были мы, заслужившие репутацию эдаких интеллектуальных личинок.
Мы дали Салмаксову финансовую базу для реализации его проектов, что тоже весьма остро воспринималось окружающими. В отличие от Фонаря или Тимура Мамедова, ему не нужно было искать деньги. Салмаксов стал курировать интеллектуально-электронную сцену.
«Птюч» спрятался в обычном бомбоубежище, как и наш собрат — питерский «Тоннель». Видимо, по наитию мы выбрали бомбоубежище, чтобы закрыть там всех страждущих и уберечь их от звуков окружающего мира, казавшихся нам пошлыми и неважными. Контракты аренды со стороны бомбоубежища подписывали настоящие фашисты, члены РНЕ (движение «Русское национальное единство» — российская националистическая фашистская неонацистская военизированная православно-фундаменталистская организация. — Прим. SRSLY), ходившие со свастикой, а с нашей стороны в переговорах участвовали евреи, азербайджанцы и даже один темнокожий. Но мы друг другу как-то понравились, и нам достался подвал, который архитектор Илья Вознесенский превратил в нашу церковь. В день открытия играл Art of Trance, и кто-то из «Речников» сказал мне: «Это молельный дом!» Так и пошло.
Асад Мир-Касимов, координатор «Птюч-проекта»:
Я рассказал про планы создать многофункциональный клуб и одноименный журнал. Начинать предполагалось с клуба, потому что клубная жизнь — это фактически контент журнала «Птюч», а люди, которых мы приглашали выступить — герои будущих выпусков. Практически обо всем, особенно, какие музыканты будут выступать. В первый год жизни клуба в «Птюче» был рай. Это было совершенно западное место, очень похожее на аналогичные европейские заведения. У нас звучала великолепная, умная электронная музыка, без малейшего намека на коммерцию. Практически каждую неделю у нас выступали иностранцы: TheOrb, DJ Hell, Green Velvet, Джими Тенор. Сергей Шутов и Могилевский заведовали видеорядом, собрав вокруг себя компанию киберхудожников. Мы работали со среды по субботу, каждый день был расписан, и каждый день в клубе было полно народу. Вход стоил 20 долларов в выходные и 10 долларов в обычные дни.
Тимофей Абрамов, художник, участник арт-группы «Речники»:
У «Птюча» был очень правильный, некоммерческий, артистический молодежный задор.
Мы все там были из какого-то нового клана, поколения, из особой среды. Это пересекалось с петлюриным и бартеневским движениями.
Олег Цодиков, промоутер:
За четыре месяца до открытия было принято решение купить звук и свет в Англии. В конце долгого совещания в офисе Олег Кривошеин достал огромную пачку долларов и кинул ее на стол, как в кино. Строительство затянулось на 15 месяцев и оказалось очень дорогим. Но если сравнивать «Титаник» с другими клубами и казино того времени, мы свои деньги потратили намного эффективнее.
Тогда каждый из промоутеров придумывал что-то необычное, буквально искрил идеями. Поначалу над всеми мероприятиями мы работали вместе. Позже каждый из нас стал вести собственные проекты.
Это было продолжением традиций «Гагарина», когда ты мог финансировать вечеринку из собственного кармана и сам таскать стулья. Приходилось одновременно изобретать и разрабатывать идею, продвигать ее на рынок, находить под нее спонсорские деньги, писать сценарии, режиссировать, подбирать артистов, придумывать декорации и музыку, флаеры, радиоролики, приглашать гостей.
Молодежные мероприятия делал Горобий. Его Happy Mondays были невероятно успешными. Я же занимался более «взрослыми» праздниками. Была, например, вечеринка «Новый год наоборот». Мы устроили Новый год летом, спустя ровно шесть месяцев после настоящего, с соответствующим убранством и перевернутыми елками. Сейчас многие это пытаются повторить.
«Титаник» сделал подпольное клубное времяпрепровождение коммерческим. Благодаря ему сформировалась новая генерация людей, поколение клабберов. Движение развивалось постепенно и вылилось в ту клубную жизнь, которую мы знаем сейчас. Эту музыку стали крутить по радио. Мы стремились миксовать понятные формы проведения мероприятий, как концерт или показ мод, с нетрадиционными, о которых народ тогда не знал. Посреди самой буржуазной вечеринки я мог вывести на сцену Петлюру с Пани Броней — персонажей, которых нельзя было представить в то время и в том месте. Народ в золотых цепях был поражен настолько, насколько я и планировал, затевая эту провокацию. И прошло это на ура.
Алексей Хаас, первый российский клубный промоутер:
Мы хотели придать нашему клубу облик некой безумной лаборатории, где много стекла и металла, как будто ты муравей и попал в большой химический прибор или на завод великанов. Большие иллюминаторы придумал Андрюха (имеется в виду Андрей Хаас, клубный промоутер. — Прим. SRSLY) то есть у него это были скорее шлюзовые двери, как на космическом корабле.
Когда нарисовали архитектуру, так этот закончил интерьер, и он стал больше похож не на лабораторию, а на подводную лодку. Мы внесли в него свои коррективы, нам хотелось лабораторию, мы хотели сделать дырки в барах, эта идея у нас появилась еще до Филиппа Старка (французский промышленный дизайнер. — Прим. SRSLY). Время было бандитское, и мы хотели устроить бары с пуленепробиваемыми стеклами, под которыми лежало оружие, такой еще бред у нас был, но получилось то, что получилось.
Я даже не заметил, что идея с андеграундным клубом закончилась. Олеги — Цодиков и Кривошеин — видели все это по-другому. Хорошо представляя себе объем денег, вложенных в проект, они приняли абсолютно правильное решение. Но это я осознал только потом. Я был против названия «Титаник», считал, что оно слишком коммерческое. Хотел, чтобы место называлось «Колба». Мы же в Питере всегда были против коммерции, ощущали себя андеграундом, считали недостойными мысли о деньгах.
Дмитрий Федоров, художник, продюсер:
Тогда существовало три клуба со своей идеологией: артистичный «Птюч», «Титаник» с его правильным коммерческим подходом и «Аэроданс» — некая параллельная вселенная.
Когда я в первый раз зашел в «Титаник», он представлял собой синее пространство в виде трубы, состоящее из очень большого по тем временам танцпола, сцены, балкона, зон, где люди могли уединиться компаниями, входной группы и бара с большой металлической стойкой с клепками. Такого в России никто даже близко не делал. Думаю, что и за границей было очень немного площадок, настолько цельных в дизайнерском плане.
На тот момент это был один из лучших клубов мира с точки зрения концепции, дизайна и в какой-то степени музыки. Он был брутальным, минималистичным и скорее напоминал просторную подводную лодку. По меркам 90-х он был просто огромным. Из него не хотелось уходить, даже когда он еще только строился. Он по-хорошему поглощал.
Открылся «Титаник», и он все изменил... Мы начали использовать механизмы масс-маркета, шоу-бизнеса, которые до нас никто не использовал. Хаус-культура существовала сама по себе и та реклама, которую Горобий делал в «Пентхаусе», все равно была направлена очень точечно. Мы подключили радио, телевидение, печатали больше полиграфии и немного прилизали арт. Музыкальный материал в «Титанике» отличался от того, который был в «Птюче». Это уже отфильтрованная хаус-музыка для непродвинутой аудитории, более массовая.
Когда нужно было придумать слоган, мы заранее договорились о промоушене с журналом Playboy, и я пошел к ним в редакцию. Взял черно-белую фотографию с мероприятия, наш логотип, Marlboro как спонсора. Чего-то не хватало. Я сидел и смотрел на толпу танцующих людей на фотографии, и мой взгляд начал туда проваливаться. Я подумал, что мы — «Титаник» и погружаемся в воду... «Погружение в движение» звучало как нелепица. А человек, сидевший у компа, говорит: «Да это же п@#%&ц, это мегакруто!» Я сказал ребятам, и все одобрили слоган за какие-то секунды, хотя обычно у нас ничего не согласовывали так быстро. Все понимали, что это шедевр, что это в точку. Все, что мы делаем, соответствует этому слогану, он короткий и сбалансированный. Он пошел во все флаеры, и в какой-то момент люди перестали говорить «Титаник», они говорили «Погружение в движение».
Дмитрий Шаля, главный редактор журнала «Не спать!» (1997–2015):
В августе 1997-го «Не спать!» писал: «В центре Москвы, на Ордынке недавно появилось новое кафе с одноименным названием. Свои появлением «Кафе» обязано двум гражданам Македонии, которым принадлежит еще несколько в городе, в том числе и популярный "011". Новое заведение скорее всего станет местом скопления столичной богемы».
На входе неприступной скалой стоял Миша Югослав, определявший, кого казнить, а кого миловать.
Так что импортеры элитной обувки должны быть благодарны господину Лазаревичу — именно с его подачи оборот их бизнеса увеличился многократно.
Впрочем, и о себе любимых промоутеры Jazz Café не забывали. Среднестатистический посетитель оставлял за вечер здесь 200–300 долларов. Заведение процветало. И не одно оно. Конец 90-х оказался золотым временем для московских клубов. Денег у людей было много. Тратили они их легко, не задумываясь.
Синиша Лазаревич, клубный промоутер:
Мы были первым ночным клубом с летней террасой. Внутренний дворик школы превратили в клубное патио, делали декорации, менявшие его до неузнаваемости. Мне казалось, что наша публика такая же, как в других клубах, но говорили, что она отличалась. Начинался ли московский гламур с «Джаз-кафе»? Не знаю. Возможно. Этот гламур, как мне кажется — эмоции того времени, которые я носил с собой. В крошечном «Джаз-кафе» мы прежде всего продавали столы. Это была моя идея. Впрочем, коммерция никогда не была для меня главным. Я хотел сделать клуб похожим на современный театр.
Я всех уговорил, и мы отказались от денег на входе. Стало понятно, что на количестве проданных билетов нам не прожить, можно прожить на качестве людей, которые придут к нам, и зарабатывать нужно на сервисе. У меня есть племянница, она все свое детство делала для меня прикольные пригласительные, печатала их золотой краской, вырезая резиновые штампы из школьных ластиков. Много хороших знакомств завелось через эти маленькие отпечатки нашего послания к людям.
Деян Сантовац, ресторатор:
Честно говоря, я думал, что «Джаз-кафе» будет похожим на «011», но в нашей компании появился Синиша и стал душой заведения.
Для меня это было место, где можно веселиться. Я все делал так, как нравилось мне самому, и думал, что это должно понравиться кому-то еще.
Алексей Горобий, клубный промоутер:
Каждый культовый клуб был лучше, чем предыдущий. «Джаз-кафе» принесло новую атмосферу и более взрослую публику.
В такие заведения начали ходить богатые и зрелые люди, среди них это стало модным времяпрепровождением. Если «Титаник», «Пентхаус», LSDance, понедельники в «Манхеттене», тот же «Эрмитаж» — чистой воды андеграунд, то «Галерея» и «Джаз-кафе» возвели клубную жизнь в гламурно-официозный статус. В «Джаз-кафе» было приятно ходить, потому что там было очень много красивых людей.
Дмитрий Федоров, художник, продюсер:
Люди накушались техно, хаус- и техно-музыкой на большой площадке, и появились новые тренды. Главный из них представляло «Джаз-кафе». Параллельно с «Титаником» существовал клуб «011», работавший в основном для иностранцев, и он породил «Джаз-кафе», совокупность талантов нескольких людей, плюс заведение находилось в намоленном месте — подвале джаз-колледжа. Когда я приходил туда, я не понимал, почему там так круто. Все было просто, по-домашнему. Но если в «Аэродансе» все было простым и неприятным, то здесь было просто и тепло. Эти ребята были специалистами, выпускниками колледжей сферы обслуживания. Профессиональные менеджеры, бармены, официанты. Для них главным был клиент. Началась эпоха мягкой музыки и работы с клиентом.
К 1998 году начал появляться гламур в понимании того времени. Все шло к более лаунжевому состоянию, которое мы наблюдаем сейчас. Сегодня в Москве и по всей стране процветает эта культура: все сидят в кафе, никто особо не двигается.