Лена, расскажи, пожалуйста, каким образом тема детства стала главной идеей твоих работ?
В основе моих размышлений лежала тема быстротечности времени, невозможности его удержать. Детство стало для меня якорем, спасением от неминуемости. Оно дарит надежду. Я помню истории родителей и бабушек из их детства, я вижу детство своих детей и могу расставить маяки, провести параллели между историями с разницей почти в сто лет и найти в них идентичные моменты, вневременные понятия. Именно в детстве мы открыты миру как космосу и наши рассуждения неподвластны общим нарративам, именно в детстве происходят события — ключики для всей последующей жизни.
На первый взгляд, используемые тобой достаточно наивные образы предполагают иное видение, что-то глубокое и мрачное присутствует в твоих работах. Как бы ты охарактеризовала этот синтез?
Я изображаю детей намеренно светлым, почти белым силуэтом — как синоним чистого листа белой бумаги на ветру. Это хрупкость и легкость. Мир вокруг ребенка все тот же, что и мир вокруг взрослого, он такой же чуждый, таинственный, непонятный. Но ребенок постоянно идет навстречу миру, «открывает» его снова и снова: залезает на скалы, прыгает в воду, лазает по деревьям — как будто испытывает себя или, наоборот, природу на прочность, утверждает свое «я» в миропорядке.
Этап «разворачивания» является для тебя ключевым элементом? Как ты пришла к этому методу?
Для меня это своего рода отражение энтропии во времени. Мазки, проникшие через тонкую ткань, как сквозь время памяти. Некая утрата, неоднозначность и нерукотворность процесса, который перестает быть полностью зависимым от моей руки, вызывает во мне смешанные чувства, схожие с ностальгией. Я испробовала много вариантов, работая над темой времени, и, на мой взгляд, этот метод отражает суть моих размышлений.
Выставка отсылает нас к фильмам Тарковского. Какое влияние режиссер оказал на тебя?
Фильмы Тарковского, как и стихи его отца, оказали на меня влияние еще в самом начале моего творческого пути, в подростковом возрасте.
В процессе работы над проектом я начала поднимать пыльные слои своего же становления и докопалась до первоисточника. Меня поразило то, сколько точек соприкосновения с работами режиссера проявилось в моем проекте спустя столько лет. Его идеи о памяти, отражениях пространств, ностальгии по невозвратному, не до конца даже понятые, проросли во мне и дали новое переосмысление. И вот я открыла их снова, но уже в своем проекте. Цитируя Андрея Арсеньевича: «И вода для меня — отражение. Но не только. Может быть, это какая-то древняя память. Вода, речка, ручей — для меня очень много говорят…»
Название выставки — «Невесомость». Насколько тебе характерно это состояние?
Даже слишком характерно, особенно в творчестве. Приходится себя постоянно приземлять. Для меня самый любимый этап работы — первый. На белой ткани еле проступают невидимые мазки непонятной формы. Все время хочется на этом остановиться и не нагружать холст. Белое на белом, что может быть легче?
Сталкивалась ты с cancel culturе?
Наоборот, многие в моих работах улавливают настроения неорусского стиля рубежа веков, и им нравится считывать этот культурный код. Я не стремлюсь подчеркивать это в своих работах, но я поддерживаю преемственность, ведь я являюсь частью русской культуры, у меня в голове не укладывается, как можно отгородиться от такого огромного наследия.
Возможно ли сейчас создавать искусство и каким ты видишь его будущее в сегодняшних реалиях?
Когда из мира уходит гармония, он нуждается в искусстве как никогда. Можно сказать, что искусство существует лишь потому, что мир плохо устроен.
Мне кажется, искусство — это одно из самых бескорыстных занятий человека. Да, творцы наиболее беззащитны в своей работе, но в этом есть и смелость. И лучшие произведения возникали именно в самые трудные времена.