Кинообразование самоучки из видеопроката, хлесткий язык лирических героев бульварного чтива, большая неподдельная любовь к каждому своему мало-мальски значимому персонажу (как к маленькому ребенку). Характерный слог, обилие гиперссылок, фанатичный неймдроппинг (от Мифунэ до Габена, от Осимы до Вигота) — имя автора, какую из глав не открой, угадывается с нескольких слов, даже в переводе.
Если «Однажды... в Голливуде» в киноформате — это исполненная тоски по концу шестидесятых (когда «Золотой век» уже закончился, а «Новый Голливуд» только начинался) элегия, то «Однажды в Голливуде» на бумаге — контент умозрительный (именно что проделанный в уме). Вместе с фильмом одноименный роман образует и четвертое, и пятое, и десятое измерение, позволяя сказанию о тяготах заблудившегося среди своих несбывшихся карьерных мечт артиста Рика Далтона (Леонардо ДиКаприо) и его верного дублера-каскадера Клиффа Бута (Брэд Питт) стать интимным переживанием для зрителя-читателя сразу на нескольких уровнях воздействия. Не только увидев эту историю на экране, но и смоделировав ее недостающие части в своем сознании.
В главе про стычку-поединок Клиффа Бута и Брюса Ли (Майк Мо) на съемках «Зеленого шершня» Тарантино сравнивает последнего с Нуриевым. «Они умели зависать в воздухе так, как мало кто в истории. Они как будто плыли в воздухе, доделывали все то, что задумывали, и мягко опускались на землю только тогда, когда хотели». Квентин работает так же, без страха и упрека. Его полет — письмо, воздух — белый лист бумаги. Рассказывать истории так, как это делает Тарантино, и правда никто не может. Мертвые в его мирах счастливо здравствуют, негодяи бесславно погибают или всю жизнь носят на себе клеймо собственной подлости. Воля высшей справедливости (то есть автор) побеждает саму смерть, да так, словно иначе и быть не могло.
Так что же скрывается за мягкой обложкой «Однажды в Голливуде»? Первый драфт сценария? Написанная с нуля новелла по мотивам? Ремикс? Переосмысление? Несколько глав подробно повторяют сцены фильма, но дьявол, как полагается, в деталях. Достаточно смены декораций, расширенного диалога, разночтений в мизансцене (Тарантино по привычке в каждом эпизоде подробно прописывает кто, где и на чем стоял), и кажется, что это эпизод из какой-то другой оперы. В фильме Рик встречался с продюсером-акулой Марвином Шварцем после пары-тройки коктейлей в баре, в романе — куда более трезвым и нервным в офисе голливудского воротилы. Обстановка задает контекст ситуации, пьян ты или чист, заикаешься или держишь себя в руках.
Кинозвезды могут быть добры и милы, а единственным грехом в их душе останется лишь здоровая зависть к более успешным коллегам. О том, что на самом деле тяготит их и мучит, не должен знать никто — кроме Квентина. На страницах романа он записывает внутренний голос Клифа, Рика, Шэрон (Марго Робби) и даже пана Полански (Рафаль Заверуха). Теперь читатель-зритель может наложить любой из этих подсознательных монологов на томящихся в кадре уязвимого Далтона, непосредственного Бута и неземной красоты нимфу Тейт, чтобы понять, что на самом деле гложет жителей фабрики грез в сладостно-наивную эпоху жанрового кино.
В 2019-м Тарантино пошел в крестовый поход против несправедливости и зла. В его фильме хиппи-подростки вместо дома Полански наведывались к Далтону (живущему по соседству), где встретили отпор от ветерана войны Клифа Бута, его храброго питбуля Бренди и Рика с запылившимся в пристройке у бассейна огнеметом, когда-то доставшимся актеру на съемках «14 кулаков МакКласки». Шэрон Тейт и ее гости тем вечером остались живы (в отличие от того, как все обернулось в жизни). То, что впоследствии омрачило беззаботное и светлое десятилетие на голливудских холмах, не случилось, вечная сказка продолжилась.
В бумажной версии «Однажды» Тарантино переписывает историю осторожнее, он останавливается за несколько месяцев до той злополучной ночи с 8 на 9 августа 1969 года. Роман практически лишен внешнего конфликта. Мэнсон появляется в нем лишь на пару сцен в роли обозлившегося на буржуазию неудачника с даром убеждения. Его «Семья» пока что бездействует и не прибегает к силе, совершая пробные вылазки в незапертые дома. Тучи сгущаются, но в уютных особняках тепло, а хиппи пусть мерзнут на улице — виноваты сами. Все сложности текста Тарантино — внутренние. Рик не может найти покоя и, суетясь, печется о своей фильмографии. Клифф с легким недоумением встречает новые времена и свою потенциальную бесхозность (уже не каскадер из-за скандалов, а в перспективе, скорее всего, больше не водитель-друг Далтона). Лишь Шэрон не думает о «сейчас». Она мечтает о славном будущем, и при соприкосновении с нашей действительностью это все такая же душераздирающая драма.
Истина, как полагается, в кино, экранное искусство — спасение, отдушина и самый лучший друг. Все дороги ведут в кинозал: кого улыбаться с экрана, кого с удовольствием на него смотреть. Далтон постепенно понимает главное — как важно притворяться. То, что иные готовы делать бесплатно, приносит достаток и письма поклонников, о чем ему еще мечтать? Бут, стоит появиться свободной минуте, направляется в прохладный кинозал на сложные авторские картины (этому посвящена одна из самых увлекательных глав романа, где Клифф между делом обозначает свой топ-5 фильмов Акиры Куросавы), так как его огрубевшая на войне душа невольно ищет больших переживаний. Шэрон вступает в синергию с залом при просмотре «Аварийной команды» (где она появляется в одной из ролей), убеждаясь в собственном умении быть смешной. Все они ищут высший смысл в реальности вокруг себя, но находят его в грезах, запечатленных на пленке 16 мм. Воспеть кинематограф на печатных страницах романа, да так, чтобы каждая упоминаемая сцена (от «На последнем дыхании» до «Я любопытна — фильм в желтом») невольно возникала в памяти, подобно монтажной склейке — признак мастерства.
Квентин трепетно переосмысляет шестидесятые, осторожно заглядывает в будущее (один из самых трогательных моментов романа — Рик болел за Мирабеллу, свою юную партнершу по вестерн-сериалу «Лансер», в каждой из ее будущих номинаций на премию «Оскар»), переводит взгляд с общего (в фильме) на частное (мысли и чувства своих героев).
Каждая из версий «Однажды» дополняет другую. Медитативность фильма рифмуется с болтливостью романа. Флешбеки (от тайны смерти супруги Клиффа до биографии четвероногой Бренди), самодостаточные сценки из «Лансера», негласное противостояние на площадке с будущей звездой малого экрана Джеймсом Стейси (Тимоти Олифант). Нюансы, нюансы, нюансы. Метавселенная Тарантино полнится, побуждая воображение читателя представить встречу ветерана Второй Мировой Клиффа Бута и лейтенанта Альдо Рейна (снова Брэд Питт) из «Бесславных ублюдков». Автор бесшовно размещает портреты своих вымышленных героев в галерею настоящих легенд шестидесятых, и в их существование безропотно хочется верить. Верить искренне, подобно маленькому мальчишке, сбежавшему от забот детства в кинотеатр и тайком открывшему для себя всю силу «Большого побега» или «Ребенка Розмари». В «Однажды в Голливуде» Тарантино — что в книжной версии, что в экранной — постулирует: конец прекрасной эпохи не настанет, пока мы о ней вспоминаем.