«Лунатики» Юрия Мороза, показанные в сентябре на фестивале «Новый сезон», а совсем недавно — на фестивале «Зимний», 7 декабря добрались до широкого проката. Это нелинейная драматичная история о взаимоотношениях матери и сына, которые теряют друг друга в попытке сделать хоть что-то правильно.
Роль сына, то есть персонажа по имени Никита, в фильме исполняет молодой актер Степан Белозеров, который появлялся в «Черной весне», «13 клинической» и «Конце света», а совсем скоро будет на больших экранах в главной роли в третьей части «Льда». Мы побеседовали со Степой о его грядущих проектах, а заодно обсудили слонов, страхи и кинокритиков.Ты видел финальный монтаж фильма?
Нет. Я всегда смеюсь, когда меня просят что-то сказать по поводу «Лунатиков», потому что я до конца не понимаю, о чем говорю. Я видел несколько сцен, когда озвучивал, несколько раз после виделся с Юрием Павловичем (Мороз. — Прим. SRSLY), и мы что-то обсуждали, но я не видел фильма. Так что могу говорить только о том, что я нафантазировал себе, пока был на площадке, потому что даже плейбэк я не каждый раз смотрел.
Пойдешь смотреть первый раз сразу в кинотеатре?
Да, седьмого числа для меня тоже будет премьера. Я надеюсь, что смогу позвать друзей. Придем, посмотрим, будет круто.
Получается, для тебя тоже сохраняется какая-то интрига.
Да-да-да. Мои друзья видели фильм на фестивале «Новый сезон», а я в этот день не мог, потому что у меня была смена в проекте «Лед 3». Не могу сказать, что ребята внятно что-то рассказали о впечатлениях, они мне писали: «Гордимся тобой, все супер! Только фильм какой-то сложный». Вот такие слова я услышал, но это не мое мнение.
А не смотрел, что там критики и журналисты писали про фильм?
На «Новом сезоне» был такой формат, когда критики по каждому фильму писали по одному-два предложения.
Нанокритика у «Кинопоиска».
Нанокритика, да. И я запомнил рецензию одной девушки… У нее было одно предложение, чтобы охарактеризовать целый фильм, который она увидела. И она вот эту записку всю потратила на то, чтобы написать, что это «провал с кастом сына».
Я не обиделся, потому что не видел фильма, вдруг это и правда провал. Не могу быть тут объективен, но обижаться на такое не хочется, хочется заставить себя не обижаться. Было немного грустновато, но я пока не знаю, о чем речь.
Но ты в любом случае знаешь, кого играл, просто потому что у тебя был сценарий, съемки...
Конечно, безусловно.
Тогда такой вопрос: твой герой, Никита, прямо скажем, не самый симпатичный человек. Он не показался тебе отталкивающим? Как ты вообще к нему относишься?
Показался, конечно, но меня Никита не отталкивает. Думаю, что Степан с Никитой (и это сейчас не шизофрения, просто я разделяю) могли бы в чем-то сойтись.
Мне очень нравится, что, каким бы он ни был слабым в эмоциональном плане, он силен в своих взглядах и в том, что я в него вкладывал. У этого персонажа много граней, много деталей в его образе. У него есть характер, у этого Никиты. Он борется, как может. И это меня с ним объединяет — эти попытки трясти дерево и чего-то добиваться. И это при том, что его захлестывает волной наркотических припадков и бесконечных побегов из реальности куда-то. Возвращаясь, он все равно приходит к маме и все равно чего-то хочет добиться от нее.И у него очень искренний мотив, он просто хочет любви, хочет погреться. Никита замерз.
Тут я его понимаю, сопереживаю, подключаюсь и совсем не чувствую, что он неприятен мне. Я вижу, что он проявляется — пусть криво, гадко, как та картина, которую он дарит своей матери. Но это все, что он может. И самое главное, что он продолжает пытаться. Не было бы фильма, если бы он не пытался. Его судьба очень трагична, потому что он всем своим естеством говорит, что хочет любить. А потом случается концовка этого фильма, и именно в этом противопоставлении вся его боль и заключается. Человека просто обнулили…
Как бы ты ответил на главный вопрос этого фильма: спасла мама своего сына или наоборот?
От самого себя — спасла. То есть забрала у него его, сделала кого-то другого. И никто не выиграл. Но кто знает, что будет после титров.
Главное — она его потеряла. И, может быть, не в тот момент, когда стерла ему память, а где-то там, в детстве.
Да, как будто сильно-сильно раньше она его потеряла.
Они потерялись где-то в одной комнате.
Это сложная дилемма — все происходящее в фильме. Символично, что у нашей группы uncle pecos выходил в тот момент альбом dilemma, в котором многое осмысливалось. Это было так круто, дух захватывало. И мне кажется, что все показанное в фильме — своеобразная дилемма вагонетки, когда ты можешь переключить стрелку, но не понимаешь, стоит ли.
Я люблю и очень жду это кино, потому что оно ставит перед зрителем важный вопрос, на который нет ответа. Я и сам часто задавался вопросами во время съемок. Думал: «Никита, как с тобой быть-то? Как нам со всем этим всем взлететь?» Было непонятно. И это был процесс, который происходил все время на сменах и между сменами. Я не всегда все понимал и не всегда Юрий Павлович конкретно мне на что-то отвечал, но это и не было нужно. Потому что это было такое пространство, которое мы создали, наши комнаты, наш потолок, которые возникли из-за боли, из-за того, что мы понимали, что будет в конце. Для меня этот фильм не линия, а пространство.
Тебе помогло вжиться в роль и как-то еще лучше его понять то, что ты сам музыкант?
Да, наверное, это помогало мне просто избежать каких-то стереотипов. Я старался, и, мне кажется, у меня получилось обойтись без всяких шаблонов. Возможно, из-за того, что я сам играю и знаю разных ребят-музыкантов.
Я все время прорывался сквозь количество железа, которое на меня навешали, и дредов, которые наплели.
Мы могли очень долго клеить татуировки на руки, расплетать дреды, заплетать дреды. Это приходилось делать каждый раз, ведь я параллельно снимался еще в других фильмах. И там суперразные прически, поэтому мы заплетались для «Лунатиков», потом быстро расплетались после смены.
На самом деле Юрий Павлович очень щепетильно подходил ко всем этим вопросам. Он отсматривал примерки, и выглядело это примерно так: взрослый человек, одетый в стиле кэжуал сидит, значит, на стуле, и я все время захожу к нему в очень ярких костюмах. Он спокойно так смотрит и говорит: «Ну нет, давайте дальше». Он знал, что ему нужно, это было клево.
Как вообще тебе работалось с режиссером?
Юрий Павлович был открыт ко всему. Ему не хотелось меня в чем-то подавлять. Он наблюдал и вносил коррективы.
У нас все время было сотрудничество. Например, меня попросили сесть в автомобиль с определенной стороны, как было нужно для кадра. А там автомобиль Nissan Silvia S15 — легенда, которую пацаны моего возраста, увлекающиеся автомобилями, точно знают. И вот режиссер говорит, мол, сядь, пожалуйста, в него слева, потому что так выстроен кадр. А я отвечаю: «Юрий Павлович, пацаны не поймут… Скажут, что я дебил, в эту машину слева не садятся, у нее руль справа». И он меня услышал и понял. То есть это была глупость, на самом деле, я мог сесть как надо, но он вдруг почувствовал, что это принципиально для меня.
Помню еще, была одна из первых смен, а первая смена для меня всегда тяжело дается. Ты вообще не знаешь, что делать. Это настоящий стресс, тяжело собраться. И мы снимали как раз сцену у лифта, когда Никиту пугают. У него шок, а я никак не мог сыграть этот испуг. Мне было тяжело, я не мог ничего понять, мне казалось, что я прям как идиот выгляжу. И Юрий Павлович, когда мы уже сделали много дублей, в какой-то момент просто встал, подошел и сказал: «Смотри: просто вдохни и очень сильно вдохни». И я такой: «Окей». И мы сделали два дубля, и я реально почувствовал, что пазл сложился.
Очень повезло с такой поддерживающей атмосферой на площадке.
Я не хочу говорить: «Все было благополучно, мы самые счастливые».
Просто было трушно.
Бывало тяжело, но мы все смотрели в одну сторону. Мне так казалось и кажется до сих пор. Просто теперь нужно увидеть кино и понять, что получилось и что не получилось.
Расскажи, как вы снимали сцену со слоном. Как она тебе, кстати?
Если можно не использовать слонов, мне кажется, лучше их не использовать. Они очень кричали, им было плохо, они пугались. Там был слоненок и слониха, и слоненок все время убегал. Все задерживались, нервничали, а слоны были просто в ужасе. Все понимали, что слоны устают, никто не эксплуатировал их ужасным каким-то образом, не относился к ним плохо. Но для всех это был очень стрессовый момент, тяжелый.
Я просто люблю животных, и я был словно в вакууме, не мог с ними ходить. А надо было, чтобы по сценарию показать шоу перед бабушкой, прокатить ее на слоне, ведь это все придумал Никита. Тут я, конечно, с ним не согласен.
Тяжело…
Давай пойдем от обратного теперь. Какие моменты со съемок оставили хорошие воспоминания?
Мы снимали концерт в «Мутаборе» на маленькой сцене, которая, как заходишь, налево и вниз. Было супер! Артист, который дал свою музыку для фильма, — BOJIY DAR — очень спокойно отнесся к тому, что мне пришлось фактически присвоить его треки. Был концерт, где он участвовал как чувак на бэках, и мне было от этого немного не по себе. Я пытался представить, о чем он думает, какие ощущения испытывает.
Еще запомнилась сцена, когда мы просто взяли тот самый автомобиль очередной раз и всю ночь снимали, как Никита гоняет. Специально перекрыли дорогу. Было холодно, но без льда, снега. И мы гоняли… Я увлекаюсь этим с детства. Смотрю автоспорт, мотоспорт, дрифт. Это была тачка мечты, а произошло все из-за соавторства, из-за того, что меня спросили, разбираюсь ли я в этом. Тогда я спросил, есть ли конкретная модель. И они — раз — и нашли.
В этом фильме вообще много меня, моих увлечений и интересов: музыка, автомобили, даже саморазрушение отчасти — я все это понимаю.
А как ты попал в этот проект, кстати? С чего все началось?
Я пришел на «Амедиа», где кастинг проводила Тата Залинян. Это были первые пробы, там Никита по сцене бросал стул. Я к этому готовился: у нас дома был только маленький детский стульчик зеленый. И я решил взять его с собой, чтобы бросить его, но забыл и Тате на пробах очень долго рассказывал, как бы я хотел это сделать, почему я должен был взять этот стул, и мы очень смеялись. Потом мы начали пробовать и решили, что я буду бросать бутылку с водой.
В сцене, которую мы разыгрывали на пробах, Никита говорит маме: «Хочу, чтобы ты исчезла!» Бум! И уходит. На пробах чуть-чуть по-другому эта сцена выглядела. И я бросал бутылку и совершенно случайно попал в Тату, а Тата беременная... А я должен бросить бутылку и уйти. И вот я бросаю бутылку, а она отскоком попадает Тате в ноги куда-то. Я разворачиваюсь и думаю: «Ну как бы отстрелялся, отпробовался, все, домой». Говорю: «Прости меня!» Но все было окей.
Было ощущение, что там что-то есть, до чего я не могу пока прорваться сквозь текст.
Если не секрет, где ты снимался параллельно с «Лунатиками»?
Слушай, насчет одного, мне кажется, я не могу ничего говорить, потому что он не выходит и не предвидится, что выйдет. А также я снимался в фильме «Летом асфальт теплый» режиссера Ирина Бас. Мы там были с Машей Мацель. Кажется, у вас только недавно было с ней интервью, да?
Да-да-да, есть такое.
Забавно, что мы тогда с ней и еще несколькими друзьями жили все вместе, я был в соседней комнате от них с Илларионом (Маровым. — Прим. SRSLY).
Так вот: в это время я еще снимался в коротком метре «Я дома» своего товарища Евгения Третьякова, сценарий которого написал мой брат Антон Белозеров. Это фильм про мой дом, про Новосибирск, про конкретный район этого города — Академгородок. Я летал на съемки в Новосибирск, туда-сюда, дреды расплетали, заплетали.
В общем, получается три проекта — «Летом асфальт теплый», проект, который не вышел, и короткий метр.
Активный у тебя был период. Сейчас в таком же темпе?
Нет, сейчас такого нет, это был самый пик на данный момент. Там был такой период… Выжимка из меня. То есть я старался везде успеть, везде сделать на максимум, и у меня было больше сил, мне кажется, тогда, чем сейчас.
Хотела расспросить тебя про еще одну твою крупную роль — в фильме «Лед 3». Можешь рассказать про своего персонажа?
В отличие от Никиты из «Лунатиков», он спортсмен и в целом совсем другой. Я очень надеюсь, хотя и не ставлю себе такой цели, что у меня получается делать всех своих персонажей в разных фильмах очень разными. У фильма «Лед 3», в отличие от «Лунатиков», мне кажется, совсем другие задачи, поэтому и персонажи там иные.
Мой персонаж — это такой мини-Горин (герой оригинальной истории, которого играет Александр Петров. — Прим. SRSLY). Взрывной, темпераментный чувак. Его зовут Серега, Серега Орлов. Я недавно понял, что его зовут прямо как стендап-комика. Съемки продолжались с марта по сентябрь, и в сентябре я увидел какой-то стендап Сергея Орлова и только тогда подумал, что их имена одинаковые.
Ну, слушай, совпадение оправданно. Не то чтобы это самые редкие имя и фамилия.
Мало ли Серег, так сказать.
Ты ждешь, что «Лед 3» станет мощным бустом в кинокарьере?
Если честно, я больше боюсь этого фильма, чем жду его.
И не потому, что я переживаю за что-то сделанное в кадре, а просто я будто не был готов, что это настолько большой проект. И он при этом растет, увеличивается в своих размерах и масштабах. И от этого приятно захватывает дух, тепло в груди, но при этом очень волнительно.
Пока нет финального результата, еще сложно понять. Это может прозвучать чуть поверхностно, но у меня есть такой подход, когда я что-то делаю стихийно, меня ведет, тянет куда-то. И только потом, не видя фильма, например, я думаю о том, что же там вышло-то в итоге, как это получилось, кто вышел-то. То есть у меня нет сформулированного какого-то месседжа насчет Сереги пока.
Но я, безусловно, очень жду «Лед» и надеюсь, что будет какой-то буст, потому что у меня шли три фильма параллельно, а сейчас все довольно спокойно — «Лед», и все. Недавно был один эпизод, а в основном я просто играю на барабанах и рублюсь в видеоигры, гуляю с собакой.
Все должно быть волнообразно. Нельзя же все время жить в таком темпе, когда у тебя по три проекта одновременно.
Да, но… У меня есть очень-очень сильная боль, связанная с фильмом «Лед».
Я считаю, что то, что мы сделали, это круто. И мы очень много сил в это вложили. И Юра Хмельницкий, режиссер фильма, удивительным образом находил подходы и суперинтересно коммуницировал со всеми: все время изобретал какие-то штуки, шевелил нас на площадке, И он, безусловно, очень крут.
Параллельно с этим я был утвержден в сериал «Слово пацана» на роль Турбо. Не знаю, кто ее сыграл (Слава Копейкин. — Прим. SRSLY). Я очень боюсь это смотреть, хотя все говорят, что это очень круто.
Я ведь жил на окраине города Новосибирска, мой район находился в 30–40 километрах от самого Новосибирска. То есть район, где плотина ГЭСа стоит. Там было все диковато и довольно жестко. И из-за этого меня так тянуло в «Слово пацана», я чувствовал оттуда энергию. Но мы не сошлись по графикам, я в какой-то момент просто не сказал, не выбрал, чего хочется больше. И поэтому я очень боюсь «Льда».Я доверяю всему, что случилось, но при этом как будто чувствую, что что-то упустил.
Что поможет тебе успокоиться? Если «Лед» так же тепло примут, как сейчас принимают «Слово пацана»?
Не в этом дело, совсем не в этом, нет-нет. Я не думаю в парадигме, что я поставил не на ту лошадь и выиграл не такое большое количество денег. Не в этом дело. Дело в идее, которая вложена в «Слово пацана», и в идее, которая вложена в «Лед 3», — они разные, их даже нельзя сравнивать. Просто больно от того, что это не сложилось, потому что мне кажется, что если бы эти проекты смогли друг с другом параллельно существовать, то и в Сереге Орлове тоже появилась бы глубина от того, что я был бы занят где-то еще и куда-то еще уходила бы часть моей энергии.
Чем ближе премьера, тем больше ты будешь вовлечен в раскрутку проекта, который тебя пугает. Что думаешь на этот счет?
Мне тяжело ходить на премьеры, общаться с людьми, в последнее время это дается мне непросто. И не потому, что мне не хочется, часто у меня для этого нет никакого желания. Мне нечего сказать, поэтому можно и не говорить, не ходить, не светиться. А «Лед» расскажет очень многим людям, кто я такой, и они захотят узнать что-то. «С большой силой приходит большая ответственность», — сказал дядя Бен Питеру Паркеру, и это правда. Может, и наоборот, с большой ответственностью приходит большая сила.
Тут важно устоять, потому что если будет поток интереса, то нужно просто не потерять себя. Вдруг меня переедет фура хайпа, и я стану просто чудовищем и не узнаю сам себя. Такое может быть, и я боюсь, потому что я что-то про себя понимаю, что я могу быть падок на внимание и нездоровый интерес. Наверное, я бы сказал себе такое напутствие на момент, когда выйдет «Лед»: «Это не все». Не надо успокаиваться, любопытство никуда не должно деться.