Алена, почему ты выбрала именно панк-рок?
Я начала его слушать в двенадцать лет, когда брат отдал мне свои старые диски. Собственно, с тех времен мои музыкальные предпочтения не сильно поменялись. Мне кажется, даже моя спортивная карьера тесно связана с панк-роком. Именно под такую музыку я каталась сначала на скейте, а потом на сноуборде. Забавно, что получился такой своеобразный цикл: все начиналось с музыки и к ней вернулось. Только теперь я уже сама в качестве музыканта, автора и исполнителя.
На самом деле, играть в группе я мечтала с подросткового возраста. Просто в 20 лет казалось, что уже поздно, в 25 — тем более, а в 30 почему-то оказалось в самый раз. Сейчас у меня есть акустический проект Алена Алехина и группа в электрическом звучании с барабанами — 321RUN. Название — своего рода отсылка к одному из моих любимых фильмов «Форрест Гамп». Там есть эпизод, где главному герою приходится убегать от нападения, его брейсы (ортопедический ортез. — Прим. SRSLY) ломаются, и он продолжает бежать уже без них. При этом ему кричат: «Беги, Форрест, беги!» Это моя мечта, наверное…
У меня есть точно такие же брейсы. Только в них и со специальными ходунками перед собой я могу самостоятельно подниматься по ступенькам в московских зданиях, где нет лифта. Удивительно, что со времен событий из этого фильма прошло 70 лет, но ничего лучше для людей с такой травмой, как у меня, так и не изобрели.
Есть мнение, что вот в Америке хорошая медицина, используются передовые технологии. А как на самом деле?
Везде есть плюсы и минусы, и США — не исключение, так что к американской медицинской системе у меня очень много претензий. Из плюсов — везде доступная среда, все удобно и красиво. Что касается моего диагноза, к сожалению, пока нигде в мире не существует медицины, которая может меня поставить на ноги.
У меня травма спинного мозга. Существуют разные степени тяжести этого диагноза, как стадии некоторых серьезных болезней, но если не вдаваться в медицинские подробности, то у меня худший вариант из всех возможных. Врачи дали 2% на то, что мне удастся когда-то встать на ноги, то есть фактически это значит, что я никогда не смогу ходить. Но я всегда помню об этих двух процентах, так что до сих пор, даже восемь лет спустя, каждый день оставляю восстановление в приоритете: ежедневно занимаюсь на тренажерах, держу руку на пульсе новых разработок в технологиях для лечения моей травмы. Пробую абсолютно все средства реабилитации и лечения. И до сих пор вижу какой-то прогресс. Да, он микроскопический, но он есть.
Как тебе удалось не сломаться?
С самого первого дня я начала свою отчаянную борьбу за счастье. С самого дна карабкалась по крутой лестнице вверх. Несколько раз эту лестницу из-под меня жестко вышибали, но я снова поднималась и продолжала свой путь наверх к свету. Хотя первые три месяца просто хотелось не быть, честно говоря. Хотелось, чтобы все вокруг меня исчезло и я вместе со всем этим. Я очень страдала. Не существует шкалы, с помощью которой можно было бы измерить физическую и моральную боль, испытанную мной тогда. Я даже завидовала одной известной лыжнице, которая на пике карьеры получила травму, несовместимую с жизнью, и умерла сразу же. Думала: «Для нее все закончилось в один миг, без мучений, без осознания размера потери, и все запомнили ее счастливой, успешной и здоровой». Сейчас меня, конечно, шокирует тот факт, что я могла ей завидовать.
А мысли о самоубийстве появлялись?
Это означало бы убить сразу нескольких человек: моя семья точно не заслуживала до конца дней жить с осознанием того, что их дочь покончила с собой. Считаю, что самоубийство — это страшное преступление, потому что есть те, кто тебя любит. И в этот момент ты убиваешь не себя, а своих близких: тебе уже будет все равно, ты ничего не почувствуешь, а их оставишь мучиться на всю жизнь — это очень жестоко.
Ален, что значит «вышибли лестницу из-под ног»? Кто это делал?
Моя счастливые отношения очень быстро начали рушиться. Оказалось, что человеку, которого я очень любила, я была нужна только здоровой и успешной. И он морально не справлялся и не хотел справляться с жизнью с инвалидом, если грубо выразиться.
На самом деле, сначала я его даже отговаривала прилетать ко мне в больницу, но он все равно это сделал. К тому времени мы были обручены уже полгода к тому времени, но свадьба состоялась несколько дней спустя после выхода из реанимации. Я тогда еще даже не отошла от действия морфия.
Красивой истории хватило меньше, чем на год, к сожалению. Он не был готов разделить мой путь и проходить это испытание вместе со мной. В его идеальной картинке жизни его жена была здорова, а я не могла этому соответствовать, как ни старалась.
Боль от такого предательства умножила мою боль от травмы на какое-то космическое число, потому что моя травма и развод были напрямую связаны. Комплексов, связанных с тем, что я инвалид, стало еще больше. Да и силы на тот момент уже были все израсходованы — я не думала, что будучи уже на «дне», можно провалиться еще глубже.
Это расставание далось очень тяжело, потому что на тот момент все мои ресурсы были уже израсходованы. К тому же какое-то время я очень утешала себя мыслью, что потеряла все, но у меня осталась любовь.
Я очень благодарна своей семье и близким друзьям (особенно лучшей подруге Женьке), которые, конечно, сделали все, что было в их силах на тот момент. Но так как я жила в Америке, большую часть этого испытания пришлось преодолевать все же в одиночку.
Упорная работа над собой продолжается и до сих пор и приносит свои результаты — жить мне становится легче с каждым годом. Сейчас мне страшно оборачиваться назад и вспоминать, через что я прошла. Первые три с половиной года даже дышать физически было сложно от груза обиды и несправедливости, который сдавливал мою грудную клетку.
Какой эффект ты получаешь от терапии и ежедневных тренировок? Насколько они важны?
Ну, во-первых, нужно поддерживать общую форму, чтобы не стало хуже, поскольку нарушено кровообращение в ногах. Так что мне особенно нужно стараться двигаться каждый день, ведь даже здоровому человеку вредно сидеть в офисе по семь часов в день. А помимо очевидного, у этой травмы огромное количество подводных камней, так что заниматься нужно ежедневно, чтобы хотя бы не становилось хуже. Во-вторых, какой-то прогресс все равно есть. Конечно, мне понадобилось бы еще несколько жизней такими темпами, чтобы снова ходить, но какие-то мышцы восстановились, а значит, надо продолжать, даже восемь лет спустя. В-третьих, если когда-нибудь изобретут чудесную технологию, которая сможет меня на ноги поставить, все равно нужно быть в хорошей форме, чтобы было, что восстанавливать.
Я уже принимала участие в некоторых экспериментальных исследованиях. В научном центре в Беверли-Хиллз пять с половиной месяцев испытывала новую технологию, правда, особенных результатов те эксперименты не принесли. Да что тут говорить, когда за последние 100 лет лучше инвалидного кресла и брейсов ничего не изобрели для моей травмы. Современные технологии (для смартфонов, например) очень быстро развиваются, потому что нужны почти каждому второму человеку, живущему на Земле. А процент людей с моей травмой очень маленький. Потому и заинтересованных в прогрессе, а следовательно, и научных разработках в этой области, не так много. Но я все равно слежу за всеми новостями на эту тему. И пусть это чудо произойдет хоть через 20 лет, я все равно буду очень рада.
Известно, что у нас люди с инвалидностью испытывают трудности с поисками работы. Ты же почти сразу нашла свое дело! Расскажи об этом.
Когда получила травму, я заканчивала РУДН — так что я магистр филологии, у меня диплом переводчика нескольких языков. Пока училась, не совсем понимала, зачем мне эта профессия, ведь у меня была удачная спортивная карьера. Но впоследствии образование очень помогло. Через три месяца после травмы я начала брать тексты на перевод и преподавать языки (английский, испанский, французский и русский на всех этих языках. — Прим. SRSLY) по скайпу. Тогда уроки онлайн были чем-то совсем новым.
Я работаю с подросткового возраста, и для меня было крайне важным сохранить финансовую независимость. Понимала, что на спортивной карьере поставлен крест, но, к счастью, у меня были другие навыки и знания, которые оказались очень кстати. Кроме того, работа положительно сказывалась на моей реабилитации. Я занималась на тренажерах и параллельно преподавала по скайпу. Переключала мысли на работу и почти забывала о своих физических упражнениях, которые нередко доставляли болезненные ощущения и дискомфорт. Если до этого я максимум могла «простоять» 20–30 минут, то с работой это время увеличилось сначала до часа, а потом и вовсе до пяти!
А что за тренажеры?
Ну, например, специальная рама, которая «фиксирует» меня в вертикальном положении и имитирует ходьбу. А вообще, их у меня много. Например, есть еще специальный велосипед, который стоит больше, чем моя машина (я вожу автомобиль на ручном управлении). К ногам подключаются электроды, которые сокращают нужные мышцы в то время, когда я кручу педали.
Мне очень повезло, что страховка в Америке в свое время оплатила этот велосипед. Потому что в какой-то момент я поняла, что не могу всю жизнь провести в реабилитационных центрах, и так 2,5 года целиком и полностью посвятила только реабилитации и работе. В то время не позволяла себе тратить время ни на что больше. Но ни капли об этом не жалею, потому что знаю, что я сделала и продолжаю делать абсолютный максимум для своего восстановления.
Тебя регулярно приглашают в качестве мотивационного спикера. Расскажи про эту сторону своей деятельности.
Приглашают на очень разные мероприятия. Это может быть и открытый ивент, и закрытый тимбилдинг, где мне ставят задачу вдохновить, вселить в людей оптимизм, дать им мотивацию двигаться дальше и жить каждый день с удовольствием, что бы ни случалось. Это полуторачасовое выступление-рассказ о том, что мне помогло сохранить свою любовь к жизни.
Как ты провела самоизоляцию и прилетала ли ты в Москву в период пандемии?
Начало пандемии провела в Калифорнии, а потом полетела в Москву, в самый разгар почти. Летом мне всегда хочется быть только в России. Решила не делать исключения и в прошлом году. Прилетела в Москву и отсидела почти три недели одна в самоизоляции прежде, чем увиделась с кем-либо. Все лето никуда почти не выбиралась и пряталась от пандемии вместе с семьей в нашем большом доме, но под конец лета отсоединилась от них на несколько недель и все-таки успела сыграть три концерта. Осенью снова воссоединилась с семьей и очень много занималась музыкой: писала новое, импровизировала на рояле, играла на гитаре и брала уроки по вокалу онлайн, а также, как и всегда, много работала и занималась на своих тренажерах (по 3-5 часов каждый день). После Нового года снова отделилась от близких и отыграла еще один концерт, после которого сразу должна была возвращаться в Калифорнию, но заболела ковидом. К счастью, больше в семье никто не болел. Вернулась в Калифорнию, как только здесь начали снимать жесткие ограничения — почти 10 месяцев было закрыто абсолютно все, здесь с этим очень строго.
Ты не думала вернуться в Россию навсегда?
Вообще, жизнь показала, что лучше отказываться от понятия «навсегда». К сожалению или к счастью, ничего не бывает навсегда, да и само это слово очень давит. Даже если тебе скажут, что ты в самом прекрасном месте на Земле и ты здесь навсегда, тут же появится ощущение какого-то внутреннего дискомфорта. Судьба научила не планировать, а жить здесь и сейчас. Так что пока так — между двух стран.
Мне кажется, я уже до конца своих дней застряла между двумя этими странами, потому что за семь лет Калифорния стала мне домом и кусочком меня. Но и отказываться от Москвы я тоже не хочу, да и не смогу, наверное, потому что для меня нет ничего прекраснее, чем лето в доме родителей, на даче, где прошло все мое детство. Я приезжала на каникулы к бабушке с дедушкой на лето и каждый раз, уезжая 31 августа, мечтала, что когда-нибудь буду жить на даче все время, а не только во время каникул. Для меня это место силы. А теперь там большой дом, в котором можно жить круглый год. И в этом доме есть старый рояль, что тоже было мечтой.
К тому же есть ощущение, что Калифорния уже никуда никогда не денется — именно здесь я себя представляю, например, беременной или гуляющей у океана с маленьким ребенком когда-нибудь. Хотелось бы, чтобы со временем и вся моя семья больше времени проводила здесь тоже.
Все-таки тебя приглашают спикером, чтобы ты вселяла в людей оптимизм, поэтому спрошу: какой совет ты бы дала тем, кто прочитает это интервью?
Сложно дать только один, но у меня есть любимая фраза: «Так будет не всегда». Мне кажется, она особенно актуальна сейчас, когда все немного потеряны. Во всем мире как будто появилась какая-то неуверенность в связи с пандемией. Никто до сих пор до конца не понимает, что будет дальше. Но ничто не длится вечно, пройдет и это.
Поэтому надо стараться находить положительные моменты в любом времени и ценить их, помня, что однажды (и довольно скоро) придет новая свежая волна, и все обязательно изменится. У моей группы 321RUN в августе прошлого года вышла новая песня Waves — как раз о том, что наша жизнь очень похожа на океан, потому что она не является прямой линией, и все в ней волнами: все периодами и постоянно меняется, но эти волны можно использовать и серфить по ним, получая от них таким образом лучшее.