Борис Барабанов: У меня один и тот же вопрос к вам обоим. В процессе работы, Павла — над дубляжом фильма, Льва — над редактурой книги «Почему Боуи важен», что нового вы узнали о Дэвиде Боуи?
Лев Ганкин: Для начала я послушал какие-то записи Боуи, которым не уделял должного внимания раньше. Я никогда не был его хардкор-фанатом, как Уилл Брукер, так что все равно мои знания крутились вокруг общеизвестных альбомов, признанных «великими». Альбомы 70-х, включая «Берлинскую трилогию», потом Let’s Dance (1983) и большая лакуна до альбомов периода его камбэка — The Next Day (2013) и Blackstar (2016). Конечно, что-то мне попадалось, но в целом казалось, что он не избежал участи своих ровесников и все же чуточку устарел в эти «тихие» годы. А Брукер исследовал феномен Боуи как ученый, и значит, ему требовалось погрузиться в материал полностью, не оставляя за бортом ничего. В его книге нет этой иерархии — «великое» и остальное. Напротив, он обратил мое внимание на альбом hours... (1999) или на группу Tin Machine, а также на ранние записи, вышедшие еще до Space Oddity. И, конечно, мне был очень интересен сам научный подход Брукера, который, чтобы понять предмет своего исследования, слушал ту же музыку, что и Боуи, читал те же книжки, ходил по улицам Бромли, заглядывая в его любимые магазинчики, носил похожую одежду и даже создал кавер-группу, исполнявшую песни Боуи. В конце концов, на одном из показов мюзикла Lazarus, уже после смерти Боуи, Брукера приняли за него, точнее, одна из актрис сказала, что ей почудилось, словно в зале присутствует призрак Дэвида. Брукеру даже пришлось ходить к психоаналитику, чтобы в конце эксперимента выйти из образа. Этот прием делает книгу интересной даже для тех, кто не является фанатом Боуи или вообще не знаком с его творчеством. Поп-музыке недостает такого научного внимания, она очень мало описана в строгих культурологических координатах. То, что поп-музыка этого заслуживает, давно ни для кого не секрет, но существует не так много людей, способных соединить терминологический, понятийный аппарат ученого с искренней, фанатской любовью к предмету. При этом сам Брукер не говорит однозначно, был ли его эксперимент успешным. Но это именно тот случай, когда ценен не результат, а процесс.
Понять, что именно имел в виду Боуи в той или иной песне, вряд ли возможно. Но можно попробовать по-новому взглянуть на эти треки, пропустив их через себя. Кроме того, Брукер прослеживает совсем не очевидные связи между творчеством Боуи и общественной мыслью. Например, он пишет, что в том же 1967 году, в котором вышел первый альбом Дэвида Боуи, появилось знаменитое эссе Ролана Барта «Смерть автора».
Павел Артемьев: Я, как и Лев, не скажу, что когда-либо был отчаянным фанатом Дэвида Боуи, но героем вполне могу его назвать. Фильм «Дэвид Боуи. Человек со звезды» — мой первый опыт дубляжа кино. Я давно хотел попробовать себя в этом качестве, и когда пришло такое предложение, согласился, не раздумывая. Конечно, в этой работе для меня на первом месте была задача — попасть в артикуляцию героя. Узнал ли я что-то новое? Надо отметить, что в начале фильма идет титр о том, что большинство показанных событий являются выдумкой. Вряд ли показанному можно верить до конца. Но фильм стал хорошим поводом переслушать что-то любимое, скачать классные книжки или приложения. Есть, например, хорошее приложение David Bowie Is…, сделанное на основе одноименной выставки. Такой переносной музей Боуи.
Борис Барабанов: Несмотря на то, что фильм относится к игровому кино, а книжка оперирует какими-то более или менее задокументированными фактами, между ними все же есть кое-какие параллели. В обоих произведениях присутствует тема психического расстройства брата Боуи Терри и в целом семейного проклятия в виде душевного недуга, преследовавшего родственников музыканта. Болезнь многими рассматривается вообще как один из двигателей его творческой мысли. В фильме эта тема не оспаривается, один из ключевых эпизодов — приступ помешательства Терри, который случается на концерте на глазах у его брата Дэвида. В книге есть и другая точка зрения: этот эмоциональный всплеск был результатом приема психоделиков, а не болезни. Какие еще пересекающиеся темы есть в фильме и книге?
Лев Ганкин: Думаю, имеет смысл говорить скорее не о каких-то частных темах, а о самой идее (которая есть и у Брукера, и у Барта): произведение искусства определяется не столько тем, что вложил в него автор, сколько тем, что видит в нем читатель или зритель. Когда мы смотрим чью-то кинобиографию, независимо от того, написано ли в начале фильма «основано на реальных событиях» или, наоборот, «все события выдуманы», то начинаем сличать то, что видим на экране, с некоей реальностью, которую знаем по биографическим книжкам или общепринятым версиям истории. Но Брукер, ориентируясь сразу на несколько источников, доказывает, что никакой реальности, с которой можно было бы работать режиссеру, не существует. Сам Боуи был большим мифотворцем. В его интервью многое выглядит не совсем так, как в других источниках. У всех, кто сталкивался с ним в жизни (у его девушек, музыкантов, звукорежиссеров, менеджеров), какая-то своя правда. Задача понять, «как все было на самом деле», выглядит нерелевантной. К тому же режиссер имеет право нарисовать своего Боуи.
Борис Барабанов: Очень похоже на историю фильма Алексея Учителя «Цой». Он тоже был предметом скандала с родственниками. Но автор имеет право создать свою реальность. И даже дать героям реальные имена прототипов. Потому что если ты художник, то по определению творишь миф, сочиняешь сказку. Единственное, в чем создатели фильма о Боуи оказались аккуратнее, это в том, что они не вынесли имя главного героя на афишу. Они назвали фильм Stardust. Это русские прокатчики все же дали ему название «Дэвид Боуи. Человек со звезды». А создатели фильма «Цой» назвали его «Цой». Понятно, что имя прототипа «продает». В этом смысле можно, конечно, обсуждать тему корректности такого названия. В остальном, любой байопик — это сказка, одобрен он героями или их родственниками или нет.
Павел Артемьев: Если отодвинуть в сторону сам факт того, что фильм рассказывает о Дэвиде Боуи, мне кажется, это очень классное роуд-муви и бадди-муви. История музыканта в самом начале пути и его отношений с менеджером. Их пара иногда трогает до слез. Это напомнило мне фильм Кэмерона Кроу «Почти знаменит». Какой-то он тоже уютный. Видно, что у него не гигантский бюджет, но все снято с большой любовью, трепетом. Они явно хотели сделать как лучше. Я недавно зашел на IMDB, чтобы посмотреть на реакцию публики на фильм Stardust. Комментарии разделились ровно 50 на 50. Либо 9/10 и 10/10, либо уже 1/10, 2/10. Основные претензии у тех, кто ставит кол, это то, что семья не дала добро и нет оригинальных песен Боуи. А те, кто смотрит этот фильм не как стандартный байопик, а как трогательное роуд- или бадди-муви, получают огромное удовольствие.
Борис Барабанов: Кстати, актер Марк Марон, который играет американского менеджера Боуи Рона Обермана, снимался и в «Почти знаменит», причем тоже в роли менеджера. У него типичная внешность «человека из шоу-бизнеса». Мне нравится твоя версия о «бадди-муви», при этом сложно назвать его типичным. Нельзя сказать, что только один Рон Оберман верит в Боуи и в итоге у них все получается. Он-то в него тоже не верит на 100 процентов. Просто оказался в таких обстоятельствах, когда нужно его продавать. В общем, фильм не так уж и одномерен. Скажи, а как ты во время дубляжа решал вот эту задачу: передать британский акцент Боуи, его аристократические, богемные манеры?
Павел Артемьев: В какой-то момент ты начинаешь вести себя так же, как человек в кадре: держишь руки, как он, берешь микрофон, как он. Странные метаморфозы происходят. Ты немножко хамелеонишь — впрочем, как и положено актеру.
Лев Ганкин: В фильме Боуи вышел все же практически до самого конца сомневающимся, плывущим по течению. Наверное, он таким и был, хотя из других источников да и из песен мы составляем о нем впечатление как о более деятельном, активном человеке.
Борис Барабанов: Стоит сказать, что из ситуации с песнями Боуи авторы в итоге как-то выкрутились. Они использовали те, которые он исполнял, не будучи автором: песни Жака Бреля и The Yardbirds. А оригинальную звуковую дорожку сочинила композитор Анна Никитина, чьи родители родом из Румынии и Польши. Она не новичок в зрелищной индустрии: на ее счету номинации на премии Ivor Novello и Emmy, она также написала музыку для фильма-лауреата BAFTA «Самозванец» и для ленты «Американские животные» об ограблении библиотеки Университета Трансильвании. Также в создании звуковой дорожки Stardust приняла участие казахская скрипачка Галия Бисенгалиева, музыка которой выпускается рекорд-лейблом Бьорк One Little Indian. Сам Джонни Флинн, исполнитель роли Дэвида Боуи, — тоже не дебютант. Он актер (на Netflix можно найти, например, сериал Lovesick с его участием), музыкант (выпустил пять альбомов, много пишет для телевидения и театра). И фильм о Дэвиде Боуи для него — попытка сделать очередной серьезный шаг в карьере. В картине он не только играет роль, но и поет, в сочинении музыки тоже принимал участие. В общем, «Дэвид Боуи. Человек со звезды» — это не просто история переломного момента в жизни героя, но и попытка всех его создателей перейти на новую ступень в жизни. Говоря о песнях Жака Бреля, стоит вспомнить, что он не согласился на встречу с Боуи, когда тот гастролировал в Париже, назвав его «@#$%ром», — Брель был страшный гомофоб. Однако и фильм, и книга свидетельствуют о том, что сексуальная ориентация являлась лишь одной из личин Боуи. Уилл Брукер пишет, что гомосексуальность была такой же маской, как и его симпатия к нацизму (вспомним скандальную реплику музыканта: «Из меня получился бы неплохой Гитлер»).
Лев Ганкин: Надо понимать, что Уилл Брукер — человек из левой университетской среды, и среди прочих существенных этических и философских вопросов в последние годы там активно обсуждается не просто вопрос борьбы с гомофобией, но тема культурной апроприации: может ли человек, не являющийся геем, использовать внешние атрибуты гей-культуры в своем творчестве? Как здесь примирить то, что, с одной стороны, Боуи таким образом ретранслировал тему сексуального разнообразия на широкую аудиторию, а с другой стороны, не будучи геем, ничем не рисковал. Это очень интересная часть книги. Не только самим содержанием историй, рассказанных Брукером, но и возможностью подглядеть за тем, как формируется актуальная общественная мысль. В книге даже используется само это слово «апроприация» в применении к гей-культуре.
Борис Барабанов: В то же время там приводятся слова Боя Джорджа о том, что «да, может быть, Боуи и не был геем, но для наших ребят он сделал очень важную вещь — дал возможность таким парням, как я, живущим в маленьких городках, почувствовать себя чуть спокойнее». Я еще хотел поговорить о теме смерти в книге (в фильме ее, понятное дело, нет). Принято находить в смерти Боуи, которая наступила спустя два дня после выхода его последнего альбома, какую-то особую драматургию, искать в его поздних произведениях намеки на приближающийся финал, и вот в клипе не песню Lazarus тоже есть своего рода знаки. Но в книге «Почему Боуи важен» этот мотив снижен. И тут я с Брукером солидарен. Никто не хочет умирать. И клип Lazarus со всеми его образами был снят до того, как он узнал, что умрет. Брукер просто рассказывает, как все было, шаг за шагом, и там нет разговора о том, что Боуи, подобно Фредди Меркьюри, «писал сценарий своих похорон».
Лев Ганкин: В клипе Lazarus как раз есть момент, когда двойник Боуи выходит из шкафа, а потом уходит в него обратно, и дверь шкафа закрывается, но не до конца. Брукер тоже обращает на это внимание, и он очень хочет развенчать вот это романтическое представление о том, что Боуи распланировал свой уход. Нет, Blackstar не рассматривался им как последний альбом. И продюсер Тони Висконти свидетельствует, что у Дэвида были нереализованные наброски песен. Он не знал точно, сколько времени ему отведено, но хотел продолжать работать. Альбом не задумывался как лебединая песня. Дверь не была закрыта до конца.