Анджелина Джоли украшает собой ресторанные веранды. Адель Экзаркопулос застревает в текстурах. Антон Фомочкин начинает рассказывать о некоторых премьерах Венецианской Мостры.
За неделю до свой смерти в сентябре 1977 года Мария Каллас (Анджелина Джоли, «Прерванная жизнь», «Мистер и миссис Смит») держит строгий богемный распорядок, а проще говоря, имитирует бурную деятельность. По утрам она поет домочадцам. Днем — снисходительно занимается с пианистом. В промежутках — фланирует по Парижу, на правах чахнущего благородного лебедя, тонущего в осеннем злате. Дома Диву по-родительски опекают дворецкий (Пьерфранческо Фавино, «Ностальгия», «Лучшие годы») и кухарка (Альба Рорвахер, «Идеальные незнакомцы», «(Не)бывшие»), ежечасно вымаливая что-нибудь поесть. Но на завтрак, обед и ужин у Марии вредные пилюли (почти кремлевская диета), которые она предусмотрительно рассовала по карманам своих нарядов. Саму Каллас мучит недоброе предчувствие, от которого она горделиво отмахивается. Зато все прекрасно понимают домашние, но виду не подают, а по-михалковски весь фильм двигают пианино.
Анджелина Джоли в фильме «Мария»
Режиссер Ларраинразвивает метавселенную женщин, когда-либо тусивших на яхте магната Аристотеля Онассиса, комплиментарным байопиком про его, видимо, главную любовь жизни. Сам нувориш (Халук Бильгинер, «Зимняя спячка») тоже мелькает на экране в монохромных флешбэках, при каждом появлении приговаривая, насколько он уродлив и богат (иногда, кажется, вот-вот и господин произнесет это вместо своего имени). Но бытие с «папиком» (без daddy issues не обошлось) — лишь трагично-романтическое интермеццо этой кавер-стори для журнала Vanity Fair. Онассис был готов ежечасно дарить Каллас по тысяче розовых роз, но женился на другой (Джеки Кеннеди), а теперь давайте пройдемся по оставшимся википедийным хот-тейкам. Правда, что вы сожгли свой гардероб, покинув Милан? А выступления отменяли по здоровью или приблуды ради?
Любую словесную шпильку Дива встречает улыбкой и отвечает емким афоризмом на века.
Анджелина Джоли в фильме «Мария»
«Мария» — кино в жанре «все байки о Фаине Раневской, о которых вы знали, но придется прослушать их снова». Дива не опаздывает, это остальные приходят рано. Дива не может терапевтически кричать — все равно будет брать высокую ноту. Дива не падает, а находится в индивидуальном гравитационном поле. Проблема ларраиновской трилогии о коронованных (в случае Каллас — символически, по профессии) гранд-дамах, не только в их режиссерской (не)мощи видеорекламы богемных интерьеров или драматургии Стивена Найта («Острые козырьки», «Шеф Адам Джонс»), который вновь всерьез заставляет героиню разговаривать с галюнами, а в том, что это пошловатой наружности монумент. Портман («Джеки», 2016), Стюарт («Спенсер», 2021) и Джоли, очевидно, способны играть сложность, но постановщику важнее, чтобы бутиковый костюмчик сидел, а зритель не забывал, что перед ним Дива. Вот уж точно «жертвы своей идентичности». За первые пять минут картины Ларраин в клиповой нарезке успевает реконструировать все классические фотоснимки и луки Каллас — на том содержательном уровне «Мария» и остается. Два часа Дива поет, а все остальные слушают ее с глазами на мокром месте — и аккомпаниатор, и прислуга, и журналисты, и нацисты (во флешбэках о тяготах юности), и, конечно, собаки.
[STAT_ART_1.5]
Кино — 4 сентября 2021, 14:15
Венеция, день второй: «Пропавшая дочь» и «Спенсер»
«Планета Б» (Planète B)
Альтернативно-обшарпанный Париж 2039-го года. Уборщица суперсекретной правительственной тюрьмы по имени Нур (Сухейла Якуб, «Дюна: Часть вторая») спонтанно прикарманивает военные VR-очки, чтобы загнать их на черном рынке. Не встретив энтузиазма среди скупщиков, она примеряет пару и оказывается в курортной киберпыточной, где содержат аватары ячейки экотеррористов, чтобы выпытать у них все пароли и явки. Вспомнив свое журналистское прошлое (в Ираке), Нур собирается разоблачить систему и вытащить из сетевого загона главу активистов Джулию (Адель Экзаркопулос, «Жизнь Адель»), с которой успела сдружиться за время своих VR-вылазок. Но где находится база — непонятно (возят туда с завязанными глазами), а дней до окончания визы девушки — всего пять.
Сухейла Якуб и Адель Экзаркопулос в фильме «Планета Б»
Нетфликсовская плашка, предвосхищающая вступительный паркур на бетонной заброшке (в прологе экотеррористов и ловят), не должна вводить в заблуждение. «Планета Б» не просто очередной прескверный стриминговый сай-фай — это копеечная социальная антиутопия, смахивающая на подпольный агитлисток о борьбе против всего плохого (и полицейского государства в частности). Коллективный хеппи-энд, судя по подпольным чаяниям Нур, настанет, когда база падет, а заботливые мятежники разорвут главного локального терзателя: деспотичного и мнительного инвалида-колясочника (любимая забава мужчины — предупредительно разглядывать в присутствии стафа их личные дела), чья садистская выправка дает о себе знать, когда он переминается с ноги на ногу в кибермире.
Адель Экзаркопулос в фильме «Планета Б»
Но и экоактивизм, и центурионы в SWAT-форме, и все тяготы парижского антиутопического сквоттерства — присутствуют здесь лишь потому, что у автора есть пунктирное представление о том, как должен работать жанровый фильм с номинальным протестным месседжем. В приветственном слове на премьере режиссерка Од Леа Рапен («Герои не умирают») сказала, мол, «здорово быть здесь, несмотря на политическую обстановку». О чем речь конкретно? Как это касается Италии? Сплошная «Планета Б» — общее место, назвать которое можно было бы и Цветочным, и Изумрудным городом. Жалко лишь плененных на ней замечательных артисток Якуб и Экзаркопулос, им бы фильм в стиле «Тельмы и Луизы» (1991), Chevrolet Corvette, педаль газа в пол и подальше в другую вселенную.
Пожаловав, к сестре в Лондон 19-летний Леонардо (дебютант Манфреди Марини) успеет впервые попробовать виски с колой и передумать учиться бизнесу, бороздя студенческие кампусы Туманного Альбиона. В итоге юноша импульсивно выбирает литературу, поступая в Университет Сиены (Италия) и стачивая в последующий год зубы о многотомный гранит трудов, осмысляющих «Божественную комедию» Данте. Впервые размяв свой нежный писательский навык, Леонардо вступает в бесконечный спор: с преподавателями, родными, провинциальной рутиной, самим собой, своей сексуальностью и, конечно же, абсурдом жизни, столь вопиющим, когда тебе исполняется 20 лет.
Манфреди Марини в фильме «Девятнадцать»
Спродюсированный Лукой Гуаданьино («Назови меня своим именем», «Претенденты») дебют лучится интимностью маленького, потерянного мирка, что умещается в твоей комнате (келье), где есть все, что нужно, а что не нужно — находится на улице за окном. Он существует лишь пару-тройку лет, отведенных после совершеннолетия на то, чтобы понять, не столько как смотреть на мир, а хотя бы в каком направлении вертеть головой. В первой же сцене у Леонардо идет кровь из носу, инициируя его в путь-дорогу.
«Девятнадцать» начинается так, будто его смонтировали в программе Windows Movie Maker, но писательское самосознание закаляется быстро — моргнуть не успеешь.
Суматошность взгляда героя, едва вылезшего из скорлупы, сменяется пытливым вниманием к деталям. Фильм Джованни Торторичи (он был помощником Гуаданьино на HBO-шном «Мы те, кто мы есть», 2020) очень литературен, но не в прозаической многословности, а в способности подмечать мелочи, из которых потом складываются абзацы. Фонтан с мордой волка. Шприц на лондонской мостовой. Слеза огорченной сестры. Терновый венец в церкви. Это те точки, которые непременно займут свое место на бумаге волею росчерка пера Леонардо (как нашли его, на экране). Все это смешно и узнаваемо — от подростковой несдержанности и полемической страсти до неустанных поисков вайфая и разговоров вслух с книжкой. Когда тексты Пазолини кажутся безграмотными (другое дело Петрарка), это нормально, это проходит. «Девятнадцать» оптимистично манифестирует, что оступаться бывает и правильно, и даже приятно.
[STAT_ART_3.5]
Кино — 23 сентября 2020, 17:40
О Луке Гуаданьино и импровизации перед камерой. Интервью с актерами сериала «Мы те, кто мы есть» — Джеком Грейзером и Джордан Симон