Нью-Йорк просто так не бросишь. Длящийся и по сей день вояж Вуди Аллена по Европе — не из тех историй, когда заслуженный кинематографист в затяжном кризисе обрел вдохновение, стоило только пересечь океан. Просто бизнес, ничего личного. 20 лет назад наступление миллениума растревожило Аллена. После «Сладкого и гадкого» его американские картины казались необязательными и промежуточными, а нечто исповедальное и важное не получалось. Не ладились и поиски своевременного альтер эго: и без того невротичный режиссер сомневался еще больше, чем обычно, безуспешно выискивая свой аватар в рядах молодых голливудских артистов. Прибыли не было, падал интерес. Образ застенчивого и рассеянного манхэттенского писателя стоило оставить в покое, хотя бы на пару лет. И без того не самая щедрая американская киноиндустрия неохотно спонсировала авторскую инерцию, тогда как в Европе, наоборот, были счастливы вложиться в маленький фильм со звездами.
Нетрудно представить себе сборы режиссера Аллена в очередную поездку. Выглаженные однотонные рубашки (иногда для разнообразия — в клетку), слаксы цвета крафтовой бумаги, пиджак на случай холодов, запасная пара очков, несколько книг, обязательная панамка — и все это сопровождается непрерывным бурчанием под нос о нежелании выбираться из собственной квартиры на Манхэттене. Для Западной Европы Вуди — один из тысяч туристов, ежемесячно гостящих в чужой стране, чтобы несколько ночей подремать в «колыбели культуры». В этом статусе, Аллен неотделим от своих американских персонажей, случайных наблюдателей, которые поначалу не брезгуют втридорога скупать сувениры, лелеют свое происхождение и следуют по маршрутным картам «топ-10 главных достопримечательностей». Сакральная туристическая метаморфоза (невозможная для режиссера в том же Нью-Йорке) сводится к новообретенному чувственному опыту, когда вместо намоленных Колизея, Эйфелевой башни и храма Святого Семейства для его заезжих героев открываются неизвестные потаенные места, неразрывно связанные с очередной «курортной» влюбленностью.
Дом, милый дом — позовет обратно, не сможешь отказаться. Две подружки Вики (Ребекка Холл) и Кристина (Скарлетт Йоханссон) поочередно соблазнются Барселоной (о названии фильма нетрудно догадаться) и всерьез задумываются о том, чтобы задержаться в Каталонии надолго, а то и навсегда. Чуждый край, впрочем, не принимает юные умы, сформированные на ином языке и образе мыслей. Барьер языковой не так страшен, как разница менталитетов. Девушки успеют обжечься на связи с местным художником свободных взглядов (Хавьер Бардем), а после уезжают восвояси с хорошей историей за плечами (будет что рассказать за бранчем с друзьями). Так случается практически со всеми, кто по воле Аллена проводит романтический летний (а иногда и дождливый) день в чуждом европейском городке.
Чемодан, вокзал, Манхэттен. От влюбленности до покупки билетов домой от силы месяц. За столь короткий срок чувства не успевают отсыреть, а новый город — наскучить. Для героя «Фестиваля Рифкина» даже сны в Сан-Себастьяне ярче, чем в манхэттенском быту. Пересечь географические границы сродни подсознательному преодолению собственных страхов, иначе в себе не разберешься. Если Рифкин (Уоллес Шоун) становится участником любимых фильмов, блуждая в потемках апатии, то Аллен подглядывает за буднями других на расстоянии вытянутой руки, глазами американцев, которые не могут оторваться от лицезрения ссор импульсивных испанцев, итальянцев и французов.
Формула деликатного невмешательства в мелодрамы других, достигнет своего абсолюта в «Полночи в Париже», где Гил (Оуэн Уилсон), ночами шатаясь по Монмартру, встречает фантомы творческой буржуазии прошлого. Они иллюзорны, так же как и любая парочка вечно скандалящих, влюбленных художников готовых друг друга убить. Разница в том, что одни — видение, а другие — люди из плоти и крови. Но что с того? Каждого из них невозможно представить в других географических условностях. Любой «местный» (твой современник он или нет) — счастливый узник той страны, на языке которой он воспитан, так и работает культурная память.
Казалось бы, режиссером воспето низкое — курортные романы, плотские соблазны и низкие поступки, но они становятся особенными, непорочными и возвышенными, благодаря пресловутой «силе момента». Аллен не стыдится слова «открытка», которым критики клеймят его лазурные наважденческие приключения по Европе. Как истинно влюбленный человек Вуди видит Францию, Италию или Испанию в лучшем виде: странами вечными, но далекими, автономно мыслящими и чувствующими.
«Американское мышление сковано», — не стесняясь, утверждает своими фильмами Аллен. Любое такое путешествие для его героев (зачастую зажатых и чопорных) становится возможностью выйти за пределы внутренних табу, зоны комфорта и границ разумного. Будь то открывшийся у Кристины в Барселоне талант к фотографии. Беседы Гила с Дали, Хемингуэем и прочей культурной элитой прошлого. Или разочарование извечного скептика Стэнли (Колин Ферт) в своем цинизме, стоило ему только влюбиться («Магия лунного света») в шарлатанку Софи (Эмма Стоун), конечно же, на Лазурном берегу.
Единственная европейская страна, которую стоит обособить в разговоре о каникулярных фильмах Аллена — Великобритания. Отсутствие языкового барьера возводит извечно пасмурный, депрессивный Лондон в ранг театральных подмостков, на которых, следуя шекспировской традиции, ничего кроме трагедий и инфернальных комедий положений поставить не удается. В легкомысленной, на первый взгляд, «Сенсации», ирония и смерть неразрывны — неупокоенную душу акулы пера Джо Стромбела (Иэн МакШейн) мучает разоблачение нового серийного убийцы. Дух обращается к студентке журфака Сондре Прански (Скарлетт Йоханссон), та проводит собственное расследование: то соблазняется, то разочаровывается, но все время находится на волоске от собственной погибели.
Тогда как другой фильм из лондонского цикла — «Ты встретишь таинственного незнакомца» — начинается неточной цитатой Шекспира о бессмысленной жизни, полной слов и страстей. Вместо того, чтобы опровергнуть этот тезис, Аллен с нескрываемым удовольствием его подтверждает, наказывая своих бессовестных героев за аморальные и бесчестные поступки бременем неопределенности. Не менее тоскливы (в своем антураже) «Матч пойнт» (и вовсе один из лучших фильмов Аллена) и «Мечта Кассандры». Две истории, вдохновленные прозой Достоевского и Драйзера: о кровной мести, (не)оправданной жестокости и тонкой грани между гуманным/бесчеловечным.