«Красная спина» (Le dos rouge)
Режиссер Бертран (Бертран Бонелло) в муках работает над новым проектом. Замысел ограничен двумя строками синопсиса. Чтобы пазл сложился, кинематографист начинает крестовый поход по музеям, чтобы найти абсолют — репрезентацию образа чудовища в живописи.
Соразмерно панической творческой немощи разрастается красное пятно на спине Бертрана, состоящее из отпечатков человеческих ладоней. Железная пята высокого искусства, не иначе. Le dos rouge — фильм о зеркалах, в которых мы ежедневно ищем что-то прекрасное (или, что равносильно, ужасное). Гляжусь в тебя до головокружения. Мифический монстр — лишь отражение. Автор ищет в былых свершениях других творцов подобие самому себе. Герой-рассказчик, стоя напротив полотна, придумывает историю, стоящую за ним, но забава неминуемо превращается в драму. Для Бертрана душевно-творческое терзание неотделимо от страдания, его искусство не существует без «боли» ума. Он вдохновляется для новых сказовых свершений. В них свое отражение увидят уже зрители. Пытаясь прочесть взгляд очередного натурщика на картинах Караваджо или Ренуара, мы смотрим прямиком в глаза художника. Так происходит и с кино. Экранный Бонелло снимает о перверсиях, как и реальный, интересуясь телесными трансформациями, внешним дефектом, шрамом, который на нас оставляет культура, этнос, прошлое. Бертран с детства воспитывался живописью и скульптурой. Эстетический эмоциональный шок, потрясение, наркотическая потребность в новом ярком впечатлении у мужчины давно затупилась. Передоз. Потому серая реальность, полная фантомов, абсурдных происшествий и знакомств, также превратилась в холст.
«Все работы Вермеера в Нью-Йорке» (All the Vermeers in New York)
Марк (Стивен Лэк) утомился работой на бирже. На Уолл-стрит идет ежедневная война за каждый цент, а трейдера тянет к мирному безвременью музейных залов. Свою отдушину он нашел на выставке Вермеера, с благоговением посещая «Метрополитен». Единожды завидев не слишком везучую и востребованную актрису Анну (Эмманюэль Шоле), Марк влюбляется, воспринимает ее как гений чистой красоты, сошедший с вермееровского же «Портрета молодой девушки».
Трагическая история чувственного несоответствия актуальному (по состоянию на начало 90-х) ритму жизни. Фондовый рынок на своем историческом пике рифмуется с индустрией купли-продажи искусства. Но там, где равенство денежное, пропасть духовная. Мирской этикет навязывает социальные ярлыки, вынуждая разыгрывать ненужные роли. Проявленное благородство лишь сковывает Анну, вдалеке маячит малоприятный статус содержанки. Суетный муравейник Нью-Йорк где-то там за окном, в шуме автомобильных гудков. Настоящее изживает последнего романтика, вплоть до физической немощи. Побег из тесных пространств (режиссер Джост «запирает» своих героев во внешне просторные жилища-клетки) возможен только в вечность. Она, как и высокие отношения, возможна, кажется, лишь в других границах, позолоченных рамках полотен великих живописцев. Только немая «Девушка с жемчужной сережкой», может, и услышит произнесенные на последнем дыхании признания в любви.
«Полет красного шара» (Le voyage du ballon rouge)
Симон (Саймон Итеню), стоя посреди улицы, обращается к красному шару, зависшему в воздухе на высоте пары метров. «Ты вернешься или нет? Я же жду тебя». Ни к чему этот монолог, впрочем, не приведет. Надувной товарищ продолжит парить по Парижским бульварам на учтивой дистанции, упорно следуя за мальчишкой.
«Полет» — оммаж «Красному шару» Альбера Ламориса, образу торжественного и вольного духа, который веет, где ему заблагорассудится. Несколько дней из быта неполной творческой семьи. Вскоре в узкую квартирку с высокими потолками внесут пианино. Дом на время наполнится музыкой, которой пронизана жизнь ребенка, стоит спуститься по лестнице и сделать несколько шагов в суету взрослых. Небо бескрайнее, вагоны электричек бесконечные. Где-то поблизости маячит мысленный красный друг, о котором забывают, когда становятся старше. Сюзанне (Жюльет Бинош), матери Симона, этого вдохновенного мерила для игр ума и не хватает. Взгляд иностранца. Сяосянь наблюдает за потаенным — той ширмой, за которую не заглядывают, если не хотят заглушить магию момента. Сюзанна озвучивает кукол в театральном представлении. Няня Симона монтирует кино. Сам мальчишка беспечно носится по своей молодости, без остановок, так как некогда. Эти две линии — красного шара и будней Симона — сочетаются несильно, но Сяосяню куда важнее порыв, момент, вынесенный в названии полет, в том числе и мысли человека за работой.
«Музейные часы» (Museum Hours)
Сестра Анны (Мэри Маргарет О’Хара) находится в коме. Чтобы навестить ее, главной героине приходится покинуть родную Канаду и отправиться в неизведанную Вену. Средств едва хватает, но внутренняя сила — куда большее богатство. В «Музее истории искусств» Анна знакомится с Йоханом (Бобби Соммер), вежливым немолодым смотрителем, почти что вросшим в паркет экспозиционных залов и своей монотонной жизни.
Будь Йохан дубом, его стоило бы спилить, чтобы узнать, как много колец насчитывает опыт мужчины. Человек-покой, он увлекает Анну за собой. Вместе — умиротворенный австриец и неприкаянная иностранка — будут созерцать мир вокруг, подобно полотнам Брейгеля. Анна с высоты прожитого, познавая сцены из своего прошлого иначе. Йохан, находя в уже изведанных улицах что-то новое. Его настоящее обретает такой же сакральный смысл, как при будничном изучении «Битвы Масленицы и Поста». Обнаружив торчащую из шляпы одного из героев картины сковороду, герой озаряет свой день открытием. Страж у деревянных ворот Вавилона — звучит гордо. Многочисленные выставочные залы как место столпотворения иностранцев, где каждый, говоря на своем языке, понимает самое главное. Когда музейные часы заканчиваются, начинаются записки о видимом. Могучая башня кажется уязвимой, отражаясь в луже, полной сигаретных окурков. В фильме Джема Коэна живописное — фиксация настроений и состояний. Промозглая осень, где еще минуту назад сидевшая на голых ветвях ворона взлетает и разрезает своим силуэтом серое небо. Картинка вечная и осязаемая вне зависимости от того, запечатлена она кистью или увидена воочию утром.
«Идеальный день Карла» (Karl's Perfect Day)
Поутру Карл Хольмквист (играет самого себя) медитирует, поливает цветы, а после выходит на пробежку. В наушниках гремит Jay-Z, на улице солнечно и немноголюдно. Так начинается не просто хороший день, а идеальный. В понимании самого Карла, конечно же.
Утомительно бессодержательные 24 часа жизни художника Хольмквиста, сокращенные до лаконичных полутора. Современное искусство интегрировано в повседневное, присмотрись, а то не заметишь. Подняться по лестнице многоэтажки на самый верх — вполне себе перфоманс, особенно если стены дома расписаны: граффити и анонимными посланиями незримому собеседнику. Помузицировать с друзьями, прокатиться на велосипеде, оставить на стенах своей квартиры импровизированные стихотворные строки. Этому действу нет конца, как нет ему и начала. Зайдет солнце, разойдутся гости, швед снова уснет, а поутру: медитация, пробежка, Jay-Z.