Альбом «Инстинкт выживания» при всей его бескомпромиссности и музыкальной изобретательности содержит мелодии, которые могли бы при иной аранжировке стать поп-хитами. Было ли у вас искушение сделать просто поп-песню и запустить ее во все чарты?
Нуки: У нас есть песня «17 лет», относительно легонькая, но смотря с чем сравнивать. То есть на «Авторадио» ее не поставишь, да даже для «Нашего радио» пришлось ее немножко кастрировать, отрезать оттуда рифф. С нашей точки зрения, это поп-песня, но для их диапазона она была слишком мясище. А есть треки, от которых нельзя что-то отрезать и сохранить при этом все высказывание цельным и мощным.
Кэш: Я предлагал не трогать ничего, просто сделать версию.
Прямо переиграть заново?
Кэш: Я специально перелопатил бы песню под радио. В некотором смысле она потеряла бы, а в другом смысле — приобрела. Это уже была бы другая песня, но все равно.
А это спровоцировало бы хейт или, наоборот, расширило вашу армию поклонников?
Нуки: Да никто бы не узнал ее просто. Кстати, наша аудитория, по-моему, бодрится от песни «Чернуха» именно из-за этих настроенческих перепадов, а так она была бы ровная, серая, но зато о@#енно радийная.
Кэш: Ничего страшного. Люди говорили бы: «Эта радиоверсия — говно». Ну а те, для кого она слишком тяжела в оригинале, хотя бы ее услышали. Но если продолжать аллегорию с едой, то «Чернуха» осталась деликатесом.
Есть такой урбанистический миф, что если ты не делаешь, что требует «Наше радио», то оно тебя на «Нашествие» не возьмет. Это правда?
Нуки: Это точно неправда, потому что «Наше радио» и «Нашествие» — это как KFC и Макдоналдс. Есть, конечно, небольшой островок хедлайнеров на главной сцене — да, их определяет «Наше радио», а все остальное — это другая корпорация.
А там есть какая-нибудь мишленовская сцена?
Кэш: Бывает, что третья сцена присутствует.
Нуки: (Смеется.) Третья сцена — мишленовская. Там, говорят, друзья сотрудников «Нашего радио». Но, возможно, это домыслы и сказки.
К слову об адаптации рок-песен для радиоформата: я в такси по ROCK FM на днях слушал песню Guns N' Roses Sweet Child O' Mine. Из нее вырезали гитарное соло. Даже им помогли сотрудники радиостанции донести свою музыку до слушателей.
Кэш: Я ехал в такси, где водитель в кепочке слушал радио «Шансон». Там была песня с припевом «Эх, хвост, чешуя, не поймал я ничего». При этом в одном из куплетов они запикали слово «гондон». Смешно, элементарное слово.
Нуки: Вот тебя швырнуло сейчас!
Кэш: Такая же цензура!
Нуки: Абсолютно насрать. По-моему, радио никто не слушает уже.
Кэш: Почему? Те, кто ездит на машинах, слушают.
Нуки: Но это какой-то маленький процент.
Кэш: Судя по пробкам — не такой маленький.
Какие видео выходят в поддержку альбома?
Кэш: Мы решили выпустить на все песни альбома по видео. Собирались делать так каждую пятницу, но тут случилось непредвиденное обстоятельство: человек, который с нами работал, перестал выходить на связь. Мы очень грустим, ищем ему замену в спешке и пока ничего достойного не находим. Но тем не менее будем продолжать этот вектор.
Как у вас появилось видео со «Страдающим Средневековьем»?
Нуки: Все началось очень смешно. Кэш мне подарил на день рождения (1 февраля) две книги: «Страдающее Средневековье» и «Иконографический беспредел». Как-то раз мы едем с пресс-конференции на «Нашем радио» и обсуждаем, что на «Чернуху» надо что-то крутое придумать. Потом я выхожу из вагона метро, смотрю на эти книги, понимаю: так вот же идея.
Процесс работы над видео выглядел так. На каком-то этапе я говорила: «Не хватает кричащих монстров» — они накидали кричащих монстров. И все в таком духе. Рисовали гифки вручную, это просто адский труд, а Валера потом все собирал и дополнял.
Помню, на концерте Iron Maiden видел мужика с ребенком на плечах, а рядом с ним еще чувака, явно его сына, уже взрослого. Есть ли такое у вас? Ведь вам исполнилось 19 лет, а это значит, что вы воспитали несколько поколений слушателей.
Кэш: Есть. Люди говорили, что не только познакомились на наших концертах, но потом у них дети еще родились.
Нуки: Приходили беременные, мы на пузе расписывались. Через какое-то время приносили свое чадо, и это чадо уже слэмилось. С детьми на плечах тоже встречаются — но знаешь, слава богу, это не 90% нашей публики. (Смеется.)
С аудиторией группы «Ария» перемешивалась ваша?
Нуки: Никогда, это вообще разные аудитории.
Кэш: Есть люди, которые отличаются такой всеядностью! Мы над этим всегда потешаемся. Или плачем. Смотря с кем рядом ставят.
Нуки: Смешно было, когда нас на «Нашествии» поставили в расписании в одно время с группой «Пикник». И то нашлись те, кто в комментариях писал: «Вы совсем с ума сошли: "Пикник" одновременно со "СЛОТ" ставить! Вы просто рвете мое сердце!»
Кэш: А мне в детстве нравился альбом «Иероглиф». Сейчас, конечно, такое я слушаю с трудом.
В вашем последнем альбоме есть фраза: «Про Москву лучше расскажут Guf и Тимати». Вы саркастически относитесь к тому, как в их творчестве отображена московская реальность?
Нуки: Самое смешное — когда создавался этот сингл, вышел их трек «Москва». Это стремно, конечно. Мы поняли, что если выпустим песню сейчас, все будут нас сравнивать.
Ты хочешь сказать, что эта строчка была написана раньше, чем их трек?
Нуки: Да, потом мы решили строчку убрать, но по другим, музыкальным соображениям — чтобы в этом месте не было букв и были только танцы. И потом для разнообразия решили вернуть фрагмент в альбом.
Кэш: Чтобы была альбомная версия.
Нуки: Но я была против. А высказывание у него действительно смешное получилось. Бедный Guf: «Я вообще был не в курсе!»
Кэш: Как можно быть не в курсе!
Нуки: Я тоже слабо себе представляю. Пишешь фрагмент как гость — но ты же должен послушать результат!
Согласитесь, Guf один из немногих артистов, про которых не удивишься, что он правда не в курсе.
Кэш: Ну тогда это значит, что он очень крутой. Ему настолько некогда! (Смеется.)
Как вы будете обкатывать альбом и что происходит с вашим концертным графиком?
Кэш: Концертный график зависит не от альбома, а от ситуации с пандемией. Альбом вышел в феврале, презентация в Москве будет только 28 мая.
Нуки: А 15 мая в Питере.
Кэш: Надеемся, что ограничений станет еще меньше, и мы сможем не делить концерт пополам, как это было в декабре и пришлось выступать два дня подряд.
Каковы ваши оценки: что будет происходить с концертами?
Нуки: Честно говоря, мы в нормальной-то ситуации не очень смотрим в календарь на концертный график. Нам звонит или пишет наш тур-менеджер и сообщает, когда и куда надо ехать.
Но обычно в этот период все заявки на летние фестивали подаются?
Нуки: Так это все перенесенные выступления. Соответственно, все, что не случилось летом 2020 года, планируется на это лето. Остается надеяться, что российские фестивали состоятся. Все будет достаточно феерично: граница закрыта, люди, мне кажется, соскучившиеся. Непонятно, что победит: страх или тоска. Но в нашей стране, думаю, победит страх.
Пока что мы выигрываем по тоске, потому что у нас более-менее все открывается, а парализован страхом западный мир.
Кэш: Я разговаривал с некоторыми организаторами, у них главное опасение — что разрешение на проведение фестиваля могут дать за неделю. Как готовиться, как вкладываться в рекламу — многие вещи под вопросом.
Нуки: Я имела в виду даже не организационную часть. Вот, допустим, концерты разрешают. А народ поедет?
Кэш: Поедет!
Нуки: Да вот черт его знает.
Поедет, конечно. У нас народ уже с ухмылкой смотрит на все эти опасности. Тем более что перед смертью как раз хочется подышать.
Нуки: Ваша вера в людей явно сильнее, чем моя.
Давайте о веселом поговорим. Какие самые странные артисты звучали у вас в наушниках, когда вы записывали этот альбом? И, может быть, вы даже использовали какие-то их музыкальные идеи?
Кэш: Мне кажется, у меня самый странный был Ghostmane.
Нуки: Мне кажется, наоборот он стал нормальный, а до этого был странный.
Кэш: А мне кажется, это какая-то театральная проповедь, посаженная вдруг местами на гитары.
Это же такой сатанинский рэпер, который читает высоким голосом?
Кэш: У него два голоса. Ты послушай.
Нуки: Еще у него вышел свеженький альбом, и для меня он стал нормальным Мэрилином Мэнсоном.
Кэш: А для это особая вещь в себе.
Нуки: У нас нет такого, что мы взяли и что-то подтырили. Хотя нет, все же подтырили у Skynd в песню «Чернуха» вокальную примочку — питчшифтер. Она делает хоррор-штуки, и каждая песня — это номер маньяка, который существовал на самом деле. Мне нравится только одна ее песня, все остальное так медленно и атмосферно. Мне вообще кажется, тяжелая сцена стала медленной, чересчур медленной.
Спустя девятнадцать лет существования группы стали ли вы играть ощутимо круче технически и чувствуете ли некое превосходство перед другими коллективами?
Кэш: Превосходство — нет, а то, что мы совершенствуемся, — это да.
Нуки: Техничность — дополнительный бонус, но это не самоцель. Самоцель — не повторяться. Иначе будет очень скучно. Наверное, это не оправдывает ожиданий наших олдовых фэнов, половина которых недоумевает, когда выходит, например, «200 кВт». А для меня это абсолютно гармоничное и естественное развитие с участием тех ингредиентов, которые всегда были в нашей музыке.
Однажды я делал интервью с Томми Ли, и он сетовал, что Mötley Crüe все считали позерами и клоунами, но упускали из виду музыкальные достоинства — их заглушал яркий имидж.
Кэш: На этом выезжают многие. Взять того же Мэрилина Мэнсона: его музыкальная составляющая очень сильно отставала вначале, только потом подтянулась. Зато по имиджу он убирал просто всех.
Как вы восприняли последние новости о нем?
Нуки: Для меня создатель и его произведения — это разные вещи. Как только что-то выходит из-под пера, оно перестает принадлежать автору. Соответственно, произведения искусства никак не могут страдать от того, что делал автор.
Кэш: Согласен.
Нуки: Тарковский сжег корову, осадочек есть, конечно, но кино-то крутое. Хотя вот есть группа Lost Prophets — для меня это перебор. Но честно говоря, слушатели сами фильтруют эти вещи. На административном уровне их регулировать мне кажется неправильным.
Насколько вы удовлетворены представленностью тяжелой музыки на радио и считаете ли, что можно было бы эту ситуацию как-то изменить?
Кэш: Мы можем рассказать тебе только историю про то, как у нас выходила англоязычная пластинка. Это был сборник адаптаций наших треков на английский язык, который вышел на странном танцевальном подразделении Universal. Альбом назывался Break the Code и предназначался для североамериканского рынка. Понятно, что мы для них никто и звать нас никак, но там работает такая система: сразу включается промоутер лейбла, и мы оказываемся не то чтобы в ротации, а на шестидесяти FM-радиостанциях!
Нуки: Причем это радиостанции только с тяжелой сценой. Не просто, знаешь, рок, а только тяжелый музон!
Кэш: С одной стороны, так работает система: лейблы предлагают радиостанциям своего исполнителя. А с другой — радиостанции не ссут взять что-то новое, неизвестное. Мы в России стоим перед не то что стеной, а какой-то дырой.
Но как эта дыра образуется? Это косность менеджмента? Или народ сам по себе невосприимчив к усложнению музыки? Рок-радиостанции появились у нас почти одновременно с вашей группой, должны же они были как-то развиваться.
Кэш: И сколько рок-радиостанций ты знаешь?
Rock FM, «Наше» и MAXIMUM.
Кэш: MAXIMUM не крутят наших, а для других — тех, которые крутят — мы слишком фирменные. И Rock FM тоже не крутит наших. Получается, нет пророка в своем отечестве. «Наше радио» — да. Они вот уже почти 20 лет, сколько существует группа «СЛОТ», в одно лицо воспитывают нашу публику, приучают к чему-то — и народ приучился.
К свердловскому прочтению рок-музыки.
Кэш: Свердловско-питерскому.
Насколько это критично для индустрии?
Нуки: Мы не экспериментировали. Сейчас как раз первая попытка провести этот эксперимент, и тогда посмотрим: может быть, наше присутствие на «Нашем радио» ничего никому не принесет хорошего. А может, и принесет, черт его знает. В целом на культурное воспитание это, конечно, влияет: три года просуществовал канал A-One, и это дало очень мощный стимул и вырастило целое поколение. Что бы было, если бы подобный формат телевидения или радио просуществовал бы в течение десяти лет или двадцати, как «Наше», и они бы крутили такое музло? Это послужило бы очень мощным толчком для эволюции всех групп, которые собрались просто потусить и пивка попить, покатать туры, а потом заняться взрослой жизнью и взять ипотеку. А если бы была такая платформа, где они бы развивались, то история тяжелой рок-музыки пошла бы по иному пути.
То есть это был не самый дальновидный шаг Толмацкого — уничтожить рок-музыку на A-One и превратить его в рэп-канал, который потом все равно сгинет?
Нуки: Это же видно.
Даже если он любит рэп, он мог бы оценить потенциал рок-музыки, и это сейчас дало бы свои плоды.
Нуки: Да, но понимаешь, чтобы это изменить, нужно минимум десятилетие. Потому что когда приходишь к рекламодателям, очень сложно объяснить, почему их рекламу о@#енно крутить для этой аудитории. Это замкнутый круг: чтобы у рекламодателей/менеджеров поменялось отношение к этому вопросу, потребуется очень много лет, особенно для нашей нерасторопной страны. Это уже вопрос потери просто адских бабок, никто на это не хочет идти.
В сознании россиян между классическим роком и альтернативным по-прежнему пропасть?
Нуки: В их мозгу это слияние невозможно. Эта медиастена выстраивалась долгие-долгие годы. Был проблеск, когда это разделение могло стереться, и разные стили и жанры могли б существовать вместе — и в головах, и в физическом мире. К сожалению, остается и жесткое разделение между русскоязычной и англоязычной музыкой.
Да ладно?
Нуки: Да. Англоязычную от русской отделяет пропасть, и наоборот: люди, которые любят русские группы, не хотят слушать что-то на заморском языке. Хотя казалось бы, музыка — это интернациональный язык.
Кэш: Потому что нашему народу надо быть за кого-то и против кого-то.
Нуки: Получается, целая конфессия: если ты принадлежишь к одной секте, то все остальное неправомерное. Мне кажется, это тоже наша черта, но могу ошибаться.
Аминь.
(Все смеются.)