1957 год. С миланского поезда сходит французский автогонщик Жан Бера, готовый бить рекорды в команде Maserati. Очередное препятствие на маршрутной карте Энцо Феррари (Адам Драйвер) в подготовке к продолжительному заезду на выносливость по итальянским городам и весям Mille Miglia. Появление нового конкурента на старте, выявляет факт дисгармоничной поломки в сложном устройстве его повседневности. Жена Лаура (Пенелопа Крус) с пистолетом наготове требует от конструктора быть дома к подаче горничной утреннего кофе. Любовница Лина (Шейлин Вудли) намекает, что их 12-летний сын Пьеро мог бы носить фамилию отца. Пилот команды Феррари погибает на тренировочном заезде. Сама фирма терпит убытки, и велик риск поделить национальное достояние с Генри Фордом. Энцо же, навещая могилу своего первенца Альфредо, исповедуется, что во сне слышит голоса отца и брата. Неспроста.
В эпилоге подмонтированный к архивным кадрам заезда гоночных колесниц Феррари сосредоточенно читает дорогу. Протяженность этой трассы — в один конец до могильного мемориала. Либо побеждаешь, либо проигрываешь — маневрируя, герой и проводит свою жизнь, поочередно изменяя любимым женщинам с работой, и лучшее, что в этом многоугольнике может случиться, — символическое примирение двух миров: будущего (Пьеро) и прошлого (Альфредо).
Конструируемые Энцо автомобили — произведения искусства сродни скульптурам Антонио Кановы, с одним незначительным дефектом — без пилота подобное изящество линий бессмысленно: красота открывается в движении, когда человек разгоняется настолько, что будит неподвластный ему хаос. Наблюдение за чем-то большим, чем сила мысли: будь то притяжение, сминающее воспаривший болид и толпу зрителей в груду тел/металла, инициированные двоичным кодом теракты («Кибер») или беспорядочные побегушки по улицам, усеянным (в процессе) сотнями гильз («Схватка»), и завораживает режиссера Манна. Его герои неизменно действуют на ограниченной плоскости, командной строки, замка, трека, ринга, банка. На этих площадках они обитают во сне и наяву, не пренебрегая личной жизнью, разве только чтобы подготовить себе смену. Фатализм гоночных заездов — образцовая фактура для поэтики Манна (даром для него это фильм мечты). Кто за рулем — решает случай. По мнению матери Феррари, на войне погиб совсем не тот сын, но выбирать не приходится, значит, и дети что гонщики. Лаура родила Энцо сына, но тот скончался от редкой болезни — трагедия, но, когда такое происходит на треке, всегда находится замена (Пьеро).
Любая пресс-конференция — пит-стоп. Накануне заезда пилоты пишут любимым прощальные письма: словно отправляются на дуэль. Победить соперника при наличии стратегии легко, а вот судьбу… В отличие от седовласого Энцо образца 50-х в исполнении могучего (и по игре, и по росту) артиста Драйвера, Манн, некогда обогнавший современный киноязык в экспериментах с цифрой, теперь слегка в догоняющих, но за этим кругом — хорошее время, а вместо сердца — пламенный мотор.
[STAT_ART_3.5]Во времена французской революции Аугусто Пиночет (Хайме Вадель), тогда еще под фамилией Пинош, в такт эпохе вел образцово разгульный образ жизни. Безбожно напивался. До (полу)смерти избивал проституток (не забывая их покусывать). Был преданно светским солдатом Людовика XVI, а на казни Марии-Антуанетты — даже страстно слизывал кровь с едва остывшей гильотины (буржуазная вкуснее, чем у рабочего класса). Когда ради смены обстановки он впервые инсценировал свою смерть, то вошел во вкус. Войны. Контрреволюции. Век за веком. Так Пиночета прибило в Чили, а что было дальше, зафиксировано в учебниках истории.
В очередной раз поучаствовав в своих похоронах, одряхлевший экс-правитель надумывает морить себя голодом, чтобы болезненно анемичным наконец отойти в мир иной. Квинтет инертных отпрысков, обеспокоенных судьбой офшорного наследства, по случаю нанимают монахиню (Паулу Лухзингер), готовую провести две процедуры за раз — бухучет и гуманный сеанс экзорцизма. В Пиночете же появление молоденькой девушки, наоборот, высекает искру интереса к жизни.
Четвертый по счету харчок режиссера Ларраина в гроб чилийского душегуба — сцена похорон будто бы и выдумана ради соответствующего эпизода. Упорство, которым легко добиться обратного эффекта: цитируя обросшие фольклорной старообрядческой бородой анекдоты про упырей-диктаторов, скорее подпитываешь поп-культурный образ чудища в парадном мундире, чем его демонизируешь. Выходное одеяние Пиночета, надеваемое им на городские кровопускательные рейды, красуется в обветшавшем поместье за толстым витринным стеклом. В соседних футлярах коллекции Ларраина, очевидно, пылятся другие воплощенные в формально политических байопиках имена-идеи, обуреваемые прошлым. Несчастная принцесса Диана (Кристен Стюарт). Безутешная вдова Джеки (Натали Портман). И просто дива — грядущий фильм о Марии Каллас с Анджелиной Джоли, который благодаря факту романа героини с Аристотелем Онассисом, видимо, закроет негласную трилогию.
Но лица в этом «музее восковых фигур мадам Тюссо» сточены, каждую можно узнать разве что по силуэту. «Граф» — важная часть этого курьезного регионального конкурса двойников (см. «Тони Манеро»). Если голливудские актрисы красиво грустили в роскошестве статусных интерьеров, то артист Вадель по-декадентски тоскует по былому беспределу, наслаждаясь Штраусом в окружении игрушечных солдатиков, наполеоновской корреспонденции и экстремистской литературы. Придуманные для этого апатичного старичка репризы давно перемерзли вместе с человеческими сердцами в пиночетовском холодильнике.
Реальные упыри тоже плачут, сразу же за классикой в этом плейлисте — мотивы латиноамериканских мыльных опер. Потомки делят награбленное наследство. Аугусто заигрывает с корыстной монашкой. Его супруга спит со слугой (у того на наследие хозяина свои виды). На монохромном солнце чуть поодаль обветшавшего особняка поблескивает гильотина, которая, следуя афоризму про ружье при наличии в кадре, обязательно отсечет чью-нибудь голову. Диктатура вечна, потому что бессмертна. В каждом тиране сидит ребенок. Беззубо для готической сатиры, кажется, Ларраин, того не замечая, сам стал донором для своего идеологического врага.
[STAT_ART_0.5]